Альберт Лиханов - Собрание сочинений (Том 3)
На этом стендалевский сюжет закончился. Сашино письмо поставило точку. Молодой человек - здесь девица! - бьется за место под солнцем, применяет все приемы - законные и запрещенные, где надо, бьет в под дых, и все это в изящной упаковке: работа, новые цели, смысл жизни!
Первое, что я воскликнула, прочитав единственную Сашину строчку на большом белом листе:
- Как же Игорь?
Глупый вопрос: или с отцом, или с матерью, третьего не дано - так мне казалось в ту наивную пору, нет, плохо я знала еще свою невестку, плохо.
Через несколько дней прилетел Саша. Я плакала, целуя его, он уговаривал успокоиться. Вечером, когда Аля уснула, я вскипятила чайник, и мы начали тягостный разговор. Тягостным он был потому, что Саша поначалу отмалчивался и мне приходилось клещами вытаскивать из него слова. Казалось, он сам ошарашен, не готов, не ожидал. Я спросила его об этом.
- Что ты! - воскликнул он. - Через месяц после нашего переезда знал: кончится этим.
- Именно через месяц?
- Таинственный доброхот сунул мне в стол записку, отпечатанную на машинке.
Он умолк, я подтолкнула:
- Что в записке?
- Цена бумаге, которую дал Рыжов для обмена.
- Была цена? - удивилась я.
- Еще какая! - усмехнулся Саша и, помолчав, поколебавшись, назвал ее. - Постель.
Я рухнула головой на стол, зарыдала в отчаянии: не может быть, не может быть! Представила себе рыжего Рыжова - всего, до кончиков пальцев, в отвратительных веснушках, орангутанга, грязное животное, - с трудом проговорила:
- Какой негодяй!
- Негодяем оказался я. Показал записку Рыжову, он перепугался, трясся весь, боялся, пойду в дирекцию, партком, умолял, валил все на Ирину. Тогда я показал записку ей. И знаешь, она сказала, что сделала это ради меня, а я неблагодарная скотина. Негодяй. Ушел из института, ты знаешь.
В моей судьбе хватало катастроф - они корежили душу, жгли и ломали, и всегда я, как и те, кого я знала и кому тоже досталось от жизни, старалась выбраться к добру, к спокойствию, к радости, - это было естественно, единственно возможно и справедливо. Даже в страшном бреду не могло пригрезиться такое: ради пользы - самой развязать катастрофу, очертя голову кинуться в омут. Нет, невозможно представить себе, невозможно!
И Саша! Жить с человеком, который изменил, чтобы только въехать в Москву: нечто чудовищное, не поддающееся нормальному рассудку.
- Как ты мог? - опять прошептала я, ни к кому не обращаясь.
- Простил, - проговорил сын. - Любил, вот и простил, но напрасно, любовь ничего не спасла. Сама выгорела.
- И ты ушел?
- Нет, - проговорил он слишком медленно и как-то искренне, - мы разошлись.
- Ушла она?
- Мы разошлись в разные стороны.
- Что это значит? - у меня не хватило ни ума, ни сил разобраться в словесных фокусах.
Мой сын мужественно спрятал свой взгляд под стол и произнес приговор:
- Она ушла к другому мужчине, я ушел к другой женщине одновременно, вот и все.
Вот и все!
Забыться бы, оглохнуть, умереть! Вот и все... Я думала, могла предположить, что невестка способна на такое, но вот, оказалось, и сын. Хотя?.. Он ведь не ушел сразу, не поступил, как водится, если мужчина оскорблен, а терпел, может, выжидал, почти совсем как Ирина.
- У нее будет ребенок, - добавил лишь Саша. - Вышла замуж за дипломата.
- А ты? - с трудом проговорил я.
- Я? - Он рассмеялся, будто от души отлегло. - Бери выше! Доктор наук, лауреат...
- Депутат? - прошептала я.
- Пока не депутат, - ничего не понял он. - Но чем черт не шутит!
- Вы рехнулись, сошли с ума. И ты, Саша...
Он опустил голову, кажется, обиделся.
- Тебе трудно, понимаю, такие новости. Но я, кажется, впервые счастлив. Меня любят. Я люблю тоже, но любят и меня, понимаешь?
Он смотрит на меня испуганно и вопросительно, мой взрослый сын.
- А Ирина?
- Родит ребенка и поедет в Испанию.
Я-то спрашивала про любовь.
- С кем же Игорь?
Саша потупился, сцепил замком пальцы, напрягся.
- Видишь ли, ма, - произнес он довольно жестко для такого безвольного характера, - сын отказался ехать с кем-либо из нас. И мы согласились.
- Как отказался? - удивилась я. - Он еще мальчик, у него и прав-то нет никаких, разве мыслимо оставлять его без родителей!
- Мыслимо, мама, мыслимо. Через год он окончит школу, поступит в институт, взрослый человек. Что касается меня, то у Эльги, это моя жена, двое детей, она вдова, а Иринин дипломат хочет за границу, ему не до Игоря.
- Отдайте внука мне! - крикнула я. Но сын покачал головой...
- Он и тебе не нужен, у тебя Аля. И вообще...
- Что вообще? - возмутилась я, теряя самообладание.
- Однокомнатная квартира остается за ним, мы не бросим его, в самом-то деле, окончит институт, женится. Он ни в чем не получит отказа, поверь мне, Эльга - добрая баба, за этим не станет, не волнуйся.
- А совесть, сынок? - спросила я. - За ней не станет?
- Он не нуждается в нас, взрослый парень, - отвернулся сын.
- Напрасно так говоришь, - ответила я, - в родителях нуждаюсь даже я, старуха.
- Ну чего ты хочешь? - сказал Саша. - Игорь отказался ехать. И со мной и с Ириной.
- Скажи напоследок, - попросила я, измученная этим невероятным разговором. - Только, пожалуйста, честно: чья это идея - твоя, Ирины?
Он мотнул головой:
- Игоря!
Сильные валят на слабых. Взрослые - на детей.
Кто как, а я в серьезных разговорах теряюсь, выясняю не все и потом мучаюсь неразрешенными вопросами, страдаю бессонницей. Но объяснение с сыном, - разговор, даже самый серьезный, куда большее - суд, приговор, истязание, пытка. Я плохо соображала, не все могла понять, многие его слова пропускала, впадая в глухоту, онемение, транс, потом спохватывалась, но поздно, что-то было пропущено из сбивчивых рассуждений Саши.
Когда он выходил из дома, чтобы отправиться в аэропорт, я пожелала ему по привычке: "Будь счастлив!" - но тут же укорила себя в неискренности - теперь я не верила в его счастье. Хуже: он стал мне чужим.
Я стыдила себя, принуждала думать и чувствовать по-иному, как прежде, но не могла, нет, не могла: сын отдалился от меня, и чем больше я думала о нем, тем быстрее он удалялся.
Где ночевало твое достоинство столько долгих и лживых лет, запоздало спрашивала я его и сама себе отвечала: значит, не было достоинства, ведь любовь без достоинства унизительна, а значит, немыслима.
Что означало многолетнее твое терпение, спрашивала я про себя, ведь потом-то любви уже не было, выходит, оставалось выжидание, голый расчет, откуда это у тебя, мой сын? От безволия, от бесхарактерности? Не слишком ли утешительное объяснение?
А новая семья - может, ты снова плывешь по течению? И это плавание опять станет губительным? Не прячешь ли ты, как страус, голову в песок? Боишься жизни, не хочешь ее изменить.
Игорь, наконец, что с ним?
Неведомая мне Эльга, двое чужих детей, новый Саша, дом, его работа, все совершенно не задевало, не трогало меня.
Игорь!
Чувства, точно высвобожденные отсутствием сына, сфокусировались на Игоре - внуке и сыне сразу.
Поворочавшись неделю в бессонницах, я принялась за активные действия. Пошла в читалку, позвонила немногим друзьям, выход, хоть и неважнецкий, нашелся: я наняла к Але студентку из медицинского института с питанием, ночевкой, пристойной платой и помчалась в Москву.
Опускаю подробности встречи, я давно не видела Игоря, года три, пожалуй, только фотографии, однако, их тоже давненько не было, и с трудом узнала внука - высокий, выше матери, сухощавый, с лицом, чуть вытянутым, как у отца, но ярким, материнским, и глаза, конечно, ее. Красивый мальчик - и мой и какой-то чужой.
Ласковое детство истаяло вдалеке, он не бросился мне на шею, как прежде, сдержанно поцеловал, взял из рук вещи, стал помогать стягивать пальто. Я смутилась, передо мной был другой человек, однако прикрывать волнение болтовней уже не хватало сил, только спросила:
- Не прогонишь? Приехала пожить к тебе!
- И ты? - он отступил в комнату, смотрел на меня улыбчиво, но неприязненно.
- Что значит "и ты"? Кто-то уже приехал?
- Да просто так, - усмехнулся он.
Просто так ничего не бывает, но и дом сразу не строится, мне требовалось немало терпения, чтобы все увидеть и все понять.
Говорят, для человека лет шестнадцати год равен эпохе. Игорю выпало несколько за один год.
Свой визит я начала с инспекционного осмотра квартиры.
Холодильник был набит едой по крайней мере на семью из трех человек мясо, всевозможные колбасы, сыры, готовые котлеты по-киевски, пельмени, в нижнем, для овощей, отсеке банки с соками и икрой - красной и черной. Комната как с иголочки, сияет чистотой. Ванна, великолепно отремонтированная, блещет кафелем, громадным зеркалом, возле которого, будто здесь есть женщина, разноцветная вереница шампуней, на стене, рядом с большими, тоже цветными, полотенцами, роскошный, иностранного происхождения, малиновый махровый халат.
Я решила не форсировать событий, а говорить с Игорем осторожно, как бы частями, - сегодня об одном, завтра о другом, - сперва осмотреться, и когда он утром отправился в школу, неспешно взялась за хозяйские заботы. Открыла шифоньер, вытащила носки, майки, рубашки.
