Франтишек Флос - Охотники за орхидеями
Фрр… Фрр… Три… четыре… пять птиц, похожих на фазанов, летят прямо на Еника. Он быстро вскидывает ружьё, стреляет не целясь: «Пиф-паф!» Но птицы летят дальше и беспрепятственно скрываются в густых ветвях.
Дрожа от возбуждения, Еник выбрасывает пустые гильзы и перезаряжает ружьё. Опять что-то промелькнуло совсем близёхонько, но слишком быстро, а за спиной взлетело что-то большое, больше петуха: огромная сказочная птица. Но птица сворачивает направо и теряется из виду… Прозвучал выстрел Вацлава, заливаются лаем псы…
Енику до смерти хочется уйти со своего места, но он боится гнева Франтишека. Его волнение растёт с каждой минутой. То и дело вспархивает дичь, но, прежде чем Еник успевает прицелиться, она прячется в кустах, в траве, в чаще леса. Еник взводит курок и даёт себе слово: во что бы то ни стало выстрелить, как только что-нибудь шевельнётся. Он выстрелил дважды, но так и не отважился проверить, удачно ли.
— Еник, осторожнее! Мы с Вацлавом идём к тебе, не стреляй! — прокричал из лощины дядя, и тотчас один за другим прогремели два выстрела.
Еник был рад возвращению друзей, но, услыхав возглас «не стреляй», с досадой перебросил ружьё через плечо и, насупясь, стал прислушиваться к топоту сапог, треску сучьев и пыхтению тяжело нагружённых охотников, к шумному дыханию Льготки, бежавшей впереди.
Охотники возвращались весёлые и возбуждённые: Франтишек — высоко подняв ружьё, Вацлав — нагружённый добычей. Еник с любопытством и с некоторой завистью рассматривал, что он несёт. В левой руке Вацлав держал двух зайцев, в правой — «страуса». «Страус» оказался просто-напросто диким индюком. Впрочем, он был так велик, что Вацлав вполне мог принять его и за страуса. Удивительнее всего было то, что Вацлав Веверка, бравший ружьё в руки только в тире на ярмарках, вообще отважился выстрелить.
Вацлав уже предвкушал, как он расскажет Енику о своих подвигах и об охотничьем искусстве, но Франтишек велел ему отправляться за остальной дичью, которую в джунглях без надзора оставлять нельзя — тотчас пропадёт: или муравьи её облепят, или утащит какой-нибудь хищник.
Вацлав скоро вернулся, таща ещё одного зайца и двух птиц, похожих на тетеревов, только без лирообразного хвоста.
Подходя к месту встречи, он услышал, как Еник жалуется, что ему досталось очень плохое место.
— Не может быть! Дичь сюда несомненно шла, — возразил Франтишек, — только глаз у тебя ещё не намётан, ты не замечаешь её вовремя. Что поделать, во всём нужен опыт. Успокойся, со временем научишься. Моя первая охота тоже окончилась бесславно, и вдобавок я едва не прострелил себе ногу. — Он с довольным видом огляделся. — Дичи тут в избытке, мы как-нибудь ещё раз наведаемся сюда.
Ласковой Льготке давно не терпелось услышать похвалу. Она тёрлась о башмак Еника, будто спрашивая: доволен ли он, подстрелил ли что-нибудь?
Как не похожи были эти две собаки! Плутон лежал под дубом и тяжело дышал, хотя охота совсем не утомила его. Глаза его словно говорили: позабавиться хорошо, а полежать всё-таки лучше!
Вдруг Льготка вскочила, понюхала воздух и бросилась в кусты.
— Видно, какой-нибудь зверь притаился на опушке, — заметил Франтишек. — Ну-ка, Еник, попытай счастья!
Еник нехотя снял ружьё и, конечно, опять опоздал. Не успел он приложиться, как из кустов взлетела такая большая и блестящая птица, что у него дыхание спёрло. Крылья у неё были зелёные, как изумруд, брюшко — огненно-красное, а длинный хвост развевался по ветру, как знамя. На глазах у всех это сказочное диво плавно и бесшумно, словно разрисованный воздушный шар, подымалось всё выше и выше. Птица уже достигла верхушки дерева, но тут Еник взял её на мушку и нажал спуск.
— Отлично, Еник, не промазал! — обрадованно воскликнул Вацлав и побежал следом за Льготкой, чтобы подобрать птицу раньше, чем собака стиснет её своими острыми зубами.
— Тебе на редкость повезло — это куруку! — от души похвалил Еника дядя. — Ну, поздравляю, сынок, с полем тебя! Ещё немного — и опоздал бы!
— Еник, да ты сбил крылатую драгоценность! Отродясь не видывал такой красивой птицы! — кричал издали Вацлав.
— Что правда, то правда, — подтвердил Франтишек. — Куруку — самый красивый из верхолазов тропического леса[17]. Этого красавца с блестящим цветным оперением здесь называют кетцал. Кстати сказать, он изображён на гербе государства Гватемалы.
— Еничек, с ним не сравнится ни попугай, ни большой дятел — где там! Ничего похожего. Это же настоящее сокровище!
Некоторое время Еник стоял словно оглушённый. Франтишек осторожно взял у него ружьё и как-то особенно мягко произнёс:
— Ну, беги же за своей добычей.
Только теперь мальчик пришёл в себя. Сердце его громко забилось от радости. Он бросился к кустам, но Вацлав уже шёл навстречу с куруку, отбиваясь от Льготки.
— Куруку? Вот он, значит, какой… Прямо чудо!.. А можно сделать из него чучело? Я подарю его нашим. Ох, дядечка, как обрадуются папа с мамой! А Терезка-то! Она поставит его дома на шкаф. А как удивятся наши гости! Вот ребята-то позавидуют!
Еник блаженно вздохнул и схватил красавицу птицу: нет, он никому её не доверит! И, право, охотиться больше не стоит, пора и честь знать. Дядя улыбнулся. О, ему знакома охотничья лихорадка! Он давно не новичок в этом деле, но понимает мальчика, будто сам впервые подстрелил дичь. Впрочем, и все согласились, что пора домой.
Оставалось ещё поощрить Льготку. Все трое ласково потрепали её по спине. Какие там двадцать песо! И за двадцать дукатов не продал бы её теперь Франтишек! Льготка, словно понимая его чувства, усердно рыскала по сторонам, как и в начале охоты. И, когда охотники переходили ручей вброд, она тихим повизгиванием предупредила их о том, что где-то близко — добыча. Франтишек приблизился к собаке и, проследив за её взглядом, увидел на низком берегу тёмную, неподвижную, как камень, тушу. Он хотел было разглядеть, что это за зверь, но тёмная громада, почуяв неладное, глухо захрюкала и внезапно исчезла.
— Да это тапир! Ну ничего! Мы с ним ещё встретимся, когда нам захочется жаркого, — пошутил дядя и благодарно погладил Льготку; та рванулась было по следу зверя, но по зову Франтишека вернулась обратно.
К закату маленький караван вернулся, домой.
В лагере всё было как обычно. Индейцы отдыхали, мулы паслись, а Хосе дремал. Повсюду царил порядок, только ужина не было. Хосе до сих пор его не приготовил, хотя вовсе не нарушал своего обещания. Сегодня он действительно не спал — боже упаси! Так только, вздремнул немножко.
Итак, индейцы лежали, мулы паслись, а Хосе дремал. Завидев знакомую хижину, ленивый Плутон залился радостным лаем и в мгновение ока добежал до крыльца и улёгся в ожидании заслуженной кормёжки.
Франтишек подозвал индейцев — все они превосходные охотники с малых лет — и попросил оценить добычу. При виде зайцев они брезгливо поморщились, отпихнули ногой похожих на тетёрок птиц, и только индюк нашёл у них сдержанное признание. Куруку они сначала не заметили: Еник нёс его на спине. Но при виде сверкающего оперения они одобрительно закивали головами и не могли скрыть своего восхищения, особенно когда узнали, что птицу подстрелил самый младший из охотников. Тут они ещё более оживились, ещё усерднее закивали головой и принялись хлопать ладонями по бёдрам, выражая свой восторг и удивление. Что же касается зайцев, то один из краснокожих сказал, что не стоит тратить на них заряды. Гораздо проще их ловить силками. Напоследок они ещё раз пнули ногами жирных птиц, пояснив, что они несъедобные.
Единственный, кто всем восхищался, был Хосе. Он радостно хлопал глазами, тараторя, что сейчас всё ощиплет, всё обдерёт и охотнее всего куруку, потому что куруку — самый вкусный: не зря он нарядился в самое красивое платье!
Еник негодующе объяснил повару, что его дело довольствоваться зайцами; куруку же — для украшения, а вовсе не для еды.
Говоря по совести, зайцы были приготовлены далеко не по всем правилам кулинарного искусства, ибо Хосе знал один-единственный способ их приготовления: он разрубил ободранных зайцев, посолил мясо, поперчил его и бросил в котёл, куда перед тем был положен жир и налита вода; под котлом Хосе развёл большой огонь и через час уже смог предложить изголодавшимся охотникам первоклассную мясную кашу собственного приготовления; белым и индейцам она понравилась необычайно. Собакам тоже было чем полакомиться. Плутон свирепо грыз кости и при этом так ворчал, словно заслужил свой ужин бог весть какими трудами. Ласковая Льготка — в тот день она действительно проголодалась — поочерёдно клала морду на колени пирующих, осторожно и ловко забирая щедрую подачку.
Еник то и дело подбегал к своему куруку и не успокоился, пока мастер на все руки, Франтишек, не снял с птицы шкурку и не протравил её, чтобы уберечь от моли и жуков-кожеедов[18]. Для этой цели лучше всего употреблять мышьяковое мыло, но, если его нет, достаточно натереть изнутри шкурку порошком мышьяка; дядя так и сделал.
