Спиридон Вангели - Кукарека Иванович
Только к вечеру решил Нани выпустить Титирикэ из его заточения. Постучал сначала в дымоход — Титирикэ не отвечает. Тогда позвал его.
Титирикэ теперь молчал назло Нани, — пусть тот думает, что он и вправду умер.
Нани же, вместо того, чтобы зареветь с горя, — слезает с чердака, да, не будь дураком, разжигает в печке кучу соломы, приговаривая:
— Сейчас, Чик-чи-рикэ, как миленький вылетишь у меня из трубы вместе с дымом!.. Руками только почаще маши, чтоб на землю мягко спуститься…
— Эге-ге-ге! — подумал Титирикэ. — Тут уж, кажется, не до шуток, — хочешь, не хочешь, придётся, видно, немного поработать трубочистом у Нани! — И полез, цепляясь за кирпичи, по трубе вверх; выбрался на крышу из дымохода, чихая и кашляя.
Страшный, как чёрт, стоял посрамлённый Титирикэ на крыше сарая, а Нани внизу хохотал, хватаясь за живот, как недавно смеялся над ним сам Титирикэ.
Спрыгнул Титирикэ с крыши — и скорее домой, перепрыгивая через забор, потому что разве мог он кому-нибудь показаться в таком виде? И хоть бежал быстро, отряхиваясь по пути, всё равно казалось, будто это не Титирикэ, а чёрное облако, принявшее его вид, катится, оставляя за собой дымный след и запах гари.
Надо сказать, здорово проучила Титирикэ вся эта история. С тех пор он уже не хвастался, что Нани у него запасным карманом работает, а к воротам своего приятеля и близко подойти боялся. Если же и случалось проходить мимо, то сгибался как-то странно и убыстрял шаг…
Человек с двумя шапками
Из дома он всегда выходил в серой каракулевой шапке, сшитой на заказ. Шапка была роскошная, волнистая спереди и сзади. И носил тот мужчина свою шапку как-то по-особому, то надвинув на глаза, а то лихо, набекрень. И никто не знал, что за пазухой у хозяина была спрятана совсем другая… шапка не шапка, а какой-то чугунок из облупленной кожи, к которому то ли сам владелец, то ли ещё кто пришил два дурацких уха длиною в аршин.
Завидев его на шоссе в серой шапке, любой шофёр, по какой-то непонятной причине, невольно резко тормозил и распахивал настежь дверцу: «Садись, мол!..» А подъезжая к Бельцам, каждый из них и карман тоже распахивал для рубля, да подлиннее… Глядь!.. А в кабине рядышком вместо человека в роскошной серой шапке сидит, сгорбившись, совсем другой мужичонка, в надвинутом на лоб до отказа словно бы чугунном котелке и в заскорузлой руке держит три копейки…
«Чёрт знает что! — раздумывал про себя водитель и даже плевал ему вслед. — Сажал одного, а высаживаю совсем другого!..»
И разлетелась молва по всем сёлам на запад и на восток: ходит по этим краям человек с двумя шапками и тремя копейками.
Ищут его люди там, а он появляется тут. Ищут тут, а он появляется там.
Пришла как-то весть из села Куболта: один ездовой пошёл купать лошадей и так и не вышел из воды. Женщина увидела через окно, что как раз в то время, когда он кричал, что тонет, по берегу шёл какой-то странный человек в ушанке…
Пока женщина металась по селу, поднимая тревогу, человек в ушанке как сквозь землю провалился. А среди тех, что собрались на берегу, был какой-то незнакомый мужчина, но только в серой шапке.
С плачем вытащили ездового, а женщина говорит:
— Люди добрые! Никак, тот, в ушанке, первый бросился в воду спасать нашего ездового и сам утонул, бедняга!
Два дня с утра до ночи искали его на дне пруда. Шестами искали, баграми, сетками, и всё без толку, в то время как ушанка была уже на мельнице в селе София.
Видя его таким затюканным и жалким, жители села, народ сердобольный, пропустили его без очереди, а один даже сказал:
— Давайте, люди добрые, поможем ему. Смотрите: у него даже стоящей шапки нет.
И стали один за другим тащить наверх его мешки, а что в мешках это их не интересовало.
Человек в ушанке набил свои мешки белой как снег мукой, и тут же его не стало, словно испарился…
После смотрят люди — что за напасть: идёт какая-то серая мука. Давай пробовать её — трещит на зубах. Нюхают — землёй отдаёт!
Тут же берут за грудки мельника:
— Это мука называется, а?
— Ох, ох, ох, — хватается за голову мельник, — кто-то сыграл злую шутку! Поди знай, что у человека в мешке?! И что в голове!
Ну и шумиха поднялась на мельнице! Слова, как зерно, сыпались.
— Кто это сделал? Посмотреть бы ему в глаза! — грозили друг другу кулаком сельчане.
Полная мельница людей, и все до одного сердитые. Только когда языки устали, вспомнили про человека в ушанке, кинулись искать, а его и след простыл…
Ну что за напасть?!
Встретились потом как-то двое, один из Софии, другой из Куболты, разговорились, и пошла молва дальше: берегитесь, люди добрые: тот, что в ушанке, не утонул!
Один готов был поклясться, что видел его, когда он спускался по дороге в Шишки. Другой клялся, что видел серую шапку выходящим из села.
Правда, там у многих серые шапки.
С тех пор жители села Шишки, заходя друг к другу по делам или в гости, сразу косят глаза на вешалку. А Титирикэ, тот разыскивал ушанку даже с помощью бинокля. Ушей находилось сколько угодно, а вот облупленного чугунка не видно было.
Осенью человек в серой шапке повёз продавать виноград в Бельцы. К тому времени и до горожан дошёл слух о человеке с двумя шапками. И каждому хотелось поймать его первым.
Люди осторожно заглядывали под прилавки и во всякие закоулки, куда только можно было заглянуть, — не было нигде ушанки.
«Смотри-ка, как же это он продаёт без неё? А может, это не он, а кто другой?» — сомневались бельчане. Но виноград покупали. Виноград был что надо.
Покупают они виноград сегодня, покупают завтра, глядят на весы. Весы точно показывают, как в аптеке. А дома нескольких гроздей не хватает, хоть умри. Гири на своих местах, весы проверили — тоже в порядке, ни к чему не придерёшься. А веса полного нет как нет… Ну… и опять начали искать проклятую ушанку.
— Да при чём здесь шапка, люди добрые? — защищался крестьянин. Вот и милиция покупает у меня виноград! — говорил он в полное своё оправдание.
Но и бельчане не простаки. Ищут они ушанку, ищут… и видят: стоит под прилавком… улей. Тут только и заметили люди целый рой пчёл на весах. Разгуливают они по винограду, словно в своём улье, целыми стайками, жужжа, с одной кисти на другую перелетают.
Покупатель берёт с весов виноград, пчёл отгоняет, а они садятся на другие грозди, и человек взвешивает точно, ну как в аптеке…
— Виноград первого сорта! — нахваливает хозяин свой товар. — Пчела на плохой виноград ни за что не сядет, хоть на верёвке её тащи. — И опять взвешивает тех же пчёл — кладёт их вместе с виноградом на весы.
Тут бельчане, грозно гудя, окружили улей, но и пчёлы, раздражённо жужжа, облепили бельчан, и началась настоящая война. Один отмахивался шляпой, другой портфелем, третий газетой, а кто и просто руками.
Разозлились тогда пчёлы: «Ах, так!..» — и давай жалить всех подряд, правых и виноватых. Поднялся страшный переполох на рынке:
«Ох! Ох!» — кричали горожане, совсем как сельские жители.
«Дым! Дым нужен!» — закричал один, более опытный в таких делах человек, сразу видно, что пчеловод.
Тут каждый зажигает, кто что может. Повалил дым из разных мест.
— Эй! Рынок горит! — Пожарные прыгают в машины.
Ну, с помощью дыма и воды пробили себе дорогу к улью. Когда один из пожарников заглянул внутрь, то увидел… ушанку и вытащил её на свет божий. А на дне, под ней, что бы вы думали было? Ну конечно, медовые соты!
— Вот она!.. Вот она!.. — закричали бельчане, с треском отрывая от шапки уши. И тут вокруг этого проклятого головного убора началось целое собрание, правда, что без президиума.
— Ах ты, нечистая сила! — орали горожане и сельчане. И кто старался плюнуть на неё, кто об землю ударить, а кто под ноги себе бросить и в землю втоптать.
— Под суд всех отдам! — разозлился крестьянин. — Убыток хотите мне причинить? Души у вас нету! Связались с какими-то пчёлами, а на ни в чём не повинной шапке хотите злость свою сорвать?!
Но бельчане после этого забрали у него и улей, и виноград и вытолкали его, улюлюкая, в три шеи с базара.
Присел тогда этот крестьянин на кротовый холмик и сказал:
— Ничего, зимой смешаюсь опять с теми, у кого серые шапки, попробуй тогда узнай меня!..
Но до зимы человек этот успел сшить себе другой чугунчик из кожи, к которому пришил два уха, ещё длиннее старых. Когда стало примораживать, он спрятал чугунчик за пазуху… и снова, как говорится, навострил лыжи. Правда, в Бельцы больше не показывался, чего не было, того не было, ему хватало где развернуться и без Бельц.
И, может, и сегодня его бы не опознали односельчане, если бы не один случай.
В доме у него была подушка для гостей. Вечером жена приносила гостю эту подушку, белую как лебедь и такую мягкую, что голова проваливалась в неё вместе с ушами.
