Яник Городецкий - Оранжевое лето
Он не стал тратить время на вступления и нелепые фразы, как это сделал бы я, а сразу подошел к делу. Я понял, что разговор будет коротким и не очень приятным.
— Ты, как я понял, чего-то хочешь от Лин. Для нас обоих будет лучше, если ты сейчас со мной поделишься, — холодно сказал парень. А я неожиданно для себя испугался. Неуютно было стоять под его взглядом. Он смотрел на меня, выжидающе наклонив голову, со странным интересом. А я не знал, что он сделает в следующую секунду. И все-таки я выпрямился и напустил на себя независимый вид.
— Я тоже люблю, когда все ясно, — кивнул я. — Но я не понимаю твоего вопроса. Что значит — чего я хочу от Лин? Я хочу, чтобы она была счастлива. А ты чего хочешь?
— Представь, того же. И мне почему-то кажется, что счастье и ты несовместимы.
— По-моему, это невежливо, — усмехнулся я. — Вот так с плеча говорить мне такое. Это будешь решать не ты и не я, а Лин.
— Она уже один раз решила, — сказал Аарон. — Боюсь, что все может повториться.
— Твое право. И тем не менее ты ничего не можешь сделать.
— Думаешь? Нет, не растравляйся, погоди. Я пришел поговорить спокойно…
Это верно, говорил он очень спокойно. А вот я с трудом старался сдерживаться, чтобы голос не задрожал. Лин говорила, что я хозяин положения — я так не думал сейчас. Аарон зашел в комнату, покосился на стену с парком и сел на табурет.
— Неплохо рисуешь, — оценил он. — Да, Эвану, кстати, твой рисунок понравился.
Я ничего не сказал ему на это. Аарон провел пальцем по стене и снова оглянулся на меня.
— Если уж говорить об Эване… Я бы хотел выразить тебе огромную признательность за то, что ты его поймал. Этот мальчик для меня действительно много значит. Так, теперь совесть точно не будет грызть меня… Так что слушай. Я разумный и рассудительный человек, Кристиан. Я понимаю прекрасно, что моего мнения недостаточно, и все сделаю, как Лин захочет, это ясно. Но однажды она уже обожглась об одного ублюдка… Я всего лишь хочу, чтобы это не повторилось. Я встану и уйду при одном условии: если ты сейчас скажешь мне, что твое чувство не ерунда. Что ты готов и способен стать поддержкой для Лин и ее сына. Я готов. Мое положение это позволяет. А что ты скажешь?
Он не припер меня к стене. Он меня по ней размазал. Что я мог сказать? Аарон чувствовал, где стоило нажать. Удивительно, как это у него получалось — ведь он никогда раньше меня не видел. Наверное, моя берлога говорила за себя.
И я молчал. Аарон хмыкнул. Он необычно так усмехался, кривился на одну сторону и сразу переставал быть симпатичным.
— Правда глаза колет? — спросил он, и я прищурился, возненавидев его. И все-таки я молчал.
Аарон встал с табурета и подошел ко мне вплотную. Он загнал меня в угол, сказав всего несколько слов, и я злился, глядя на него снизу вверх.
— Мне все равно, — прошипел я. — Я буду с ней, хочешь ты этого или нет. Ты неправильно нарисовал. Тот, что справа, пониже ростом.
— Неправильно, Итан, нарисовал ты, — съязвил парень. Я уже с трудом сдерживался, чтобы не наброситься на него.
— Почему бы тебе просто не спросить Лин, чего хочет она?
— Да потому что она ничего не понимает! Она не видит, что ты ничего не стоишь, вот почему! Любовь слепа, знаешь такое? Ну, чего молчишь? Нечем крыть… Скажи, что сумеешь их обеспечить, скажи, что можешь поднять Эвана, скажи! Что у тебя есть? Грязная комната и раскладушка? Ты бросил свой идиотский институт, потому что тебе просто нечем платить. Угадал? Теперь деньги водятся у тебя от случая к случаю, если очень сильно повезет… когда успеешь вовремя лизнуть, да? В холодильнике у тебя пара сосисок да кусок заплесневелого хлеба… Богато живешь. Один стул, один шкаф, несколько холстов… самое дорогое, что есть в этом доме. Да, и килограмм пыли и проблем в придачу…
Аарон ошибался: я никогда в жизни не учился в институте, а в холодильнике вместо заплесневелого хлеба у меня было скисшее молоко. Все остальное он как будто прочитал из книжки про меня. Я стал думать — интересно было бы, если бы можно было прочитать чужую жизнь в книжке, и прослушал многое из того, что наговорил парень.
— Ну какая цель может быть у такого, как ты? — резко спросил он. — Чего ты от нее хочешь? Подойди к ней, тронь ее хотя бы пальцем, и я…
Аарон не договорил. У меня сдали нервы. Это была моя жизнь, пусть глупая и некрасивая, но моя. Она принадлежала мне одному, я не приглашал в нее Аарона. Я ударил его в челюсть, и он пошатнулся. Я бы от такого удара упал. За этим дело не постояло, спустя мгновение я лежал на полу, придавленный коленом, и прижимал ладонь к разбитой губе.
— Конченый псих… Не рыпайся, и я тебя бить не буду, — сказал Аарон. — Много чести. Художник, блин… Самый мелкий да бедный народ. Не подходи к ней, понял? Если ты хоть что-нибудь…
— Мне плевать, — перебил я, пытаясь высвободиться. — Я тебя не боюсь.
— Храбрый? — Аарон фыркнул и встал с меня. — Ты больше так не дергайся, а то ведь я тебя могу убить ненароком. Чуть не рассчитаю, и привет… Думаешь, это шутка? Я не желаю видеть тебя рядом с Лин. Больше не повторяю.
— Зато я повторю. Мне плевать. Я люблю ее, понял?
Он сдавленно засмеялся.
— Понял. Слово-то какое…Ты хоть знаешь, что оно значит?
— Убирайся, — тихо сказал я. — Не позорь себя передо мной и перед Лин. Иди и спроси, нужен я ей или нет. Иди и спроси! А потом приходи, да, и бей меня, сколько хочешь! Хоть вообще убей. Только пусть она сама скажет, что я ей не нужен!
— Да это же ты меня первый ударил. Какой ты бешеный, а? Знаешь, почему ты злишься? Я знаю. Потому что правда на моей стороне.
— Я вообще не обязан говорить с тобой об этом. Я не собираюсь распинаться и убеждать тебя в том, что для тебя пустые слова. Я все сказал! Мне плевать на твое мнение. Я люблю ее, а она любит меня! Она не говорила тебе? Как жаль… Ну и на чьей стороне правда, Аарон? Хочешь — пошли! Хочешь? Пойдем сейчас! Пойдем и спросим Лин, только не думаю, что она будет рада нас видеть.
— Особенно тебя, такого раскрашенного. Не строй из себя идиота и меня им не делай. Никуда мы не пойдем. Ты же не открыл мне ничего нового сейчас. Успокойся, ради Бога, как я с тобой смогу поговорить, когда ты так орешь? Ты любишь Лин — прекрасно! Она тебя любит? Вполне вероятно, и тогда это ее ошибка. Это и твоя ошибка тоже. Если ты не хочешь упрощать, все будет очень сложно, Итан. Очень запутанно и сложно. Но в конце концов я сам открою ей глаза. И тогда тебе будет хуже, поверь. Это еще спорный вопрос, кто из нас ее любит. Ты разрисовал стенку и подарил ей красивую розу… Шикарно. А главное — быстро… Всего за две каких-то недели можно запудрить девушке мозги. Похвально, Кристиан. Похвально. А скажи — это ты был с ней, когда появился Эван? Ты приехал к черту на рога, начал работать… себе в убыток и только для того, чтобы ей было легче жить? Это ты помогал ей все это время? Ты сидел с мальчиком, пока она ездила в институт, ты не спал по ночам под детский плач? Читал учебники и писал конспекты ночью, чтобы хоть что-нибудь успеть? Это ты? Ты или, может быть, Адриан?
— Но я сделал бы так же, — неуверенно начал я и осекся.
— Да ни хрена б ты не сделал, — устало протянул Аарон. — Я боюсь даже думать, что ты делал в это время, — он фыркнул, а я подумал, что он видит меня всего насквозь. — Да все твое прошлое у тебя на… лице написано. Только Лин этого пока не видит. Но ничего, я ей помогу.
— Зачем? — устало спросил я. Я ненавидел его по-прежнему сильно, но мой запал давно потух, и теперь я мог только хмуриться в углу, у батареи. Я сидел там, прижав колени к груди, и все больше понимал, что он прав.
— Так я же сказал тебе. Чтобы она была счастлива. А если ты ее так любишь — просто уйди, а? Ты же сам понимаешь, что не дотягиваешь.
— Ты, что ли, дотягиваешь?
— Не знаю, — сказал он задумчиво. — Наверное, нет. Она хочет, чтобы я был ее другом. А я… Пусть, я согласен и на это.
— Почему она не может быть счастлива со мной? — спросил я, тупо глядя перед собой, чтобы еще хоть немного подразнить Аарона. На самом деле мне надоел этот бессмысленный разговор.
— Потому что ты никто, — сказал Аарон. — Я никогда не буду ей мешать, что бы она ни решила. А вот недоделкам вроде Адриана я не завидую. Спокойной ночи, — тихо сказал он и вышел за дверь. Я еще долго сидел у батареи, сгорбившись и снова и снова вспоминая весь наш разговор, каждую фразу. Он получился примерно таким, каким я и представлял его. Вот только кровоточащей губы я не ждал. Я встал и умылся холодной водой, а потом плюнул на все и пошел к вокзалу. Намного хуже было оставаться наедине со своими мыслями, и я решил разделить их с тяжелыми ящиками. Пусть лучше болит спина.
Дисон все время как-то странно на меня смотрел, а потом достал из одного ящика бутылку и подозвал меня.
— Выпьешь, что ли? — предложил он. Я удивился.
— Зачем?
— Чтоб спалось лучше, — усмехнулся мужчина. — А то больно вид у тебя несчастный.
