Многоножка - Вячеслав Береснев
Нюра, кажется, пришла в недоумение. Развернулась на крутящемся стуле полностью.
— Что ты хочешь услышать?
— Настоящую причину, по которой тут именно ты, а не кто-то из «Стаккато». У тебя буквально меньше всего причин приходить ко мне.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что ты ненавидишь меня! — не выдержал Саша. — Или ведёшь себя так, будто ненавидишь! Ты всё время меня сторонишься, а тут просто берёшь и… Эй, не нажимай там ничего, пожалуйста, я ничего не сохранил… — пока он говорил, Нюра, не глядя, взялась за мышь, начав переставлять какой-то из отрезков фильма.
— Давай поговорим, когда доделаем это и скинем на флешку, идёт?
— Точно? Без обмана?
— Базарю, — и Нюра сделала руками какой-то псевдокрутой жест. — Честное нюрческое!
Саша лишь вздохнул, подойдя и присев рядом.
— Короче, смотри… Я залип на этом моменте и не знаю, что дальше сюда делать…
Он вкратце объяснил Нюре, в чём заключалась загвоздка: по какой-то причине в файлах находилось два практически одинаковых отрывка, но один на пару секунд длиннее другого. При этом сами отрывки не имели никакого логичного продолжения, поэтому Саша и не знал, как дальше поступить.
— Вы точно всё мне скинули?
— Точно. Было тридцать два файла, и вот они все тут… Ты музыку подбирал где-нибудь, кстати?
— А я что, должен был? — удивился Саша.
— Ну, а как без неё? Совсем ведь тухло выйдет… Давай сделаем вот так…
* * *
— Доминик, только попробуй умереть! Я никогда тебе этого не прощу!
— Не волнуйся, Элеонора. Я ни за что не умру. Вернусь, и мы снова сразимся…
— Не понимаю, — вздохнула Нюра, когда предпоследняя серия второго сезона «Доминик-Плюс» закончилась и пошли титры. — Каким чёртом Доминик с Элеонорой теперь так пекутся друг о друге, если ещё в прошлом сезоне на дух друг друга не переносили?
Фильм был доделан несколько минут назад; Нюра вносила последние правки, когда Саша от безделья включил на телефоне «Доминик-Плюс». Чем Нюра тоже заинтересовалась: как оказалось, она смотрела только первый сезон, но из-за учёбы почти полностью упустила второй. Ни она, ни Саша не заметили, как залпом просмотрели семь серий.
— Ну, после того, как они оба прошли через Сквозное Измерение… — напомнил Саша. — Типа, их отношения наладились и всё такое.
— Холлоу Дименшен это тебе не тоннель влюблённых, это не может вот так разрешиться!
— Ну блин, они же тогда объединились ради того, чтобы выбраться оттуда. И Элеонора вспомнила, что Доминик напоминает ей брата…
— И что? — не унималась Нюра. — Мне не нравится это клише «из врагов в любовники». Тем более такое наспех склеенное. Пускай бы лучше Элеонора так до самого конца его и ненавидела.
— Ненависть не выход, — возразил Саша. — Каждому персонажу так или иначе нужно развитие…
— Но не посредством намеренного изменения его характера! Вот смотри: в начале этого сезона Элеонора заявляет, что сотрёт Доминика с лица земли. Когда во время их сражения он случайно лишает веса Инкубикс, они перемещаются в Холлоу Дименшен — и она всё ещё пытается его убить, пусть это и не очень выходит. А потом она просто… Как будто передумывает его ненавидеть! Ну так ведь не бывает!
— Ну так и Плюс-сил тоже не бывает…
— Классно, что ты знаешь, что такое художественные приёмы и развитие персонажей, ага, — саркастично съязвила Нюра.
Тут уже Саша разошёлся не на шутку:
— Я не знаю, что такое художественные приёмы?! Серьёзно?! Да ты ж книги, блин, читаешь, ты должна знать, что персонажам нужно развиваться и проходить через изменения! Злые персонажи — по-настоящему злые — никогда не меняются, только если они глупы! Вуро, Зикал, Горнелом, Виора — все они так или иначе изменили мнения в ходе сериалов, это помогло им стать более глубокими персонажами!
— Ну так они и менялись не за одну, блин, серию! — воскликнула Нюра. — Типа, Вуро я ещё могу понять, там его отец предал. А вспомни, к примеру, Кэм из «Легенды о Наорре». Ты смотрел?
— Первые шесть сезонов, дальше не осилил.
— Я тоже… Господи, там сейчас такая муть, когда они уже, наконец, закончат? В общем, я про что начала говорить: помнишь злую сестру Наорры, Кэм? Наорра же всеми силами пыталась убедить её примкнуть к ней. И Кэм сомневалась, размышляла иногда, правильно ли поступает. Но всё же оставалась злой, и это не сделало её менее глубоким персонажем! В этом и суть!.. — Нюра встала, начав ходить по комнате, будто читала лекцию. — Представь, если бы Элеонора не изменилась бы. Да, сочла бы Доминика неплохим, в общем-то, парнем или сильным противником, но всё равно они же непримиримые враги!
Саша вздохнул.
— Чай будешь?
Нюра на мгновение задумалась.
— Я бы не отказалась, да.
Они пошли на кухню. Нюра уселась за стол, болтая ногами, как маленький ребёнок. Саша поставил греться чайник.
— Дурацкое клише. Просто для того, чтобы зрители были счастливы, — вздохнула Нюра, глядя в окно. — Мне нравится, что во многих книгах подобного почти нет. Автор пишет так, как хочет, как вздумается, захочет — сделает хоть описание горного пути на десять страниц. И никто ему ничего не скажет. А тут создатели просто решают забабахать le romantic на пустом месте…
— Я всё ещё с тобой не согласен, — сказал Саша, чуть превышая голосом звук чайника. — Между Домиником и Элеонорой может не быть никакой этой самой romantic, но разве не здорово, если она поменяет мнение? Изменится, перестанет считать Доминика врагом.
— Довольно сложно изменить своим принципам, знаешь ли.
— Поэтому нужны обстоятельства, которые сведут двух персонажей друг с другом… Таким у Доминика и Элеоноры стало Холлоу Дименшен.
Когда чайник, вскипев, щёлкнул, Саша налил кипятка в две кружки. Кинул два разных пакетика, и в одну кружку насыпал две ложки сахара. Её он поставил перед Нюрой. Та чуть повела носом.
— О, с бергамотом!
— Я ж помню, что тебе нравится, — сказал Саша, размешивая сахар в своём чае.
Немного отхлебнув, Нюра сказала:
— Ладно, может, ты и прав. Может быть… может, после Холлоу Дименшена Элеонора осознала, что Доминик не такой уж плохой. Но ей не так просто это… выразить. Почему она сразу стала относиться к нему, как к другу? Это совсем не похоже на то, как было бы в реальности.
— А как было бы в реальности? — спросил Саша без энтузиазма.
Нюра поводила пальцем по краешку кружки, глядя на поднимающийся от горячего чая пар.
— Не знаю.
