Глория Му - Детская книга для девочек
Но тотчас на крыльцо вышла Ольга Афиногеновна, подхватила ребенка на руки:
– Катя, да как же ты его здесь оставила? – упрекнула она горничную.
– Испугалась я, а вдруг он мертвый? – плаксивым голосом ответила та.
– Мертвые дети не орут, дуреха. Бери извозчика и сейчас же поезжай за доктором! – приказала Ливанова и унесла малышку в дом.
– Теперь ходу! – Щур дернул Гелю за руку, и они дунули прочь.
Когда уже шли по Маросейке, он одобрительно заметил:
– А с начальницей вы ловко придумали. Годная тетка. Такая от одного гонора подкинутое дите не станет в приют сбагривать.
Глава 30
Этим утром Геля, наконец, проснулась правильно. Не в какой-нибудь кошмар, а в прекрасный и важный день. Все было хорошо и правильно. Она помирилась с другом. Потом они вместе спасли маленькую девочку от ужасной участи. А сегодня – сегодня Геля приступит к спасению целого человечества. Павловскую, правда, не удалось разоблачить. Ну и что? Что значат жалкие козни какой-то противной старухи по сравнению с такими великими делами?
К завтраку она вышла в своем самом любимом платье (которое с матросским воротником) и с королевской улыбкой, преисполненная сознанием собственного величия.
– …прелестный, здоровый ребенок, только худенький очень. Я рекомендовал усиленное питание… – как раз говорил доктор жене.
– Мальчик или девочка? И что Леля собирается делать?
– Девочка. А Леля… Ты же знаешь Лелю. Решила оставить у себя. Александрой думает назвать. Хочет, чтобы ты крестила…
– Сегодня же к ней поеду!
Геля уткнулась в свою тарелку, чтобы скрыть отблеск королевского величия в глазах. На нее, однако, никто не смотрел – Аннушка принесла почту, и Василий Савельевич сразу же зашуршал газетой, а Аглая Тихоновна занялась письмами.
– А все же Леля иногда ошибается, – весело сказала Аглая Тихоновна, поднимая, как знамя, лист розоватой бумаги, исписанный затейливым почерком. – Мелания Афанасьевна прислала письмо с извинениями. Она пишет, что погорячилась, обвиняя Полю, но теперь, все как следует обдумав, уверена, что произошло досадное недоразумение!
– Вот как? Ты позволишь? – Василий Савельевич взял у жены письмо, пробежал глазами по строчкам. – А я думаю, что здесь как раз не обошлось без Лели. Это она убедила Павловскую написать письмо. Да-с.
– Но почему ты не веришь, что Мелания Афанасьевна искренне сожалеет?
– Что бы там ни произошло в тот день, со стороны это выглядит скверно. И не забывай, Полю поймали с поличным. Эта булавка… заколка… бирюлька – да дьявол ее побери! – была в кармане у нашей дочери. Я хочу сказать – Павловская могла предложить уладить дело миром. По доброте душевной. Но извинения – это как-то слишком. Кроме того, – он со вздохом вернул Аглае Тихоновне письмо, – сплетен все равно не избежать. Завтрашний день должен был стать торжественным и радостным для Поли. Утром – получение аттестата. Вечером – гимназический бал. Но, боюсь, ей придется терпеть косые взгляды и шушуканье самого недоброжелательного свойства…
– Мы должны избавить от этого Полю, – твердо сказала Аглая Тихоновна. – Я сама заберу завтра аттестат, а она останется дома.
– Пусть сама решает, – сказал Василий Савельевич.
– Можно мне подумать до вечера? – спросила Геля. О завтрашнем дне она ничего не знала. Даже не знала, останется ли она здесь, или Фея уже заберет ее домой.
– Хорошо. Подумай. – Василий Савельевич выглядел несколько разочарованным. Наверое, ждал от своей дочери более героического поведения.
Поля, то есть Геля, и сама бы рада была попасть на бал – пусть и всего лишь гимназический. Но ради спасения человечества приходится жертвовать всякими милыми вещами.
– Мамочка, можно мне теперь пойти погулять? – сладеньким голоском спросила девочка.
– Конечно, милая.
– А я могу поинтересоваться, куда ты собралась? – нахмурился Василий Савельевич.
– Да просто поброжу по бульварам, – почти честно ответила Геля. Она действительно собиралась прогуляться по бульварам. Но, понятное дело, не просто так.
Люсинда сказала, что девочка, которая приведет ее к Алмазу, каждое утро после завтрака гуляет по Сретенскому бульвару со своей гувернанткой.
Туда Геля и направилась.
В это время дня на бульварах был совершенный детский сад. Няньки со всех окрестных улиц приводили туда вверенную их попечению ребятню. Малыши липли к киоскам с игрушками и сладостями, гоняли голубей и капризничали.
На Чистопрудном, кроме малышни, прогуливались и парочки, катались на ярко расписанных лодках. За ними охотились уличные фотографы с громоздкими аппаратами на треногах – их было здесь полно, один даже привязался к Геле, но она очень уж спешила. А так могло получиться интересно – посмотреть на свою фотографию через сто лет!
Вот, кстати, о фотографии – хорошо, что этот вид искусства уже был изобретен и даже процветал. Геля сразу узнала девочку по фотке, которую показала ей Фея.
Но в реальности девчонка оказалась гораздо красивее, чем на снимке, – голубые, чуть навыкате, глаза, ярко-желтые волосы, завитые в крупные кудряшки, белое платье, перехваченное широченной голубой лентой, – чистый ангелочек. Однако вел себя ангелочек, как тысяча взбесившихся чертей.
– Папенька добрый, он все позволит! А вы запрещаете все потому, что вы недобрая, вы – злая! Вы мне всю радость портите только всегда… вы… вы… Я сейчас пойду попрошу папеньку и… и пожалуюсь заодно на вас! Вы всего лишь прислуга, так маменька говорит, и не смеете мне запрещать! – топая ногами, орал ангелочек.
Гувернантка с длинным лошадиным лицом беспомощно возразила:
– Но в вашем возрасте очень вредно часто посещать подобные увеселения! Ваша маменька доверила мне…
– А я скажу ей, и она вас уволит! Вышвырнет как шавку, так и знайте! Вы никто, пустое место, и не смейте мне указывать! – ангелочек запустил в гувернантку зонтиком и на всех парах помчался прочь.
Гувернантка, подхватив зонтик, бросилась вдогонку:
– Мадемуазель! Остановитесь, мадемуазель! Возьмите зонтик, у вас будут веснушки!
Геля только головой покачала. Да это же умереть-уснуть! Познакомиться с этой горгоной, по всей видимости, будет непросто, а уж подружиться… Что же делать? Если девчонка с гувернанткой ушли с бульвара, то все пропало!
Но они не ушли. Застывшая в раздумьях Геля увидела их, мирно бредущих (под зонтиками!) с дальнего конца бульвара. Правда, мирно бредущими они выглядели только издали. Когда поравнялись с Гелей, та убедилась, что маленькая дьяволица неисправима. Она продолжала орать и топать ногами.
– А вот и стану! А вот и стану! – вопила она. – Вы еще увидите меня на арене! В красном бархатном костюмчике и с золоченой плетью, как у мадемуазель Тексас! И куча львов вокруг, и все меня слушаются!
– Кто же вам позволит кривляться перед публикой? – не сдержав злорадства, поинтересовалась гувернантка. – Цирковые артисты хуже прислуги! Это низкое занятие!
– А вот и нет! А вот и нет! Вы это просто от зависти сказали! Вы сами хуже прислуги! А цирковыми артистами все восхищаются! А уж дрессировщиками и подавно!
Парочка прошла мимо, а Геля, повинуясь внезапному порыву, бросилась ловить извозчика. Извозчиков на бульварах было не меньше, чем фотографов, и через минуту Геля уже мчалась в коляске к дому.
Нет, все-таки настоящему лазутчику и супергерою необходим личный транспорт! А то ведь зависишь от нелепой случайности, когда каждая минута на счету! Это еще повезло, что она почти не тратила своих карманных денег, а то и вчера, и сегодня ей пришлось бы несладко!
Дома Геля первым делом разыскала Силы Зла – они дрыхли на подоконнике в ее комнате, подставив брюшко солнечным лучам.
Геля быстрехонько собрала весь нехитрый реквизит – обруч, разноцветные мячики из фольги, запихнула разнежившуюся кошку в корзину. Оставалось надеяться, что, во-первых, эта противная крикунья все еще не кончила своей прогулки, а во-вторых, Силы Зла не подведут.
Выгрузившись на Сретенском, Геля огляделась по сторонам и, заприметив в отдалении золотые кудряшки и голубую ленту, с облегчением вздохнула. Теперь оставалось осуществить самую рискованную часть плана.
Геля поставила корзинку на газон, откинула крышку и скомандовала:
– Entrée!
Кошка посмотрела на нее, как на полную дуру. Куда это – антре? Посреди шумной улицы, где галдят дети, носятся трамваи наперегонки с лошадьми, и вдруг антре? Да я вас умоляю.
Но Геля была неумолима. Она повторила команду более строгим голосом.
Кошка злобно сузила глаза – ах, так? – вылезла из корзинки и, не медля ни минуты, взлетела на старую липу, растущую поблизости. Устроилась на пологой ветке и принялась вылизывать лапку, время от времени бросая на горе-дрессировщицу презрительные взгляды.
