Мариэтта Чудакова - Дела и ужасы Жени Осинкиной (сборник)
...Если схрон внутри – сделать уже ничего нельзя, если во дворе – что-то сделать еще можно. Главное – чтоб убийца не успел вооружиться. Его оружие где-то здесь, это ясно. Что ж, работаем вариант «Двор».
И Петр легко перемахнул через метровую ограду и очутился внутри, в замкнутом пространстве. Небольшой дворик был пуст – если не считать трех высоких мусорных баков и двух ящиков, сколоченных из неструганых досок, набитых каким-то тряпьем. Мятный холодок где-то возле желудка ясно указал Петру напрямую и безусловную опасность для жизни. И тут же кто-то внутри него, но, пожалуй, теперь ближе к голове, чем к желудку, произнес то ли отцовским голосом, то ли голосом самого Петра: «Ну что ж, Петушок, – дело военное!»
А в это самое время в трактире еще более сильный страх, только не за себя, а за Петра сковал Тома, но тоже не лишил его воли к действиям. Поэтому второй его звонок был Часовому. Тот ответил коротко:
– Я рядом. Сейчас буду.
У него, Том знал, при себе оружие. А это уже совсем другое дело. (Том в течение одного дня будто повзрослел на несколько лет и мыслил непривычными для себя категориями.) Получалось, Петру надо будет продержаться всего несколько минут. Но хорошо известно, что лишить человека жизни можно и за секунды.
Двинуться на помощь другу детства Том не мог. Во-первых, он мало чем помог бы Петру – скорей уж был риск помешать, лишить свободы действий. А во-вторых, именно сюда с минуты на минуту должны ворваться те, кого он вызвал, и нужно будет сразу указать им направление.
Потекли минуты. Бармен за стойкой продолжал сосредоточенно протирать кружки. Второй, лысоватый, не появлялся.
...Харону, вышедшему во двор, сразу бросился в глаза стоящий внутри ограды тот самый подросток, который только что вышел из трактира. Он сделал два шага к нему.
– Тебе чего тут надо, а? Вали отсюда!
И вдруг, к своему удивлению, Петр услышал свой голос – прежде чем успел сообразить, что сказать:
– А вы что мне тыкаете? Что-то не припомню, когда мы с вами на брудершафт пили!
К этому моменту Петр уже интуитивно понял – или почувствовал, – что у Харона оружия еще нет. И что это, несмотря на мощную мускулатуру Харона, очевидную в любой одежде, все-таки несколько уравнивает их шансы – у обоих по две руки и по две ноги, не больше и не меньше. И Петр понял – Харон не может при нем достать оружие из тайника: по-видимому, для этого надо повернуться к нему спиной, а Харон этого делать не хочет. И Петр приготовился защищаться. Автоматически он принял стойку, повернулся к противнику левым боком, правую ногу чуть отставил назад, прикрыл локтями ребра.
Харон, конечно, первый удар нацелил в голову, но Петр молниеносно присел. Харон не потерял равновесия, но второго удара нанести не успел – Петя отпрыгнул, крутанулся и ребром ступни ударил Харона по голени. Тот взвыл, точнее – взревел и присел. И тут лысый бармен, до этого стоявший неподвижно в дверях, ловко ногой подкатил к нему отрезок трубы.
– Ну, падаль, конец тебе! – хрипло крикнул Харон. Но, видимо, слишком понадеявшись на железо, секунду промедлил – и Петя применил свой коронный прием. Все-таки он был выше, ноги длиннее, и, успев развернуться на 360°, он, высоко подпрыгнув, издал боевой крик и выпрямленной правой ногой дотянулся-таки до виска Харона.
Удар был сильным. Тот упал. Но тут же сел, сразу оказался на корточках и размахнулся трубой, чтобы подсечь противника. Петр подпрыгнул, а Харон в это время, не выпуская трубы из рук, уже вскочил. Злая энергия, исходившая от него, окутывала Петра и начинала сковывать. Он еще не потерял сил, но как будто предчувствовал опасный перелом поединка.
И тут за оградой раздался выстрел и крик: «Ложись!»
Никогда еще на учениях Петя не падал ничком с таким удовольствием.
В тот момент, когда Харон глянул в сторону ограды, откуда Часовой второй раз выстрелил уже не в воздух, а непосредственно над его головой, из двери трактира высыпали четверо в бронежилетах.
Через три минуты Харона в наручниках волокли к машине – через зал трактира. Бледный Том стоял у своего стола. Петр, вошедший вслед за всеми с черного хода, присаживаясь на свое место, сказал ему:
– Может, выпьем еще кваску?Глава 38 Каталонцы, Рональдинью и снова неизвестная в белом
Вечером того самого дня, утром которого Скин отважно действовал у полустанка Катыши́, а Том читал лекцию рабам маковой плантации, Кутик сидел на крылечке родительского дома в Оглухине, горестно подперев голову рукой, как делала его бабка. Родители его как раз к ней и поехали в соседнее село – с ночевкой. Но дело было не в этом. От одиночества Кутик страдать еще не научился.
Кутик страдал, потому что находился в смятении.
Противостояние «Реала» и «Барселоны» («Барсы», как ее все называли) приобретало все более жесткий характер. За соперничеством «королевского» клуба и каталонцев следил весь мир, в том числе Оглухино – в лице Кутика. Вот последняя, например, игра – что это за дела, когда спортивный комментатор пишет: Рональдинью поражал ворота мадридцев так легко и непринужденно, словно ему противостояла не одна из лучших команд мира, а деревянные манекены!..
Конечно, для Кутика очень важно было, что и Рональдинью – такой же бразилец, как Роналдо. И, само собой, будет в чемпионате играть в сборной Бразилии. Но вместе с тем сегодня футбол – ничего не попишешь – в основном клубный. И тут надо что-то выбирать...
Вообще это был иной, особый мир – со своей особой речью, очень понятной Кутику. Но он знал, что вряд ли ее поняли бы его новые друзья Женя или Том, если б уселись рядом с ним смотреть игру: «Ну и запара в штрафной площадке!», «Кавенаги не вписался», «очень грамотно поставил корпус», «один из вариантов устаканивания полузащиты», «забивной игрок»...
Ну, Кутик не имеет в виду, конечно, смешные и общепонятные вещи, когда, например, тренер кричит Мовсесяну: «Мося, давай!»
Вообще свой особый разговор, конечно, не только в футболе – скажем, и в боксе, который Кутик смотрел иногда вполглаза и слушал комментаторов вполуха: «Главное – не дать попасть в себя...»
Нельзя сказать, чтобы Кутика, влюбленного в бразильцев, вовсе не волновал российский футбол. Нет, он очень даже следил, например, за сложными поворотами судьбы иностранных легионеров на российских просторах, а точнее – пустырях. А как скажешь иначе, если одного из лучших игроков Португалии «Динамо» покупает за 16 миллионов евро, а потом он тренируется на стройке?.. Не говоря о том, что стадион во время игр больше чем наполовину пустой (португалец к этому не привык!), а российские соперники «Динамо», которых трясет от числа нулей в цифре гонорара легионера, общаются с несчастным португальцем (полное имя у него длинное-длинное, но попросту его зовут Манише) исключительно путем жестоких подкатов?.. А если прибавить сюда отвратительные гостиницы, нашу осенне-весеннюю вечную городскую грязь, то чего удивляться, если он будет дотягивать свой пятилетний контракт, сцепив зубы, и уедет из России без особенно теплых к ней чувств?
И вообще, по наблюдениям Кутика, игроки к нам все с большей неохотой возвращаются после отпусков и все с большей охотой при первой же возможности возвращаются в свои клубы. Да, не очень-то дают у нас играть за такие деньги – или бьют по ногам, или держат на скамейке запасных. Кутик очень даже заметил, как уругваец Сосу только отъехал от «Спартака» – и стал одним из лучших игроков мадридского «Атлетико».
Но не будем о грустном, лучше – о смешном. Отец Кутика завел себе околоспортивное хобби – стал собирать фамилии, соответствующие виду спорта их владельца: фехтовальщик Кровопусков, прыгун в воду Доброскок... Сюда же попал почему-то и пловец Коротышкин, и чемпион мира по ходьбе на 50 км Кирдяпкин, и даже бегунов Борзова и Борзаковского Кутиков отец не без остроумия сюда же подверстал. Вообще он сильно увлекся этим делом и свои находки торжественно нес Кутику. Любимцами его были не так давно отбывшие в Америку баскетболисты Моня и Хряпа (не имена или клички, как, может, кто-то подумал, а фамилии). А недавно возник большой спор. Отец уверял, что футболист – Кошкодеря, а Кутик считал – Гожгодеря.
Стукнула калитка. Аккуратно ее прикрыв, к дому вперевалочку шла баба Шура.
– Нет матери-то?
– Нет. К бабушке уехала.
– А-а... Ну-ну.
Но уходить баба Шура не думала, а, кряхтя, уселась на крылечко рядом с Кутиком.
– Жалко мне подружку мою, Грушу, – объявила она, и Кутик понял, что говорит она об умершей в марте «с горя», как говорили, тете Груше, тетке понапрасну осужденного Олега Сумарокова и погибшей Анжелики.
Баба Шура вздохнула.
– Дом заколочен, и наследство некому принять, – поделилась она с Кутиком мыслями, от него, скажем правду, очень и очень далекими. – Сестра ее, Олегова мать, – главная, конечно, наследница. Да, видно, ехать ей сюда больно трудно. А документы подать до шести месяцев надо! Уж и времени-то, почитай, не остается... А дом неплохой еще. Хотя кому в нем жить-то? Некому!
