Резерфорд Монтгомери - Каркаджу
Первый капкан был пуст. Каркаджу обнюхал его со всех сторон, потом подошёл поближе и остановился в шаге от входа. Вход в ловушку был сделан из трёх брёвен, изображавших цифру «четыре». На острие палки, служившей затвором, была насажена рыбья голова. Но Каркаджу был не так прост, чтобы вторично попасться в капкан с падающим затвором. Он просунул лапу между свежими осиновыми кольями и дёрнул приманку. Сначала он только чуть зацепил её когтями, и защёлка слегка опустилась. Он снова просунул лапу, на этот раз немного дальше. Защёлка открылась. Каркаджу отпрыгнул назад. И в это мгновение тяжёлое бревно, опиравшееся на «четвёрку», с грохотом упало, не причинив ему никакого вреда.
Со злобным рычанием Каркаджу осмотрел сломанную ловушку, вскочил на бревно и пробежался по нему взад и вперёд. Он с удовольствием съел бы приманку — рыбью голову, но её придавило бревном. Откопать её оказалось слишком трудно. Яростно рыча, он отщепил от бревна кусок коры и изодрал его в клочки, потом отступил назад, довольно долго стоял и смотрел на капкан, словно изучая, а затем мелкими шажками побежал дальше.
Второй капкан был сделан в виде клетки, похожей на ту, в которую недавно угодил сам Каркаджу. Капкан был захлопнут, и внутри, съёжившись, сидела обезумевшая от страха рысь. Кисточки, которыми заканчивались её чёрные уши, были прижаты к широкой шее. Мощные, несоразмерно большие лапы упирались в решётку. Рысь отчаянно билась добрых полчаса, но расшатать зелёные колья, окружавшие её, не смогла. Теперь она лежала и ждала своей участи с фатализмом дикого зверя, попавшего в неволю.
Каркаджу сначала учуял рысь и только потом увидел её. Не раздумывая он ринулся на пленницу, налетел с размаху на зелёные колья и с глухим стуком ударился о них. Пойманная рысь попятилась к задней стенке и начала острыми когтями царапать разделявшие их колья. Воздух огласился пронзительными воплями и рычанием. Рысь с радостью скрылась бы от врага на вершине дерева в густых ветвях, но сделать этого она не могла, а Каркаджу приводило в бешенство то, что она не спасается от него бегством. Он снова и снова наскакивал, и каждый раз, наткнувшись на крепкие колья, отлетал назад.
Рассвирепевший Каркаджу продолжал осаду с полчаса. Рысь яростно отбивалась, а Каркаджу всеми силами старался проникнуть в ловушку. Наконец он завертелся волчком, отошёл и уселся на сугроб. Он начал думать, и это немного умерило его злость. Минут через пять, придя к заключению, что проникнуть в ловушку невозможно, он соскользнул с сугроба и затрусил вверх по каньону. К запасам Гранитного Утёса прибавилась ещё одна шкура.
Каркаджу понимал, что в этом случае победа осталась за врагом. Убитая куница, которую он нашёл в следующем капкане, поплатилась за его поражение — он так изорвал тёмную шкурку, что от неё остались только окровавленные лохмотья. Затем он выдернул колышки, на которых была установлена ловушка — она была небольшая, из тонких жердей, — унёс их подальше и закопал в 'снег. При этом он яростно рычал и грыз их. Эти колышки притащил на спине Мистер Джим — от них пахло медведем!
Куницу Каркаджу есть не стал. Жилистый, плохо пахнущий зверёк не прельщал его. Ему хотелось чего-нибудь вкусненького.
Он ограбил и попортил ещё три капкана. Но тут внимание Каркаджу привлекла другая дичь. Выбежав на просеку, он верхним чутьём почуял оленя. Оленя-самца! Никто, кроме старого, опытного охотника, хорошо знающего жизнь этих диких мест, не придал бы никакого значения тому обстоятельству, что кровожадный зверёк, весивший пятнадцать килограммов, учуял самца-оленя. Чем мог угрожать какой-то Каркаджу великолепному, сильному оленю, тянувшему под сто килограммов.
И всё-таки Каркаджу пошёл по следу. Он неуклюже бежал против ветра, проваливался в рыхлый снег, скользя по снежным наносам, покрытым ломким настом. Тонкий расчёт и тайные замыслы не были его стихией. Преследуя, он не перебегал с места на место, не останавливался, таясь в тени кустарников и напрягая мускулы, чтобы внимательно окинуть взглядом открывшуюся ему поляну. Ему не приходило в голову следить за отпечатками копыт или искать место, где могла бы спрятаться намеченная жертва. Он бежал напролом туда, где — как подсказывало ему чутьё — находился олень.
Холодная звёздная ночь пришла на смену метели. Выбежав на край поляны, он увидел пасшегося в ивовой рощице оленя-рогача. Чтобы добраться до молодых побегов ивы и прошлогодней травы, олень вытоптал и разбросал вокруг снег. Каркаджу стремглав летел по занесённой снегом поляне. При этом он то глухо ворчал, то начинал страшно рычать. Атакуя свою жертву, он превращался в исполинского хорька, бесстрашного и обезумевшего от жажды крови.
Олень насторожился и захрапел. Затем повернулся и выставил вперёд рога. Каркаджу был уже близко, он прыгнул прямо на грозившие ему гибелью костяные кинжалы. Но в последний момент молодой олень сделал скачок в сторону, в глубокий снег. Как все дикие звери, он не мог противостоять наскоку росомахи. Одним прыжком он очутился на большом расстоянии от Каркаджу. С пронзительным воплем росомаха снова кинулась на него. Молодой олень, забыв про своё уютное пастбище, помчался вверх по склону горы. Каркаджу неловкими скачками отправился в погоню, но рогач в одно мгновение скрылся за гребнем горы, оставив своего преследователя далеко позади.
Каркаджу не уселся в досаде на снег и не стал упрекать себя в нерасторопности — обнюхав след оленя, он неровной, но спокойной рысцой заспешил вслед за ним. Глазки его сверкали, как раскалённые угли. Белая полоска на его хребте равномерно приподнималась и опускалась, стальные мускулы ног несли его вперёд. Пробежав с километр вверх по гребню горы, он снова настиг оленя, скрывшегося в осиннике. С бешеным рычанием Каркаджу бросился на него.
Рогач снова помчался. Перемахивая через высоченные сугробы, он задевал за них точёными острыми копытами, вздымая тучи снега.
И снова Каркаджу всё той же странной иноходью неотступно бежал по следу. Неловкий и неуклюжий на вид, он тем не менее продвигался вперёд неутомимо и упорно. Звёзды и искрящийся снег немного рассеяли ночной мрак. На этот раз олень отбежал далеко. Он не останавливался, пока сильный ветер не стал задувать ему навстречу. Струйки резкого морозного воздуха, обжигавшие лёгкие, вынудили его остановиться. Он уже забыл, что хотел вернуться на свою укромную лужайку с обильным запасом корма. Его начал одолевать неясный страх. Пока что это был только призрак страха, но избавиться от него было уже невозможно.
Приближался рассвет, когда Каркаджу снова появился перед оленем. Он неотступно бежал по следу, не остановившись ни разу. Его нимало не беспокоило то, что олень на много километров опередил его. Он и в обычные дни, не задумываясь, отправлялся за сто километров, а эта охота была из ряда вон выходящей.
Рогач расположился на ночлег возле старой ели. Он раскидал снег и нашёл под ним мёрзлый мох, хрустящий и сочный. Он пережёвывал его и дремал, понурив голову. Сильные ноги больше не испытывали усталости. Он всё ещё был настороже, но страх перед Каркаджу прошёл, как проходит тёмное облако, заслонившее на время полную луну.
И вдруг из морозного безмолвия на него с кровожадным визгом выпрыгнул Каркаджу. Олень вскочил и кинулся вниз по склону. Растерявшись, он круто повернул и помчался назад по собственному следу. За ним, поскуливая, скачками бежал Каркаджу. Олень летел, оставив своего маленького врага барахтаться позади. Каркаджу, злобно рыча, следовал за ним. Он снова бежал вприпрыжку, упорно и спокойно. Иногда ему перегораживали путь сугробы, но он пробивался через них и неуклонно двигался вперёд, как мрачное, тёмное привидение.
Олень бежал вниз по склону, закинув назад рога, с раздувающимися ноздрями. Страх завладел им, он гнал его вперёд. Олень начал понимать, что ему не скрыться от злого духа, по пятам преследующего его. Серый рассвет застал его далеко за пределами Юнавипа. Он с трудом переводил дыхание и, перепрыгивая через сугробы, обязательно задевал за верхушку передними ногами. Два раза он спотыкался и каждый раз, вскочив, испуганно оглядывался. Он ничего не видел, но тёмный призрак, настойчиво ковылявший вслед за ним, неотступно находился перед его мысленным взором. Наконец, изнемогая от усталости, он опустился на снег.
Он всё ещё отдыхал, когда взошло солнце. Холодные лучи не грели. Олень поднялся на негнущихся ногах и, взяв в рот снега, пожевал его. Потом осмотрелся. Преследователя нигде не было видно. Олень медленно закинул голову и стал пробираться к ивняку, росшему вдоль берега горного ручья. Разбив копытами снег, он добрался до сытного завтрака. Он обдирал кору с молодых ив и с наслаждением перемалывал её зубами. Он ел с аппетитом, но то и дело насторожённо посматривал назад.
Каркаджу взобрался на гребень горы, откуда был виден весь Юнавип. Он задержался всего лишь на одну секунду, чтобы окинуть взглядом ослепительно белый пейзаж.
