Александр Немировский - За столбами Мелькарта
— Чего это им вдруг понадобилось исправлять дорогу? — ворчал один из рабов, настолько худой, что рёбра выпирали у него на груди.
— Наверное, кого-то ждут, — предположил другой.
И он оказался прав. В полдень со стороны реки показалась толпа. Побросав свои кирки и лопаты, рабы отошли в сторону. Четверо чернокожих несли открытые носилки. Их сопровождали стражники. Когда носилки проплывали мимо Гискона, тот бросил взгляд на возлежавшего в них человека. Гискон замер. Это был суффет Гадеса. Это ему тогда, в Гадесе, Гискон вручал по приказу Ганнона грамоту. Это в его доме он присутствовал на приёме моряков-карфагенян. И вот Гискон — у носилок Хирама. Стражи преграждают дорогу рабу, но он с силой толкает одного из них и, упав на колени, кричит:
— Повелитель Хирам! Повелитель Хирам!
Суффет делает знак, чтобы спустили носилки, и, когда Гискон приближается к нему, спрашивает:
— Кто ты, раб, и откуда тебе известно моё имя?
— Я свободнорождённый карфагенянин, воспитанник суффета Карфагена Ганнона. Меня продали в рабство пираты.
При имени Ганнона в глазах Хирама блеснула заинтересованность.
— Ты назвал имя Ганнона? Кто ты?
И тогда, торопясь и волнуясь, Гискон рассказал о том, как он плыл вместе с Ганноном на одном корабле, как пираты захватили их корабль, а его и маленького чернокожего привезли сюда и продали на рудники.
— Так это ты тот самый мальчик, который был у меня вместе с Ганноном? — воскликнул суффет. — Как же! Я тебя помню. Но как ты вырос и похудел!
Суффет сделал знак стражнику и, когда тот приблизился, приказал:
— Отвести их обоих на корабль.
Так Гискон и Дауд оказались на гауле суффета Гадеса. Это была беспалубная гаула с резным изображением лошади на носу. Гискон знал, что такие суда называются «конями». В другое время он вспомнил бы уроки Малха и осмотрел бы судно и оснастку его, но теперь ему было не до того. Неожиданно пришла свобода — она потрясла и ошеломила его. Теперь, когда он свободен, он сделает всё, чтобы найти Ганнона. И тогда уж они сумеют отомстить Мастарне и Саулу!
К вечеру на гаулу вернулся Хирам. Вспомнив о Гисконе и Дауде, он позвал их к себе. Гискону он приказал рассказать всё, что ему было известно о судьбе Ганнона. Дауда он расспросил о его племени, о торговле золотом. Последнее, видимо, больше всего интересовало суффета.
Рано утром «конь» поднял якоря и двинулся вниз по течению реки. Река становилась всё шире. К полудню Гискон был уже в Гадесе. Он не узнал города. Гавань опустела. На причале покачивалось несколько «коней». На улицах не было ни души. Вместе с уходом карфагенского флота город покинуло оживление, владевшее жителями в те дни.
Персидский корабль
Уже два месяца Гискон и Дауд жили в доме суффета. Они ещё больше сдружились. Каждый день приносил чернокожему мальчику много нового. Он видел дома, в которых обитают белые люди, удивительные вещи, которыми они пользуются. А Гискон рассказывал ему о Карфагене, о его высоких каменных стенах, величественных храмах. Об огромном, сделанном руками людей озере, где теснятся корабли со всех частей света.
Часто Гискон и Дауд ходят в гавань расспрашивать моряков о Ганноне. Но никто ничего не знает о суффете. Зато о Мастарне говорит весь Гадес. Этруск снова появился во Внутреннем море. Говорят, он набрал самых смелых, самых отчаянных и искусных моряков. Он нападает на купеческие гаулы и пускает их ко дну. Как дух смерти, витает он над волнами, и встреча с ним страшнее бури и подводных камней. Мачта его большого корабля несёт полотнище. На нём изображено какое-то чудовище с человеческим лицом, рогами на голове и змеёй вместо языка. Это Тухалка — дух разрушения. И корабль Мастарны называют теперь «Тухалкой».
Говорят, Мастарна собирает большой флот, чтобы отправить ко дну все корабли италийских и сицилийских эллинов, что он уже не помышляет о захвате Рима, а хочет обосноваться в эллинской колонии Кумах.
Гискон знает, что в этих рассказах немало вымысла. И часто трудно ему понять, почему эти купцы, плавающие во Внутреннем море, не объединятся и не уничтожат дерзких пиратов!
Однажды в гавань Гадеса зашёл большой корабль с косыми белыми парусами. На носу его, там, где у карфагенских кораблей рисунок глаза, был изображён солнечный диск с расходящимися во все стороны лучами. Любопытные горожане высыпали на набережную. И в первых рядах были Гискон и Дауд, не пропускавшие ни одного корабля.
Напрасно Гискон пытался прочитать название гаулы, выписанное чуть пониже отверстия для якорной цепи. Буквы были незнакомы Гискону. Но какой-то старый моряк пояснил:
— Это персидский корабль. Он, кажется, прибыл из Ликса.
Недолго думая, Гискон бросился к Хираму. Он умолял суффета разрешить ему побывать на судне. Может быть, его моряки слышали о Ганноне. Разделяя волнение и любопытство мальчика, Хирам сам собрался в гавань.
— Пойдёшь со мной, — сказал он Гискону, когда они подошли к сходням.
На борту суффета встретил человек с безволосым, сморщенным, как печёное яблоко, лицом. Он молча провёл Хирама и Гискона в каюту, увешанную яркими коврами. Там их ждал мужчина, одетый, сообразно восточному обычаю, в лазоревую тунику и красные шаровары. Он приветствовал гостя низким поклоном:
— Привет тебе, о владыка Гадеса! Да ниспошлют милостивые боги счастье и богатство тебе и твоим жёнам!
После ответного приветствия суффета перс усадил его рядом с собой на ковёр.
— Я Сатасп, слуга царя царей Ксеркса, начальник над его кораблями. После битвы при Саламине,[94] где коварные эллины потопили наши лучшие корабли, гнев обуял моего владыку. Перед дворцом в Персеполе он приказал вбить сотни кольев. На них корчились в страшных муках мужчины и женщины, жертвы его гнева. Каждый в городе с ужасом ждал своего конца. Однажды ночью меня привели во дворец. Я уже заранее простился с жизнью. Но, когда я на животе подполз к трону, его величество милостиво разрешил мне облобызать его ногу. До сих пор моё сердце преисполнено гордости! Ведь никто из предков моих не удостаивался такой великой милости! «Послушай, Сатасп, — промолвил царь царей. — Все думают, что главный наш враг — это жалкие эллины. О нет! Стоит мне только захотеть, и я могу превратить их всех в пыль и развеять по ветру. Главный мой враг — море. Это оно уничтожило мост, который я перебросил из Азии в Европу. В гневе я приказал высечь его плетьми, а оно, как строптивый раб, отомстило мне Саламйном. Но я отплачу ему! Мой звездочёт, халдей, рассказал мне, что в старину финикийские мореходы обогнули Ливию; на это им потребовалось ровно три года. Я затмлю славу этих жалких торгашей. Я покажу морю, что мне не страшны его козни. Отправляйся в Египет, возьми там лучший корабль и плыви через Столбы вокруг Ливии, пока не войдёшь в Аравийский залив. Я буду ждать тебя в Вавилоне. И, если ты не прибудешь вовремя в Вавилон, помни: тебя ждёт смерть на колу».
Тяжело вздохнув, перс продолжал:
— Итак, я вышел в море. По милости Ахурамазды,[95] Столбы Мелькарта остались позади. Ветер погнал корабль на юг. Бури обходили нас стороной. Я плыл вдоль бесконечного берега, пока не кончилась пресная вода. Я проник в устье какой-то большой реки. Там мои матросы заметили маленьких чёрных человечков в передниках из пальмовых листьев. Кормчий рассказал мне, что таких же точно человечков привозили в подарок египетским царям из болот, откуда вытекает Нил. И я приказал поймать маленького чернокожего, чтобы подарить его царю царей. Но как только матросы высадились на берег, человечки исчезли в высокой траве. Матросам удалось угнать лишь пару быков. Быки ничем не отличались от персидских, из чего я заключил, что в этой стране только люди маленького роста, а всё остальное обычных размеров. Потом мы вошли в страну безветрия. Там нет потоков воздуха, дующих с высот, чтобы гнать корабль вперёд. Никакое дыхание небес не помогало парусам, и я понял, что никто ещё не доходил до этих вод и не посылал туда кораблей. Я вынужден был вернуться. Обратный путь продолжался целый год. И вот уже приближается срок моей гибели. Может быть, ты, о мудрый владыка, утешишь душу мою советом?
Хирам задумался. Хитрая улыбка скользнула по его губам.
— Скажи, что для тебя будет легче: обогнуть Ливию или пройти каналом фараона Нехо в Красное, море? — спросил Харим.
— Сравнил муравья с верблюдом! — воскликнул перс. — Пройти в Красное море мне ничего не стоит! Только не на этой гауле.
— Так вот, подари свою гаулу гадесскому Мелькарту, а я тебе взамен дам своего «коня». Возьми преданных моряков и плыви в устье Нила под видом купца. А там по каналу, прорытому фараоном Нехо, сверни в Красное море. Оттуда тебе ничего не стоит добраться до Вавилона.