Вероника Кунгурцева - Похождения Вани Житного, или Волшебный мел
Шишок мельком глянул на притихшего Ваню и сказал:
— Конечно! Род ведь совсем мог пресечься!.. Серафим‑то Петрович из всех братьев Житных один с фронта живой вернулся… Только… вот что касается Анфисы — она тут, прямо скажу, ни при чем, никогда я этому не верил, навет это, наговор один. И Василиса про это слыхала, но тоже не верила… Куда‑то Валька сбегала втайне от тётеньки — и избавилась от беремени.
— Ну, не знаю… Нет так нет, моё дело маленькое, как слыхала, так и передала. А что касается рода… Так ведь и с нашей стороны род мог пресечься. Оборвалась бы ниточка. Вот такая история. Так что один ты у нас, Ваня, внучек — на всех четырёх сестёр-бабушек один…
— Только и родни что бабушки одни!.. — проронил тут доселе молчавший Перкун, а потом ни к селу ни к городу добавил: — Цыплят по осени считают…
Ваня сидел ни жив ни мёртв. Вот оно что!.. И… и что теперь?..
— И что нам теперь делать? — спрашивал меж тем домовик. — Где Валентину‑то искать?
— И что нас теперь ждёт? — сипел в свою очередь Перкун.
— Погодите–ко!
Раиса Гордеевна вернулась в угол, к сундуку, куда припрятала шишку, и вынула из него чёрную книгу с растрёпанными страницами. Водрузив на нос очки с толстыми стёклами, от чего косые глаза её увеличились и стали ещё страшнее, дворничиха сказала:
— Сейчас на все свои вопросы получите ответы. Ну–ко, Ваня, назови страницу и строчки, только скажи, снизу или сверху.
Ваня назвал. Раиса Гордеевна раскрыла книгу и принялась читать:
А ночью слышать буду яНе голос яркий соловья,Не шум глухой дубров —А крик товарищей моих…
И захлопнула книгу.
— И это всё? — осторожно спросил Шишок.
— Всё! Книга и так вам много сказала.
— А что это значит? — спросил удручённо Ваня.
Раиса Гордеевна поправила очки и посмотрела в разные стороны:
— То, что не в лесу Валентина, — это точно. В каком‑то тёмном месте… Тут в стихе‑то вначале про дурдом говорится …
Ваня так и обмер, но Раиса Гордеевна мигом исправилась:
— Но это я не настаиваю. Ты верхние строчки ведь не назвал. Но жизнь её всё‑таки тёмная, ночная, и, я думаю, спасать Валентину надо… Вытаскивать из того тёмного места. А вот что за место, уж не обессудьте, не знаю… — вздохнула Раиса Гордеевна.
У Перкуна возникли кое–какие сомнения, уж не на его ли вопрос отвечала книга, ведь он прозвучал последним… Но петух решил смолчать, хотя слова про крик товарищей очень ему не понравились.
— А невидимый мел‑то мы хоть найдём? — поинтересовался Шишок. Раиса Гордеевна и ему велела назвать страницу и номера строк. Шишок назвал. Дворничиха с важностью прочла:
Буря мглою небо кроет,Вихри снежные крутя;То, как зверь, она завоет,То заплачет, как дитя.
— Так это же Пушкин! — воскликнул Ваня, узнав хрестоматийные строки.
— Ну да, — кивнула Раиса Гордеевна. — Александр Сергеевич вам на все вопросы даст ответ! Пушкин завсегда правду говорит. И никогда не ошибается. Ведь поэты, Ваня, не обманывают. У меня сожитель‑то сторожем работал в школе, принёс эту книжицу, списанную из библиотеки, я однажды задала ей жизненный вопрос — и получила прямой ответ. С тех пор и ворожу по ней, только для солидности пришлось обернуть в чёрну бумагу. Многие ко мне приходят за ответами… Никто пока в обиде на Пушкина не остался… Даже подумываю совсем оставить дворницкую работу и стать гадалкой. Стара я стала, не справляюсь, хоть мётлы‑то и подсобляют, как могут, да всё одно — старость не радость. А это дело хорошее, сидячее…
— Ну а что это всё‑таки значит? — воскликнул Шишок. — Расшифруй ты нам… Что‑то я ничего не пойму!
— Боюсь, что расстрою вас, — поглядывая в строки, вздохнула дворничиха. — Тут двояко кажет… Или зимой добудете мел…
— Какой зимой! — воскликнул Шишок. — Нас до зимы снесут!
— Или вовсе не найдёте мела — вишь, буря то воет, то плачет…
— Ну вот! — воскликнул Шишок.
Друзья переглянулись и вздохнули.
— А может, — произнесла тут, хлопнув себя по лбу, Раиса Гордеевна, — в Бураново вам надо?! С бури же всё начинается… «Буря мглою небо кроет»! Точно, про Бураново тут…
— Снесли Бураново‑то, — сказал нетерпеливо Шишок. — Пусто там.
— Тогда одно из двух: или зимой отыщете мел, или неудача.
— Ладно, — сказал Шишок, незаметно подмигивая Ване. — Засиделись мы у тебя, Раиса Гордеевна, пора и честь знать. Пойдём мы…
— А может, ещё чайку? — кивнула дворничиха на закипавший чайник.
Шишок засомневался, но Ваня дёрнул его за полу, и тот вздохнул:
— Нет, пошли мы.
Раиса Гордеевна пожелала путникам удачи и, только они шагнули за порог, замкнулась на ключ, плотно задёрнула шторки и вытащила завёрнутую в кашемировый платок шишку. Развернула, покачала на ладони — тяжёленькая. Поставила золотую шишку на стол и, подперев щёку, долго любовалась. Услыхала какой‑то шум за окном — и скорёхонько набросила на сокровище платок.
Глава 23. Метро «Улица 1905 года»
— Да–а, — протянул Шишок, когда вновь оказались на Новослободской, — с метёлками Раиса Гордеевна, конечно, хорошо управляется, туг уж ничего не скажешь, а вот что касается ворожбы… Ворожейка из неё, как из меня водяной.
— Значит, думаешь не нужно… — Ваня замялся и быстро докончил: — маму спасать? А вдруг Раиса Гордеевна права?
— Да где ж её теперь искать? — проронил Перкун. — Куда нам теперь?
— Потерялся след, — пробормотал Шишок. — Заплутали мы в этой Москве, хуже чем в теряевском лесу… Ровно какому московскому лешаку дорогу перебежали…
Поехали куда глаза глядят — а глаза глядели в направлении центра, и приехали на станцию метро «Улица 1905 года». Тут возле афишного стенда с жирно напечатанными именами различных певцов Шишок приостановился и воскликнул:
— Погодите‑ка! Она ведь хотела стать великой певицей!.. Всё для этого отдала… — при этом домовик взглянул на Ваню. — Наизнанку себя вывернула… А вдруг стала?! Фамилию сто раз могла сменить — у баб это запросто, а имя‑то осталось!
Стали искать певицу с именем Валентина — но никаких Валентин на афише не было. Была Алла, две Ирины, Наташа, Кристина, даже Эдита была — а Валентины не было.
— Может, она в Большом театре поёт? — предположил Перкун.
— В «Золотом петушке»? — усмехнулся Шишок. — Арию Шемаханской царицы?
Тут все увидели толпу народа, которая двигалась прямо по проезжей части. Впереди ходко шла весёлая молодёжь, дальше топали люди постарше, полно было дедушек и бабушек. Некоторые несли красные флаги. Шишок тут погладил свою медаль и расправил плечи. А Ваня заметил несколько человек с камерами и вспомнил, как в инфекционке его снимали для телевидения.
— Чего это такое? — спросил Шишок, провожая взглядом шествие. — Куда это народ несёт?
Из процессии ему отвечали:
— На Останкино идём, лжецов уму–разуму учить!
— Телецентр будем брать — чтоб народ не охмуряли!
— Сейчас Останкинскую башню ломать будем! Айда, пенсионер, с нами!
Шишок в недоумении поглядел на Ваню:
— Ничего не пойму!.. Какую башню, хозяин? Какой телецентр?
Ваня рассказал, что благодаря Останкинской башне телевизоры смотрят в каждом доме, и Шишок даже подпрыгнул:
— А–а–а! Так это я завсегда с удовольствием! Моя бы воля — я бы все телевизоры до одного в расход пустил! — и, пристально поглядев на Ваню, помчался догонять шествие. Ваня с Перкуном, делать нечего, поспешили следом.
Скоро троица, обогнав многих, шла в серёдке тесной толпы. Из разговоров вокруг Ваня понял, что демонстранты только что прорвали кольцо милиции вокруг Белого дома, хотя ментов там было — тьма!
— Вот именно что тьма! Я слыхал, тыщ десять! — говорил какой‑то мужик в очках. — Как‑то подозрительно: чего это они тринадцать дней никого не пропускали, а тут нате–ко — пустили безоружных!
— Дак ведь какая толпа народу вышла! Сомнут! — отвечали ему.
— И наши ребята, знаешь, какие крутые! — кричал парень в каске, и в подтверждение постукал себя по твёрдому головному убору.
— Ну да, отняли вы у ментов пару касок да три щита, ну ещё четыре дубинки — как‑то очень уж легко менты расстались со своей амуницией…
— Легко! Ну, ты, мужик, даёшь! — обернулся идущий впереди паренёк с громадным синяком под глазом. — Гляди, какой фингал мне поставили! А Лёхе башку проломили! Эй, Лёха, покажись!
Шагавший впереди Лёха, который не мог слышать разговора, мотнул головой вопрошающе, дескать, чего надо. Голова у него и вправду была перевязана клетчатым шарфом.
— Не–ет, ребята, это все несерьёзно! — говорил очкастый. — Сильно на провокацию смахивает. Настучали по башкам для отвода глаз — и пропустили. Дескать, освобождайте своих депутатов, сколько влезет! Читали, небось, как в 1905 году‑то было, в кровавое воскресенье… Поп‑то Гапон[73] — провокатор… А сегодня ведь тоже воскресенье…Чего‑то там у них на уме у дерьмократов этих — только вот чего?!
