Эмиль Офин - Формула ЧЧ
Щепкин машинально подсчитал вес автомобилей, их встречную скорость и мысленно представил себе силу удара, который может произойти меньше чем через две минуты. Он расстегнул кобуру и спрыгнул на подножку самосвала.
Боковое стекло было опущено. Щепкин приказал:
— Взять вправо, остановить машину!
Револьвер не произвел никакого впечатления. Широко раскрытые оловянные глаза на мгновенье глянули на лейтенанта; в лицо Щепкину пахнуло винным перегаром.
Щепкин просунул левую руку в окно, ухватился за штурвал, пытаясь направить машину по краю дороги.
— Пусти руль, бандит! — закричал он и ударил револьвером по голове преступника.
Тот выпустил руль, упал на сиденье. Но было уже поздно: в нескольких метрах перед собой Щепкин увидел перекошенное ужасом лицо водителя автобуса.
Решение пришло раньше, чем Щепкин успел осознать его. Он резко вывернул руль. Автобус пронесся мимо…
Последним, что увидел лейтенант, были белые столбики, брызгами разлетевшиеся в стороны…»
Лерин голос дрогнул и оборвался так звонко, будто у неё в горле что-то лопнуло. Все молчали.
— Здесь осталось всего несколько строчек, ребята, — сказала Лера и медленно дочитала эти строчки:
— «… Сразу же за городской чертой начинается длинная дамба. Она протянулась на четыре километра; ширина проезжей части здесь едва позволяет разойтись встречным автомобилям. Водители, въезжая на этот участок, держатся правой стороны и снижают скорость. Ночью фонари проходящих машин выхватывают из тьмы силуэт мотоцикла и рядом одинокую фигуру офицера. Порой беззаботный водитель, нарушивший правила, уже готов наговорить обидные, резкие слова, но, рассмотрев молодое, пересеченное глубоким шрамом лицо старшего лейтенанта милиции, смущенно умолкает…»
Умолкла и Лера. Ребята сидели тихо, не шевелясь.
Инна Андреевна хотела что-то сказать, но оглянулась и вдруг приложила палец к губам, поспешно взяла со стола газету и убрала её в сумочку.
По школьному двору шел высокого роста человек в светлых брюках и в ковбойке с короткими рукавами. Человек шагал размашисто и упруго; сразу можно было понять, что он привык ходить на большие расстояния. Его мускулистые руки были загорелыми, и лицо тоже было коричневым, и его нисколечко не портил глубокий белый шрам. Наоборот…
— Здравствуйте, товарищи, — громко сказал Щепкин и осёкся: уж очень пристально смотрели на него пионеры и встали зачем-то, как в классе, когда входит учитель. — Извините, Инна Андреевна, за опоздание. Пешком добирался…
Неожиданно Клим рванулся к Щепкину.
— Сергей Павлович!.. Сергей Павлович, я никогда не буду пить водку и нарушать правила движения!..
— Ну вот и хорошо! — Щепкин усмехнулся, погладил Клима по голове. — Значит, будешь отличным водителем.
— Я буду, как вы! Техником-лейтенантом!
Все засмеялись. Напряжение сразу прошло.
— Ребята, — сказала Инна Андреевна, — сегодня у всех нас выходной день. У Сергея Павловича тоже. Давайте попросим его: пусть прокатит нас на «Кузнечике». — И лукаво посмотрела на Щепкина.
Хитрая Инна Андреевна! Ну ясно, она заранее договорилась с Сергеем Павловичем, а сейчас делает вид, что его надо просить.
Конечно, Щепкина просить не пришлось. Он сразу же сказал:
— Слушать меня внимательно! Что надо сделать перед выездом из гаража? Отвечайте по порядку. Быстро!
— Проверить тормоза, — сказал Игорь.
— Рулевое управление, — сказал Симка.
— Масло и бензин, — сказал Славка.
— Воду, — сказала Лера.
— Машина должна иметь чистый и опрятный вид, — сказала Нинка.
А Климу не осталось что сказать. Но он подумал немножко и сказал:
— Надо проверить, чтобы шофер был трезвый.
— Молодцы! — сказал Щепкин. — Выполняйте!
И вот по широкой солнечной набережной, взлетая на горбатых мостиках, уже несется автомашина — самая лучшая, самая быстроходная, самая красивая! Ровно поет мотор, шелестят покрышки по асфальту, шелестят деревья на бульваре, шелестит, развевается на ветру шарфик Инны Андреевны. Она обняла за плечи девочек, а мальчишкам то и дело напоминает:
— Держитесь же! Ещё вывалитесь!
Клим сидит рядом с водителем, смотрит на его руки. Эти сильные загорелые руки спасли целых два автобуса пионеров, не побоялись повернуть руль самосвала тогда, там…
— Сергей Павлович, мы сейчас поедем туда… На опасный участок, правда?
Щепкин скашивает удивленные глаза на Клима.
— Вот ещё! Зачем нам нужны опасные участки? Мы поедем в самое безопасное место…
Машину подбрасывает на горбатом мостике. Из кузова доносится визг девчонок, а потом песня:
Скорее в путь,Смелее в путь,Ударит ветер в грудь.Улыбку взять с собою в путь,Товарищ, не забудь!Летят сады навстречу,И улицы летят.И прыгает «Кузнечик»Коленками назад!
«Кузнечик» несется, как стрела, навстречу ветру и сверкающему солнцем заливу. Лера осматривается.
— Инна Андреевна, ребята, глядите-ка — Дорога чемпионов. Мы приехали на Острова!
Глава восьмая
ДОРОГА ЧЕМПИОНОВ
Наверное, в некоторых городах тоже есть острова, — это вполне возможно. Но таких островов, как в Ленинграде, нет нигде! Так же, как нигде нет таких белых ночей; недаром же их красоту увековечил Александр Блок. У него в одном стихотворении сказано:
Сожжено и раздвинуто бледное небо,И на желтой заре — фонари…
Славка говорит, что островов в Ленинграде сто один, а мостов свыше трехсот пятидесяти. Впрочем, дело не в количестве. Конечно, не каждому удается увидеть (в особенности если мама и папа заставляют рано ложиться спать), как разводят в белую ночь, например, Дворцовый мост на Неве.
Шестикрылый и Нинка — счастливцы! Вот им уже удалось увидеть фонари, взлетевшие на поднятых пролетах моста. Симка два дня рассказывал, как четко выделяются кружевные перила моста на фоне светлой полоски зари, которая все ярче разгорается над заливом над плавучими кранами и силуэтами кораблей.
Они ещё спят у причалов, а золотой кораблик на Адмиралтейском шпиле — тот уже плывет по огненному предрассветному небу, задевает за прозрачные облачка.
И хочется долго стоять у ещё теплого гранитного парапета набережной и слушать протяжные гудки буксиров, смотреть, как они тянут за собою баржи…
Обо всем этом рассказывал захлебываясь Шестикрылый. Он и Нинка недавно ухитрились даже побывать в ЦПКиО на карнавале «Встреча белых ночей». Правда, им обоим за это здорово всыпали дома, зато Симка вдохновился и сочинил для Нинки очередное стихотворение:
По вечерам под ЛенинградомКипят весельем Острова.И шепчем мы, гуляя рядом,Друг другу разные слова.
Нинка, ясно, не вытерпела и показала это стихотворение всему классу.
А Славка сразу же навел критику:
— Что значит «разные слова»? Можно подумать невесть что! Поэтический образ должен быть точным. Лучше бы уж прямо написал «нежные».
И тогда Шестикрылый признался Нинке, что он с самого начала так и хотел написать, да постеснялся.
А чего стесняться? Непонятно. Грубых слов, вроде «дурак», «черт», или там «прохвост», никто почему-то не стесняется, а хороших слов, таких, как «милая» или «дорогая», стыдятся. Глупо! Нинка все равно знает, что для Симки она и милая и дорогая, и никто её в этом не разубедит! И гулять с Симкой на Островах она все равно будет. Подумать только, что до сих пор они ещё не были на большом стадионе!
Во многих городах, конечно, есть прекрасные стадионы, но такого, как в Ленинграде, наверное, нет нигде. Очень давно, когда только-только окончилась война, на Крестовском острове тоже ещё ничего не было. То есть были, конечно, стадионы — «Динамо» там, «Пищевик» и другие, — но разве это стадионы по сравнению с новым, который выстроили в 1950 году! Лерин инструктор по плаванью рассказывал: пришлось перевернуть миллионы кубометров земли, осушить огромные болота, уложить сотни тысяч тонн асфальта; только одна аллея, которая ведет через парк к трибунам, прямо к памятнику Кирова, имеет двадцать метров в ширину!
Когда Лера впервые шагала по этой аллее со своим чемоданчиком, где лежали резиновая шапочка и купальник, она мысленно прозвала эту аллею Дорогой чемпионов. И пусть это покажется кому-нибудь смешным — пожалуйста! — но Лера, подойдя к памятнику, дала Сергею Мироновичу честное пионерское, что будет чемпионом. И вот она уже почти сдержала слово — защитила первый юношеский разряд. Правда, она ещё не чемпион, но добьется! Недаром же в «Советском спорте» написали, что у неё руки и ноги работают, «как гребные винты»…
