Лайф Андерсен - Свободный и раб
— Что там такое? — шепотом спросил Арн.
— Тс-с! — шепнул Угль и предостерегающе поднял руку.
Сделав несколько шагов вперед, он опустился на колени, и Арн тоже невольно пригнулся.
Черный дрозд на минуту умолк, и Арп теперь уже отчетливо услышал шуршание. Оно приближалось, но шагов слышно не было, только все более явственно шуршали сухие палые листья.
И вдруг Угль вскинул руку с копьем. Но копье он держал не так, как если бы хотел его метнуть. Скорее похоже было, что он нацелился им ударить.
И он действительно резко ударил куда-то в траву.
Потом еще и еще раз! Наконец он спокойно поднялся на ноги.
Арн бросился к нему:
— Что это?
— Наш завтрашний обед. — Угль засмеялся, указывая копьем.
Арн посмотрел. В траве лежал еж.
— Уф! — Арн вытер пот со лба, чувствуя, как расслабляются все мускулы. — А я уж… это… Разве ежей едят?
— Все можно есть, когда голод одолеет, — ответил Угль. — Побудешь рабом, так и это узнаешь. А у ежа, между прочим, мясо довольно вкусное.
Угль наклонился, подсунул руку ежу под брюшко, чтобы не уколоться, и понес его к костру.
— Давай еще немножко поплетем, — предложил Арн. — А то тростник высохнет и перестанет гнуться, тогда с ним будет труднее.
Угль кивнул и бросил на Арна одобрительный взгляд. Может, парень не такой уж дурной и беспомощный, как ему показалось. Конечно, он здорово перетрусил из-за этого ежа — он даже чуть не проговорился, но откуда ему было знать, для чего понадобилось копье. И он хорошо поработал, когда они резали тростник. А теперь вот предлагает доплести стенку. Может, они еще поладят.
Угль вдруг почувствовал, что смертельно устал. Такая ужасная была ночь и такой тяжелый день. Опустившись на колени, он принялся вплетать тростник между прутьями орешника.
Когда тростника осталось чуть больше, чем нужно для подстилки, Угль взял кусок гранита, который они принесли с берега, и сел на траву точить копье. Возни с ним будет немало, потому что оно основательно проржавело.
Арн продолжал заплетать стенку. Она доходила ему уже чуть ли не до пояса. Под конец он уложил оставшийся тростник двумя кучками у самой стены, тщательно разровнял их и бросил сверху по куску парусины. Только после этого он подошел и сел рядом с Углем.
Они долго сидели молча. Разделявшее их расстояние было по-прежнему столь велико, что просто так взять и начать разговор казалось немыслимым. На смену летнему вечеру скоро должна была прийти ночь, но было светло, и черный дрозд все еще пел свою песню. Нагревшаяся за день земля парила, и от этого воздух стал влажным и чуточку прохладным. Арна пробирала дрожь, и в конце концов он принес свое парусиновое одеяло. Усевшись поближе к костру, он закутался в парусину и опять стал смотреть, как Угль точит копье.
Все-таки этот раб начинал внушать ему уважение. До сегодняшнего дня Арн был уверен, что рабы способны лишь выполнять, что им велят. Но Угль весь день действовал самостоятельно. И весь день тяжко трудился. Да и сейчас продолжает трудиться.
Чувствуя, как болят у него все мышцы, Арн с содроганием думал, что же будет завтра, когда он проснется. А ведь он работал гораздо меньше, чем этот раб.
— Ты не устал? — спросил он наконец.
Угль взглянул на него удивленно:
— Устал. Просто до смерти!
— Что же ты не бросишь работу?
— Рабу положено работать, как бы он ни устал.
Угль отвечал совершенно спокойно, продолжая точить наконечник копья.
— Но тебя же никто не заставляет возиться с этим сейчас, — допытывался Арн.
— А он? — Угль показал на ежа.
— Что «он»? — Арн ничего не понимал.
— Нужно его выпотрошить, а то он к завтрашнему дню протухнет. Поэтому я должен заточить наконечник, чтобы было чем вспороть ему брюхо.
Ну конечно, все правильно. Арн был вынужден снова признать свое поражение. Сам-то он об этом не подумал.
— А как же иголки? — спросил он. — Не станем же мы есть его вместе с иголками?
— Это-то как раз самое простое. Завтра ты все увидишь.
Угль провел по лезвию большим пальцем и, похоже, остался доволен.
— Слушай, у нас тут торчит пенек. Может, ты обложишь его раскаленными углями из костра, пока я буду чистить этого зверя, — попросил он Арна. — Пенек за ночь сгорит, а нам будет теплее спать.
Арн встал и огляделся по сторонам, отыскал топор-тесло и, орудуя им, как лопатой, натаскал из костра головешек и уложил вокруг пня.
Угль тем временем разрезал ежу брюшко, вынул внутренности и дочиста выскреб его изнутри. Работа у него спорилась, она ведь была ему не внове.
Расправившись с ежом, он повесил тушку на дубовый сук.
— Вообще-то надо бы его как следует промыть, да неохота тащиться к фьорду или роднику, до того умаялся.
И он упал на свое тростниковое ложе и завернулся в парусину. Арн все тем же топором подгреб золу вокруг обоих костров, присыпал угли, чтоб огонь за ночь не потух, и тоже лег.
Сонным голосом Угль пробормотал:
— Знаешь, а ведь ты первый, кто меня спросил, не устал ли я, за те пять лет, что я был рабом!
Арн был ошарашен и не сразу нашелся, что ответить.
— Первый? — переспросил он наконец.
Но Угль уже спал.
А Арн лежал и думал. Что же такое сказал ему Угль? Что-то очень важное, но что именно? Какие-то слова, которые его поразили.
Ах да, вот какие слова: «…за те пять лет, что я был рабом». Но Углю ведь, наверно, уже четырнадцать, как и ему. Или, может, пятнадцать. А как же первые девять или десять лет?
Что же, рабами люди становятся, а не родятся? И, значит, его мать и сестра…
Ему непременно нужно в этом всем разобраться.
В конце концов Арн забылся беспокойным сном. За какие-то сутки привычный ему мир треснул по всем швам.
Глава 8
Проснулся Арн оттого, что солнечный свет бил ему в глаза. И, по-видимому, уже давно. Во всяком случае, солнце стояло уже довольно высоко в небе.
Арн потянулся и невольно охнул. Все тело у него болело. Он с досадой вспомнил про тростник, про илистую топь и ужаснулся при мысли о том, что опять чуть ли не целый день уйдет у них на резку тростника. Вчера он ни за что не хотел отстать от Угля, хоть это было трудно. Но что будет сегодня? Как бы не пришлось ему все же сдаться.
Угль… Арн лежал, раздумывая обо всем, что произошло за короткое время с момента внезапного нападения на их селение и до вчерашнего вечера, когда он на ночь присыпал костры золой. Впечатлений было столько, что у него все перемешалось в голове, но о чем бы он ни вспоминал, в центре всякий раз оказывался Угль. Похоже, что ему, несмотря ни на что, все-таки посчастливилось. И счастье его в том, что у него есть этот раб. Раб?
На память пришли вчерашние мысли, вызванные словами Угля: «…за те пять лет, что я был рабом».
Надо будет его порасспросить. Как-нибудь при случае.
А Угль все спал, измотанный вчерашним многотрудным днем и предыдущей бессонной ночью. Арн ему сочувствовал, но все же не мог удержаться от искушения его разбудить. Так неохота сидеть одному!
Перевернувшись на живот, Арн взял сломанную метелку тростника и кончиком ее осторожно провел по верхней губе Угля. Тот, не просыпаясь, досадливо отмахнулся.
Арн продолжал его щекотать, и в конце концов он пробудился, вялый, совсем не похожий на того деятельного и неутомимого Угля, каким Арн узнал его вчера. Он лениво потянулся, потер кулаками глаза. Потом прокашлялся и сплюнул. Судя по его виду, у него нигде ничего не болело. Просто он расслаб со сна.
— Доброе утро, — с улыбкой сказал Арн.
— Здорово, — буркнул Угль и зевнул во весь рот.
— Как тебе спалось в новом доме?
— Ничего. — Угль покрутил головой, стряхивая с себя остатки сна. — Я бы и еще повалялся. Да, кажется, уже поздновато, пора и честь знать, — сказал он, взглянув на солнце, ярко сиявшее над фьордом.
— Да, — сказал Арн. — Денек у нас будет — скучать не придется. Но только для начала неплохо бы поесть.
— Верно говоришь. И попить. У меня внутри все пересохло. Давай пожуем мяса, а потом сбегаем к роднику. Заодно и голову окунем. А то я все никак не проснусь.
— Давай! — Арн вскочил, принес кусок горелого мяса и вонзил в него зубы.
Это был самый длинный разговор из всех, какие они вели между собой. За ночь словно частично рухнула та стена, которая их разделяла и мешала нормально общаться друг с другом.
Угль неторопливо встал со своей подстилки и подошел к Арну.
— На, держи! И грызи на здоровье, — сказал Арн с полным ртом, бросая Углю окорок.
Тот поскреб копьем горелую корку, оторвал зубами хороший кус и попробовал его разжевать.
— Ну нет, — сказал он, — натощак такое не полезет, слюней не хватит. Пошли к роднику. Надо его немножко размочить.
— Ага, пошли. А то у меня уже челюсти заболели. Надо нам раздобыть какой-нибудь другой еды.
