Карусели над городом - Юрий Геннадьевич Томин
Итак, шест сейчас несли два симулянта — симулянт-консультант и симулянт-исполнитель.
Обмануть семь человек — это вам не градусник нащелкать. Приходилось шевелить извилинами. Переломы сразу отпали. Почему — ясно, а кому неясно, пускай попробует сам. Сильные ушибы и вывихи проявляют себя опухолями и синяками, если они настоящие. А ненастоящих вывихов не бывает.
Оставалось поискать в том, что скрыто внутри человека. Те восемь — десять болезней, которые временами открывала у себя жена Алексея Палыча, не вполне подходили. Те пятьдесят — шестьдесят, которыми болели знакомые и знакомые знакомых, чаще всего нельзя было не только понять, но и выговорить. Нужно что-то серьезное, но простое, известное ребятам.
— Аппендицит! — обрадовался Алексей Палыч.
— А где он? — спросил Борис.
— В животе. Воспаление аппендикса. Срочная операция… В общем, то, что нужно.
— А что говорить?
— Говори, что сильные боли в животе. Пульсирующие. Впрочем, они не поймут, хотя наверняка слышали.
Симулянты сбросили шест. Алексей Палыч устремился догонять ребят. Борис улегся на спину. Делать это ему было противно. Но он жалел Алексея Палыча. Уж очень ему не хотелось, чтобы тот извивался и гримасничал, изображая страдания. Да и не уверен был Борис, что учитель выдержит до конца. Когда учителю приходилось выкручиваться во время похождения с мальчишкой, Борису временами было за него стыдно… Казалось, все должны видеть, что он говорит неправду. Но Алексея Палыча спасала многолетняя репутация честного человека. А вот Бориса совесть не грызла, вранье для дела он считал враньем честным.
Первым примчался Веник. Изнемогая от дружелюбия, он с ходу облизал Борису лицо, поелозил бородой по шее и тявкнул: «Вставай!»
Затем подошли ребята и Лжедмитриевна — без рюкзаков: наверное, Алексей Палыч кое-что объяснил им в дороге. Стасик сразу спросил:
— Сильно болит?
— Прилично.
Борис ответил довольно спокойно. Кривляться он не считал нужным.
— Зачем же ты пошел, больной?
— Он не знал, — вмешался Алексей Палыч. — Такие приступы всегда начинаются внезапно.
Валентина присела возле Бориса на корточки. Она была хранительницей аптечки и, значит, находилась ближе всех к медицине. Платком она вытерла с лица «больного» слюни Веника. Борис покраснел.
— У него жар, — отметила Валентина.
— Так и должно быть, — сказал Алексей Палыч.
— Валентина, дай ему какого-нибудь лекарства от живота, — посоветовал Гена.
— Или кусок колбасы, — сказал Шурик. — Самое лучшее лекарство. Я, когда долго не ем, у меня всегда болит.
— От аппендицита лекарства нет. Единственное средство — срочная операция, — заявил Алексей Палыч довольно уверенно, ибо на сей раз в его словах не было ни буквы неправды.
— Что будем делать, Елена Дмитриевна? — спросил Стасик.
— Решайте.
— Ну уж нет, сейчас я решать ничего не буду!
— Что делать, что делать!.. — вмешалась Мартышка. — В больницу его надо!
Впервые на лице Лжедмитриевны появилась озабоченность. Она взглянула на Алексея Палыча. Но тот помогать ей не собирался.
— Хоть в ближайший населенный пункт, — твердо заявил Алексей Палыч.
— А где ближайший?
— Елена Дмитна, карта у вас?
— Карты нет.
— Я сам клал ее в карман вашего рюкзака, — сказал Гена.
— Я смотрела еще вчера.
Наступило молчание. Ребята переваривали новость, пока еще не связывая ее со спичками и комариной мазью.
В этот момент Борис шевельнулся. На лице его появилось напряженное выражение, будто он вслушивался в то, что происходило внутри его.
— Тебе очень больно? — спросила Мартышка.
— Терпимо, — ответил Борис.
— Сам идти можешь?
— Подумаю.
Алексей Палыч с тревогой взглянул на Бориса. Уговора думать не было. По сценарию Борису полагалось быть совершенно беспомощным.
И тут в разговор вступил Чижик, не произнесший за два дня ни одного слова. Едва он заговорил, Алексей Палыч понял, что заставляло его молчать: с такими ребятами он встречался. Как правило, это были надежные ребята — говорили они мало, но дело делали.
— У м-меня б-был а-ап-пендицит, — сказал Чижик.
Все головы повернулись в сторону Чижика. Видно, ребята тоже знали, что понапрасну рта раскрывать он не станет.
— Н-нужно н-нести.
— Куда?
— Я п-помню к-к-а-арту. Впереди ж-ж-ж-е-елезка.
— Будем делать носилки, — решил Стасик. — Да, Елена Дмитна?
— Боря, тебе на самом деле так больно? — спросила Лжедмитриевна. — Придется прервать поход, а ребята готовились к нему целую зиму.
«Придется, придется, — не без ехидства подумал Алексей Палыч. — Хоть вы там и развитые, но и мы кое-что соображаем. Молодец, Боря, давай добивай ее, действуй».
— Мне уж лучше, — сказал Борис, как бы даже со стоном.
Тон его голоса находился в полном противоречии со словами, поведение тоже. Он морщился, пальцы рук его, вытянутые вдоль тела, сжимались и разжимались. Алексею Палычу казалось, что Борис только вошел в роль и играет страдание совершенно естественно. Но как это совместить со словами? И зачем тогда притворяться?
Но все объяснилось просто. Борис не актерствовал, он на самом деле страдал.
Из ста пятидесяти миллионов квадратных километров, составляющих сушу нашей планеты, начинающий симулянт умудрился выбрать именно тот клочок, по которому проходила тропа муравьев. Прикрытая вереском, невидимая сверху дорога пролегала примерно под поясницей Бориса.
Рыжие шустрые солдатики быстро отыскали ходы под рубашку, под пояс, в штанины и рукава. Они разбрелись под одеждой, и ползание их уже само по себе было невыносимо. Но возможно, они собирались проникнуть и внутрь Бориса, ибо местами пробовали кожу на зуб.
Некоторое время Борис продержался на самолюбии. Начав играть роль обезноженного страдальца, он не мог вскочить сразу. Нужно было хоть немного потянуть, чтобы «боль» в животе успокоилась. Конечно, можно попросить, и его передвинут, и снимут одежду, вытрясут ее. Борис представил себе эту картину, покосился на Мартышку и понял, что это исключено.
Муравьи продолжали вгрызаться в кожу. Уже не хотелось спасать ни группу, ни себя, ни даже планету. Единственным желанием было убежать в лес, раздеться догола и вытрясти одежду.
— Прошло, — сдавленным голосом произнес Борис и медленно поднялся на ноги.
Сначала, чувствуя на своей спине взгляды ребят, он шел не спеша, но потом не выдержал и побежал.
Алексей Палыч стоял в растерянности и изумлении. Из всех он один не понимал, что случилось. Остальные поняли,
