Василий Смирнов - Ребята Скобского дворца

— Вздремнуть бы часок! — мечтал Царь.

— Пошли домой... — торопили его ребята. — Нас уже ждать перестали. Ночь наступила.

Царь все еще медлил. Он готов был остаться здесь совсем. И только решительные требования скобарей заставили его покинуть шумный, бурлящий, залитый огнями Смольный — главный штаб восставшего народа.

Сойдя со ступенек подъезда, ребята снова окунулись в холодный, затянутый мокрым туманом сумрак осенней ночи.

За металлической изгородью на площади по-прежнему толпилось множество народу; потрескивая и дымя, горели костры; подъезжали автомобили, бронемашины. А с прилегающих к Смольному улиц подходили все новые и новые группы людей, вооруженных и без оружия, торопливых, озабоченных.

В этот поздний час, в ночь на 25 октября 1917 года, когда ребята с Типкой Царем возвращались домой из Смольного, Петроград уже наполовину, если не больше, находился в руках восставшего парода.

Утром Царь еще спал, растянувшись прямо в шинели на сундуке, когда в комнате появился пропадавший несколько дней Володя Коршунов. В черной кожаной куртке, с револьвером на боку, перепоясанный пулеметной лентой, он сразу наполнил комнату шумом, грохотом, заставив Царя приподнять взлохмаченную голову.

— Спишь! — возмущенно завопил Володя, немилосердно тряся Типку за плечи, — Весь Петроград восстал, а ты дрыхнешь! Временное правительство уже низложено!

Схватив со стола что-то съедобное и спешно пережевывая, блестя глазами, он торопливо сообщил:

— Ночью почтамт захватили. А утром юнкеров разоружили... Будем штурмовать Зимний!

Забрав с тарелки несколько картофелин и выхватив из ящика комода чистый носовой платок, он так же стремительно, что-то на ходу наказывая Типке, выбежал из комнаты.

Тяжело стуча сыромятными ботинками, он уже мчался вниз по лестнице, оставив Царя в величайшей растерянности. Медлить Типка не стал. Сон с него слетел окончательно. Позавтракав, Царь тоже бросился на улицу.

У ворот Скобского дворца столпились прохожие и читали только что наклеенное Серегой Копейкой экстренное сообщение. На листовке крупными буквами было напечатано:

ВРЕМЕННОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО НИЗЛОЖЕНО! ГОСУДАРСТВЕННАЯ ВЛАСТЬ ПЕРЕШЛА В РУКИ ОРГАНА ПЕТРОГРАДСКОГО СОВЕТА РАБОЧИХ И СОЛДАТСКИХ ДЕПУТАТОВ — ВОЕННО-РЕВОЛЮЦИОННОГО КОМИТЕТА, СТОЯЩЕГО ВО ГЛАВЕ ПЕТРОГРАДСКОГО ПРОЛЕТАРИАТА И ГАРНИЗОНА. ДЕЛО, ЗА КОТОРОЕ БОРОЛСЯ НАРОД: НЕМЕДЛЕННОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО МИРА, ОТМЕНА ПОМЕЩИЧЬЕЙ СОБСТВЕННОСТИ НА ЗЕМЛЮ, РАБОЧИЙ КОНТРОЛЬ НАД ПРОИЗВОДСТВОМ, СОЗДАНИЕ СОВЕТСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА, — ЭТО ДЕЛО ОБЕСПЕЧЕНО.

ДА ЗДРАВСТВУЕТ РЕВОЛЮЦИЯ РАБОЧИХ, СОЛДАТ И КРЕСТЬЯН!

Прочитав листовку, Царь не стал собирать ребят. Примчавшись к себе на завод, Царь, к величайшему огорчению, узнал, что сформировался второй заводской отряд красногвардейцев и ушел сражаться на Невский.

— Немного опоздал ты, хлопец! — посочувствовал Типке в проходной седенький разговорчивый старичок сторож. — На смерть пошли. Без победы наши не вернутся.

Царь отправился один, ругая себя.

В этот хмурый осенний день приметного паренька в солдатской шинели с «Георгием» на груди видели на многих улицах Петрограда. У ворот Петропавловской крепости, из арсенала которой восставшие вывозили на грузовиках оружие. У Мариинского дворца, где сосредоточивались красногвардейские отряды. У Михайловского военного училища, где произошла стычка с юнкерами. На Вознесенском проспекте навстречу Царю попался роскошный лимузин, в котором ехал верховный главнокомандующий Керенский.

Царь остановился как вкопанный и в первую минуту подумал, что председатель Временного правительства тоже перешел на сторону большевиков, раз он так свободно разъезжает по улицам Питера.

Ошарашенный Царь не знал, что Керенский, вовремя скрывшись из Зимнего, ехал собирать войска для борьбы с восставшими и что никогда уже он больше не попадет в столицу.

Ни центральных улицах по-прежнему кипели страсти. На перекрестках стихийно возникали митинги. Яростно спорили, кто победит; погибнет или устоит окровавленная, растерзанная разрухой и междоусобицами Россия. «Устоит!» — упрямо думал Царь, не вмешиваясь в спор.

Весь город был теперь наводнен свежими воззваниями, афишами, обращениями, призывами, приказами, расклеенными и разбросанными с автомашин листовками, прокламациями.

По мостовой шагали отряды солдат, красногвардейцев и... юнкеров.

Как только на улицах появились запоздавшие газетчики, к ним бросились со всех сторон. Газеты в эти дни брались с бою.

Недалеко от Исаакиевского собора стоял броневик с красным флагом на башенке.

— Почему не воюете? — поинтересовался у водителя Царь, но ответа не получил. Пошел дальше.

Выход на улицу загромождали бочки, ящики, доски. Баррикаду охраняли вооруженные солдаты, которыми командовал офицер с погонами подпоручика.

— В-вы за кого? — спросил Царь. И снова не получил ответа.

Возле бронзовых коней Аничкова моста тоже стоял отряд солдат. Они пропускали пешеходов, но все машины задерживали и направляли в сторону Фонтанки.

Прохожие глядели на солдат, не понимая, за какую они стоят власть, почему прохожих пропускают, а машинам не дают ходу. Несколько человек из толпы пытались вступить в разговор с солдатами, но те упорно молчали.

Наступал вечер. Дул сердитый северный ветер. Под сапогами чавкала липкая осенняя грязь. В густом мокром тумане, который даже и ветер не смог разогнать. Царь вместе с какими-то попутчиками переправился на лодке на другой берег Невы и направился в Скобской дворец.

У ворот Скобского дворца толпились взрослые ребята. Шел спор: нужно ли большевикам брать власть или нет?

— Ты как думаешь? — сразу же осведомился у подошедшего Царя Копейка. Спросил, хотя и не сомневался в ответе Царя.

— А мы на Невский собираемся, — сообщил Ванюшка.

На Царя выжидающе смотрели Цветок, Левка Купчик.

Увидав своих друзей, Типка снова ожил. Усталость как рукой сияло.

— Я сейчас, — сказал он.

Сбегав домой и переобувшись, Типка вернулся, готовый к новым походам.

— П-пошли! — сказал Царь. — К Зимнему. — Он по привычке плотнее нахлобучил фуражку на лоб, поднял воротник.

Сразу же к скобарям присоединилась Фроська, а по дороге их догнали Спирька и Никита.

— Бойко пошагали... — пожурили они. — Наши там тоже собираются. Подождали бы...

С большим скандалом вырвавшись из дому на улицу, Фроська размашисто шагала рядом с Царем, расспрашивая, где он был эти два дня и что видел. Лицо у нее раскраснелось, глаза были заплаканы.

Тот охотно отвечал, радуясь, что пошла и Фроська. Поглядывая на нее, он думал: стоит ли ее вести к Зимнему? Лучше на Невский. Там не стреляют.

Царь и Фроська, Купчик и Ванюшка, Цветок и Копейка, Спирька и Никита парами шли по запруженным народом тротуарам сначала Большого проспекта, потом, когда патрули не пропустили их к Николаевскому мосту, по Университетской набережной. Перебрались на Петроградскую сторону. В центр в этот день можно было попасть только кружным путем. На шумном и людном Невском ходили толпы, стояли вооруженные патрули, но не стреляли.

— Почему они не воюют? — удивлялась Фроська, забегая вперед Царя.

Он только снисходительно усмехался. Отвечать что-либо в такой толкучке было трудно. Дошли они только до Казанского собора. Дальше, к Дворцовой площади, откуда стал доноситься тревожный гул частой ружейной перестрелки, патрули солдат и красногвардейские цепи, перегородив во всю ширину Невский, никого не пропускали. На панели и на мостовой сгрудилась огромная толпа. Все рвались вперед. Ребята попытались было тоже пробираться, но неудачно. Везде на них кричали, отгоняли.

— В обход! — соображал Царь, направляя свое «войско» в нужном направлении. — Не отставать! — командовал он, более всего боясь упустить из виду Фроську. — Смотри не потеряйся... — предупреждал он.

Разными переулками и проходными дворами они постепенно подходили все ближе и ближе к Дворцовой площади. И в самом решающем месте, на перекрестке, попав в группу матросов, прорвались к Александровскому саду. Тут, у ограды, они схоронились.

Огромный величественный дворец был ярко освещен. А на фоне его на площади, чернея рабочими пальто, куртками, матросскими бушлатами, солдатскими шинелями, поднялись грозные цепи атакующих. Засевшие за дровяными баррикадами у самого дворца юнкера и ударники пулеметным и ружейным огнем не подпускали цепи атакующих. Теряя убитых и раненых, восставшие поспешно откатились назад. Сидя у массивной чугунной ограды Александровского сада, ребята горячо переживали неудачу атакующих.