Былины Печоры и Зимнего берега - Автор Неизвестен
Еще стало тут Идо́йлушку помётывать,
Еще стало тут Идо́йлушку посвистывать,
Еще стал тут Идо́йло за снасточки похватываться.
115 За какую снастку схватится — снастка по́рвется.
Говорит тут Олешенька Попович млад:
«Уж ты гой еси, поганое Издойлище,
Не тобой-то были ведь снасти сна́щены,
Не тобой-то были деревца ставлены,
120 Не тебе-то, проклятому, обрывати же».
Еще стало тут Издо́йлушку помётывать,
Еще стало его ведь пуще посвистывать.
За каку снастку схватится — снастка по́рвется.
Говорит тут Добрынюшка Никитич млад:
125 «Уж ты гой еси, поганое Издойлище,
Не тобою-то были ведь снасти сна́щены,
Не тобою-то были деревца ставлены».
Вынимает тут Добрыня саблю вострую,
Отрубает тут Идо́йле буйну голову.
130 Как оттуда-то ведь Анна поворот держи́т,
Поворот-то держи́т да в стольный Киев-град.
84
ПРО ДЮКА
* Еще кто бы нам, братцы, старину́ сказал,
Старину́ ту сказал да на старинный лад,
Еще кто бы-то ль, братцы, давнюю песню спел,
Всё песню ту спел да под гуслярный звон?
5 Как во той-то ли было малой Галичи,
Во Карелы-то было пребогатоей
Молодой-то жил боярин Дюк Степанович
Со своей ли-то родимоей со матушкой,
Со Мамельфой-то верно Александровной.
10 Говорил-то ведь Дюк да ведь Степанович:
«Уж ты гой еси, любима моя матушка,
Свет Мамельфа-то верно Александровна,
Уж как дай-ко-си мне благословеньице
Еще съездить-то мне-ка в стольний Киев-град,
15 Поклониться-то ведь мне князю́ Владимиру
И княгинюшки верно да Апраксии».
Говорила-то ведь мать да Мамельфа Александровна:
«Уж ты гой еси, любимо мое дитятко,
Молодой-то боярин Дюк Степанович,
20 Еще есть-то на пути горы толкучия,
Еще есть-то на пути птицы клевучия».
Говорит-то ей верно Дюк Степанович:
«У меня есть-то ведь Бурушко-косматушко,
Не боюся я ведь горы ведь толкучии,
25 Не боюся я верно птицы клевучии».
И дала ему тут мать благословеньице,
И поехал он ведь в стольный верно Киев-град.
Подъезжает-то ведь Дюк да верно Степанович,
Подъезжает он к горам да вот толкучиим.
30 Не успели тут горы как раздвинуться —
Проскакал-то его ведь и Бурушко.
Подъезжает он к птицам да вот и клевучиим.
Не успели тут птицы крылья распустити же —
Как проскакиват-то верно его Бурушко.
35 Приезжает-то Дюк да вот Степанович,
Приезжает он да верно в стольный Киев-град.
Заходил-то ведь он во церковь божию,
Еще стал-то ведь он да к праву клиросу.
Еще кончилась обедня вот и господня же.
40 Как выходит-то верно Дюк Степанович,
Приглашают-то на пир к князю́ Владимиру.
Как идет по мостовым-то Дюк Степанович,
Еще сам-то на сапожки он поглядыват,
Говорит-то ведь да Дюк Степанович:
45 «Еще-то всё-то ведь здесь да не по-нашему,
Мостовые-то ведь всё да деревянные.
И песочком-то ведь да не присыпаны,
Как сапожки-то сафьянны я упачкаю».
Приглашают-то его на честен пир к князю́ Владимиру.
50 Еще был тут во стольном Киеве
Молодой-от боярин Чурила Пленкович.
Как идет-то Чурила как по Киеву,
Еще зонтиком Чурила призакрылся жо,
Еще девушки глядят, да все заборы трёщат,
Еще молодушки глядят, да как оконницы звенят,
55 Еще старые старухи костыли грызут.
Посадили за столы да за дубовыя
И за скатерти его верно браные.
Подносили-то ведь Дюку да Степанычу
Подносили-то чару зелена́ вина,
60 Еще полчарочки-то пьет, друга́ под стол он льет.
Как берет-то калачик, призакусыват,
Как ведь верхнюю-то корку съест, нижню под стол мечет.
Говорит-то ему да князь Владимир же:
«Уж ты гой есь, молодой ведь и боярин же,
65 Молодой ле ты боярин, Дюк Степанович,
Почему ты ведь чарочки под стол-то льешь,
Почему ты калачики под стол мечё́шь?»
Говорит-то ведь Дюк да верно Степанович:
«Еще всё-то у вас в Киеве да не по-нашому.
70 Как у вас-то ведь в Киеве печки все глиняные,
А помя́лышки верно как сосновые,
Еще калачики пахнут верно со́сенкой.
Как у нас-то ведь верно в малой Галичи,
Во Карелы-то верно пребогатоей
75 Еще печки-то у нас да все муравлены,
Еще помя́лышка у нас да все шелко́вые,*
Еще водичка у вас да призадохлася, —
Мочат у нас помя́лышки да в медово́й воде,
А водочка у нас в погребах стоит,
80 На серебряных цепях она качается,
Никогда наша вода не задыхается».
Говорит тут молодой боярин Чурила Младопленкович:
«Уж ты гой еси, Владимир стольно-киевский,
Еще молодой-то боярин призахвастался,
85 Я советую его да посадить в тюрьму
И послать-то туда да нынь разведчиков».
Как взяли-то ведь тут Дюка да Степановича
Посадили же его да во тюремку же.
Выбирают нонь да верно всё разведчиков.
90 Посылают-то Илью да верно Муромца,
Посылают-то другого что Добрынюшку Никитича.
Собираются ведь наши бояры живёхонько,
Поезжают-то они во малу Галичу.
И поехал Добрынюшка Никитич же
95 И со Ильей-то старым да со Муромцем.
Как ведь выехали на гору Сорочинскую
И глядят верно в трубу они серебряну,
Говорит-от Добрынюшка Никитич млад:
«Уж ты гой еси, Илеюшко Иванович,
100 Ведь наверно мала Галича огнем горит».
Говорит-то Илья да верно Муромец:
«Уж мы скажем-то, Добрынюшка Никитич млад,
Неужели посылал Дюк Степанович вести же,
Чтоб спалили его да малу Галичу?»
105 Вот и съехали с горы да с Сорочинскоей,
Подъезжают-то они да к малой Галиче,
А на домах-то кровли всюду зо́лоты,
Крыши зо́лоты да как огонь горит.
Как слезают они с добрых коней же
110 И привязывают коней к столбам дубовым же.
Еще заходит Илья да со Добрынюшкой
И заходят да в палаты белокаменны.
Как проходят-то они да перву горницу,
Еще сидит-то нонь тут да баба старая,
115 Еще вся-то одета
