Девчонки и слезы - Уилсон Жаклин
Я читаю дальше. Ой, мамочки. Цыпа отправился пить чай к Наташе, младшей сестре Надин.
«Надеюсь, я вернусь к шести, но если задержусь, будь ангелом, Элли, забери Цыпу», – пишет Анна.
Остается надеяться, что она не задержится. Мне совершенно не улыбается идти к Надин, во всяком случае сегодня.
До чего же приятно хоть иногда побыть дома одной. Я долго принимаю горячую ванну, лежу на спине под слоем пены и поглаживаю свое несчастное больное раздувшееся брюхо.
ЖИРНАЯ!
Нет! Не хочу думать о Надин. Или о Магде. Или о папе. Или об Анне с Цыпой. Или о Расселе. Хочу думать о себе.
Я насухо вытираюсь полотенцем, натягиваю свой старенький джинсовый комбинезон и полосатую толстовку, усаживаюсь на кровать скрестив ноги и рисую мышку Мертл. Какие только приключения не выпадают на ее долю, жуть. Она даже бежит в Лондон и поселяется в метро, прячется в туннелях и шмыгает в укрытие всякий раз, когда мимо с грохотом проносится поезд. Ее великолепная голубая шерстка становится черной как сажа, и она теряет кончик хвоста, едва не попав под сапог рабочего.
Но все кончается хорошо. Маленькая девочка выманивает Мертл на платформу, показывая ей бутерброд с сыром. Она заворачивает перепачканную мышку в салфетку, кладет себе в карман и уносит домой, где ее отмывают от сажи, холят, лелеют и дарят ей великолепный новый домик. Опять кукольный, но теперь он похож на особняк и принадлежит только Мертл. Домик обклеен обоями, выдержанными в единой цветовой гамме. На кухне обои голубые с рисунком, как на китайском фарфоре, в гостиной – в голубую розочку, в спальне – темно-синие, усыпанные крошечными серебряными звездочками.
Закончив историю, я нежно поглаживаю Мертл по голове – на последней картинке она уютно устроилась под темно-синим пуховым одеялом. Затем отыскиваю большой конверт и надписываю адрес. Прилагаю записку, в которой объясняю, что не заполнила анкету участницы конкурса, потому что у меня ее нет, и понимаю, что все равно опоздала, но не могли бы они тем не менее пойти мне навстречу и взглянуть на рисунки.
К шести Анна не возвращается. Папы тоже нет. Так что приходится играть роль ответственной старшей сестры.
По дороге к дому Надин я бросаю конверт с рисунками в почтовый ящик. Глупо, но я заметно нервничаю, шагая по чистенькой посыпанной гравием дорожке к входным дверям. Гравий под ногами хрустит – хруст, хруст, хруст. В животе дергает – дерг, дерг, дерг.
Дверь открывает мама Надин, вид у нее слегка ошалелый. Из кухни доносятся взрывы смеха – дети пронзительно хохочут.
– А, это ты, Элеонора. Заходи, дорогуша. Я ждала Цыпину мать.
– Она занята по работе.
– Ясно. Надеюсь, дорогуша, ты пришла забрать своего братца. Он чересчур разыгрался. Не слишком полезно перед сном. Опрокинул на себя апельсиновый сок, пришлось его переодевать. Хотела надеть на него Наташины джинсы и свитер, но у него оказались другие планы.
Тут словно по заказу на кухню врывается Цыпа, за ним гонится Наташа. На ней джинсы и тяжелые Цыпины ботинки, длинные волосы забраны под бейсболку. Мамочки! Цыпа напялил на себя Наташино розовое выходное платье в оборках. К коротким волосам прицеплены розовые заколки, на руках болтаются браслеты, и он ковыляет в туфлях на высоких каблуках с бриллиантовыми бантиками.
– Привет, Эллюха – толстое брюхо! Я твоя сестра Цыплина, а это мой приятель Нат, – пищит Цыпа глупым фальцетом.
Мой брат – маленький трансвестит.
– Цыпа, сними это платье сию минуту. Ты его измажешь, – приказываю я. – И давай собирайся домой, мы уходим.
Цыпа пропускает мои слова мимо ушей. С радостными воплями он проносится мимо и вдруг начинает танцевать канкан, с трудом удерживая равновесие на высоких каблуках. Наташа покатывается со смеху, когда он демонстрирует всем нам, что позаимствовал у нее трусики в рюшках.
– Я с ним сама разберусь, – устало говорит мама Надин. – А ты пока поболтай с Надин. Она в кабинете, работает на компьютере. В последнее время она часто пользуется Интернетом, говорит, он нужен для уроков.
Кто бы сомневался. Мне совершенно не хочется видеть Надин, но не говорить же ее маме, что мы не разговариваем. Я плетусь в кабинет. Надин скрючилась перед экраном компьютера и с глупой ухмылкой читает письма. Она подпрыгивает от неожиданности, быстро свертывает электронную почту и только затем обнаруживает, что это всего-навсего я. Мы глядим друг на друга. Обе заливаемся краской.
– Элли?
– Надин?
Повисает пауза. Что на нас нашло? Мы ведь лучшие подруги, всегда ими были и навсегда останемся.
– Это твоя жирная подружка, – нетвердо говорю я.
– О, Эл, прости меня.
– И меня прости.
Мы бросаемся к друг к другу и обнимаемся.
– Ну мы с тобой и дурынды! – говорю я.
– Это точно. Элли, я не хотела тебя обидеть.
– А ты не думай, что я ханжа и синий чулок, в общем, сама понимаешь… – Я машу в сторону пустого экрана.
– Ясно дело, это немного рискованно. В Интернете полно придурков. Но Эллис не такой, Элли. Он… парень моей мечты. Пишет удивительные вещи. Хочет все-все обо мне знать, а не талдычит только про себя, как Лиам. Не строит из себя крутого. Поверяет мне свои секреты, рассказывает о страхах, признается, что очень стеснительный… Говорит, что если мы встретимся, он будет стоять как истукан и молчать, словно набрал в рот воды.
– Надеюсь, ты не собираешься с ним встречаться?
– Нет-нет, естественно, не собираюсь, – выпаливает Надин. – Да не волнуйся так, Элли. Он очень милый, правда. Сейчас я тебе кое-что покажу.
Она снова включает компьютер и находит для меня несколько его ранних писем. Они действительно замечательные. Он рассуждает о «Занаду» и о жанре фэнтези, говорит, что целых пять раз читал «Властелина колец», но это книга для мальчиков, а «Занаду» – суперклассная вещь, поскольку рассказывает о девочках, а он любит девочек. Дальше он признается, что у него есть идеал девочки, еще лет с двенадцати – это чудаковатая и скромная девочка-гот, с которой можно поделиться своими переживаниями. Он не хочет забегать вперед и торопить события, но по его ощущению, Надин и есть та самая девочка, только лучше, поскольку она очень красивая, куда симпатичнее актрисы, которая играет Занаду в сериале…
– Потом он переходит к очень личным вещам. Я тебе не покажу, Элли. Я даже Магде не все давала читать.
– Ну Нэд, пожалуйста.
И она уступает. Читаю, а сердце глухо бьется. Умом я по-прежнему сознаю, что это безумие. Какой-то незнакомый тип пишет Надин о глубоко интимных вещах, а ведь ей всего четырнадцать. Но пишет он действительно здорово. Совсем не пошло, а проникновенно, волнующе и романтично. Очень-очень хочется услышать от Рассела что-нибудь в этом роде.
10
Девчонки плачут, когда их не понимают бойфренды
– Ах, Элли, я тебя люблю.
Поцелуи.
– Ах, Элли, я тебя люблю.
Опять поцелуи.
– Ах, Элли, я тебя люблю. Ну пожалуйста.
Уже не только поцелуи.
– Ах, Элли, я тебя люблю. Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Борьба. Обиды. Опять поцелуй. Иногда прощальный. Иногда после него все начинается заново. Становится немного… скучно.
Да ничего подобного! Типун мне на язык. Я люблю Рассела. Он для меня единственный на всем свете. Я ношу его кольцо не снимая. Просто наши встречи протекают по одной и той же схеме. Рассел повторяет те же самые слова – каждый раз, каждый раз, каждый раз.
Уже мечтаю о том, чтобы Рассел взял пример с Эллиса и проявил побольше выдумки. Сочиняю целый альтернативный сценарий и мысленно прокручиваю его в голове – воображаемый Рассел не только говорит, но и делает совершенно восхитительные вещи. По сравнению с моими фантазиями наши поцелуи и объятия кажутся унизительными и жалкими. Ничего не жалкими. Я чересчур привередлива и опять ко всему придираюсь. Нельзя сказать, что я сама веду себя романтично и лезу из кожи вон, чтобы Рассела осчастливить. Ведь он постоянно умоляет меня об одной вещи, и я едва не согласилась, а потом меня разобрал смех. Рассел разозлился, а мне стало еще смешнее, и я уже не могла остановиться.
