Леэло Тунгал - Половина собаки
— Что за праздник ты собираешься отметить, Железный бычок? Уж не пятый ли день рождения своего костюма?
Ну да, всем было известно, что Мадис донашивает одежду своего старшего брата Майду, из которой тот вырос. Но с виду не скажешь, что это обноски, к тому же ни у одного нормального парня костюм пять лет не продержится, а Мадис вполне нормальный парень. Вообще-то, я всегда ставил Трууту на место, но в тот раз Пилле успела меня опередить:
— Когда ты, Труута, будешь праздновать первый день рождения своего умишка, не забудь пригласить весь класс в свидетели. Конечно, если это успеет случиться до окончания школы! По-моему, костюм Мадиса новее и лучше, чем твои импортные… консервы, во!
На это все мы разразились хохотом, а Труута сделалась пунцовой и выпалила:
— В этом самом костюме он еще придет к тебе, Пилле, свататься, вот увидишь!
— Ну и пусть, тебе-то что до этого? — спросил я, смеясь.
— Во всяком случае, ты, Олав-деточка, можешь утереться! — перекинулась Труута на меня. — Уж мы-то знаем, о ком Пиллечка мечтает по ночам! — И она толкнула локтем в бок Майе, которая тоже противно захихикала.
— Что такое?
— «Что такое? Что такое?» — передразнила она меня. — Увидишь еще!
— Дуры! — крикнула Пилле и выбежала из класса.
Вот и пойми этих девчонок. Даже вроде бы мелочь — тройку, которую Мадис сумел исправить на четверку, — им удалось превратить в такую чертовщину, что только держись! Потом, на классном вечере, я пригласил Пилле на танец, но разговаривать с нею было невозможно, кроме «Нет. Да. Нет. Может быть», я ничего от нее не услышал. Я уже хотел было отправиться домой, но тут у меня возник коварный план мщения: сделать человечеству услугу и пригласить назло Пилле танцевать Трууту. Я направился через зал вроде бы к Пилле, но, не дойдя до нее метра два, чуть свернул и через три шага остановился перед Труутой.
— Как? Меня, что ли? — Труута от неожиданности раскрыла рот, да так и не закрыла его, но ноги ее пританцовывали.
Я кружился с нею два танца подряд. Как назывался первый — понятия не имею. Но что второй был старым почтенным вальсом, это и ежу было понятно.
Пилле теперь танцевала с Эльмо и выглядела, словно ее подменили: смеялась, и весело болтала с партнером, и склоняла голову набок, как Большая синица.
— Ну, что скажешь насчет вечеринки? — спросил я Трууту.
— Лучше многих, наконец-то диско как диско! — защебетала Труута. — Если еще и мои югославские туфли уцелеют после нашего танца, буду считать, что это настоящий бал.
«Сама ты бал…да! — подумал я. — Нечего подставлять свои шпильки мне под ноги!» Но вслух сказал:
— Пожалуй, бальные танцы все-таки устарели, хотя бы вот вальс — только кружись и кружись, а по-настоящему и не попляшешь!
Труута усмехнулась:
— А Пилле, видишь, думает иначе! Смотри, Эльмо вскоре будет ей по плечо, если еще подрастет на полметра. Ну и змея!
— Если не будет тайком покуривать, конечно, вырастет, — ответил я.
— Господи! Неужели Эльмо курит? — Труута уставилась на меня.
— А ты думала!
Труута замолчала счастливо, затем шепнула:
— Знаешь, Олав, пусть так и будет.
У меня аж спина вспотела: что же, должно так и быть, как хочет Труута?
— Так вот: тайна за тайну! Хочешь, скажу тебе, как мы узнали про тайную симпатию Пилле? — спросила Труута, поглядывая на меня с превосходством, как на несмышленыша.
— Что, что?
— Ну, кого Пилле любит! — сообщила она таинственно.
— Ах, девчоночьи выдумки! — бросил я, и тут, черт возьми, пластинка кончилась.
Учительница Маазик подошла к граммофону и объявила:
— А теперь пора кончать. Хорошенького понемножку!
— Мы еще и не потанцевали!
— Учительница!..
— Еще немножечко!
Классная руководительница сказала с улыбкой:
— Вас бы следовало однажды проучить хорошенько за то, что полвечера сидите по углам, как прикованные, а когда вечер кончается, тогда только начинаете танцевать!
— Учительница, ну еще хоть два танца!
— Пожа-а-алуйста!
— Будьте человеком! — пошел Эльмо ва-банк.
Продолжая улыбаться, учительница спросила:
— Ну, какой танец хотите?
— Вальс! — крикнул я.
— Вальс! — собезьянничала Труута.
Пилле бросила быстрый взгляд в нашу сторону и тоже протянула жалобным голосом:
— По-жа-а-луйста, ва-альс!
Вот дурачки-то! Я ведь просил вальс только для того, чтобы Труута смогла закончить честь по чести свой донос, но зачем им-то, всем другим, обрекать себя на муки?
— На чем это мы остановились? — спросил я абсолютно безразличным тоном, когда в очередной раз почувствовал туфли Трууты под подметками своих ботинок.
— На моих туфлях, кажется? — сказала Труута.
До чего же хитра!
— Да, кажется, на твоих испанских туфлях, — вроде бы согласился я. Интересно, испанские туфли меньше югославских? Могли бы и быть…
— Да нет же! — вдруг развеселилась Труута. — Мы остановились на любовной истории Пилле.
Ну и ну! Похоже, переходя в пятый класс, начнем праздновать свадьбы…
— Хм!
— Дело было так: Лейли где-то слыхала, как можно выведать у девчонок душевные тайны…
Я подумал: «Ну, об этом я тоже мог бы кое-кому рассказать. Стоит похвалить туфельки — и тайны будут сразу же как на ладони!»
— Правда? — спросил я.
— Ей богу! Честное пионерское! — воскликнула Труута. — Это делается так: привязываешь ей нитку к большому пальцу ноги…
— Кому — Лейли или Пилле?
— Ах! До чего же ты туго соображаешь! — рассердилась Труута. — Просто любой спящей девчонке, ну! Привязываешь нитку к большому пальцу ноги и даешь понюхать какую-нибудь жидкость с хорошим запахом.
— Например, рыбий жир или бензин! — не удержался я, и Труута сразу же нахмурилась. Ну вот, как бы не пришлось заказывать еще один вальс… Но к счастью, ей так хотелось поделиться со мной тайной, что она не очень рассердилась и продолжала:
— Когда и то и другое сделано, тогда просто дерни за нитку и спроси у девчонки о чем хочешь — ответит совершенно честно и не уклоняясь!
— У тебя есть нитка? Попробуем сразу же на тебе?
— Балда! Это же надо делать, когда девчонка спит! Помнишь, в прошлую субботу мы совершили поход в Ярвеотса и спали там в палатках? Вот там-то мы и проделали опыт с Пилле. У меня были с собой духи, тетя Марлеэн мне подарила, заграничные, называются «Быть может». Духи — во! Полный отпад! Мы с Майе и Лейли дождались, пока Пилле уснула, и затем провели опыт.
— Что же вы спрашивали?
— Ах! Всякую всячину! Вроде того, что жадная ли она, считает ли она себя красавицей, ну и все такое… Сначала она сопротивлялась, трясла головой просто так, потом забормотала: «Да, да, сейчас!» Фантастика! Мы чуть не обхохотались.
Мне стало по-настоящему жаль Пилле: эти три трепачки с их отпадными духами колдуют над девчонкой, как ведьмы, да еще дергают за палец.
И тогда спросили: «Кого ты любишь?» Пилле что-то пробормотала, нам показалось сперва, что «Валду!», но потом мы поняли, что она протянула почти совершенно отчетливо: «Ма-а-ди-са-а!» Мы все слыхали, особенно Майе.
— «Почти совершенно отчетливо» — как это?
Труута хмыкнула:
— Конечно, тебе нелегко это слушать, мы ведь помним, как ты тащил Пилле на себе во время игры в ориентирование… Но сердечные дела — это сердечные дела!
— Иди ты со своими сердечными делами!..
То, что я так сказал Трууте и бросил ее посреди зала, хотя танец еще не кончился, было, конечно, невежливо, но какая же она все-таки противная. Впрочем, через несколько секунд танец все равно кончился, так что ей почти не пришлось торчать одной посреди зала. Я бы тогда сразу пошел домой, если бы мне не потребовалось еще договориться с Мадисом, чтобы он пришел ко мне и помог чинить велосипед. Мадис — человек разумный, быстро забывает девчонские подначки, но вот Пилле… Кто бы мог подумать! Пилле — умная, нормальная и хорошо выглядящая Пилле — спросила:
— Ну, Труута превратила тебя уже в дрессированного паркетного льва?
Я попытался ей объяснить, о чем говорила Труута, хотел сказать, как мало для меня значит такая болтовня, но Пилле обиженно засмеялась деланным смехом и повернулась ко мне спиной.
Вот и говори с этими девчонками! После этого все нынешнее лето Пилле даже в мою сторону не смотрела, словно я был виноват в той истории с духами «Быть может». А ведь мы как-никак соседи по дому, можно было бы иной раз и словечком перемолвиться. Когда наш класс ходил пропалывать совхозную брюкву, Пилле нарочно взяла себе участок самый дальний от моего. Ну, а я тогда, чтобы ее позлить, сунул лягушку за воротник Лейли. Скосив глаза, я видел, как Пилле от зависти побледнела, но так ей и надо. С парнями всегда наполовину легче — сразу ясно, кто и почему твой враг, а кто друг. И хотя случается иногда выяснять между собой отношения, у парней злопамятность больше двух дней не держится…
