Владислав Крапивин - Семь фунтов брамсельного ветра
– Алло! Извините, что я не сразу подошла. Звонок тихий, а я на кухне…
Я чуть не упала с табурета.
Голос был женский. Я словно увидела пожилую, похожую на библиотекаршу Анну Григорьевну, тетеньку.
– П… простите… я, кажется ошиблась. То есть набрала случайно… Это двадцать три, семьдесят один, одиннадцать?
– Совершенно верно, вы не ошиблись. Но вы, очевидно, хотели поговорить с прежними жильцами? Они переехали, и я , к сожалению…
– Нет-нет, – я отчего-то глупо заторопилась. – Я не хотела! То есть… я сама прежний жилец. Я по привычке набрала номер, и вдруг… Я не думала, что кто-то ответит… А вы там… ремонтируете, да?
– Нет, я здесь живу. Мы переехали буквально два дня назад… Меня зовут Людмила Георгиевна. Простите, а вас?
– А меня Женя. И можно не говорить мне “вы”, мне тринадцатый год, – сказала я, потому что ощутила неожиданную симпатию к незнакомой Людмиле Георгиевне. Хотя, казалось бы, надо ощущать обратное! Ведь, судя по всему, милицейско-жилищные начальники вытряхнули нас из прежней квартиры, чтобы отдать ее этим вот новым жильцам! А разговоры о ремонте были только прикрытием!
Я не удержалась:
– Нас заставили съехать, потому что якобы ожидался ремонт. – В это “якобы” я вложила некоторую иронию.
– Женечка, вы правы! – Она продолжала говорить мне “вы”. – Но случилось много неожиданностей. В милицейском ЖКО не нашлось денег, и оно очень быстро переправило дом в ведение городского хозяйства. А в нашей старой квартире случилась беда, рухнул потолок, и нам срочно выделили вот эту жилплощадь. В аварийном порядке… Я чувствую себя крайне неловко. Получается, что мы стали невольной причиной вашего выселения…
– Что вы! У нас-то все в порядке. А вот вам придется, наверно, повозиться с ремонтом, квартира старая, – посочувствовала я…
– Боюсь, что придется. Сын уже начал хлопотать… Но все же это лучше, чем было прежде… Женечка, я могу быть вам чем-то полезна?
“Не обижайте ржавого гнома, который живет в кладовке”, – чуть не брякнула я.
– Людмила Георгиевна… могут прийти какие-нибудь письма. Вообще-то мы сделали заявку о смене адреса, но вдруг на почте забудут… Можно, я иногда буду звонить вам?
– Разумеется! Но… очень хорошо, что вы позвонили сегодня. Завтра у нас сменят номер. Этот-то ведомственный, его снимают, а мы переносим сюда свой, старый. Запишите, пожалуйста: девятнадцать, ноль три, ноль два…
– Спасибо! Я запомнила…
– И, если не трудно, оставьте свой номер. На всякий случай.
Я продиктовала. Мы очень мило попрощались, и я в течение недели наивно ждала: вдруг Людмила Георгиевна позвонит и скажет, что пришло письмо. Уже кончились каникулы, а звонка не было. И письма не было. Я не выдержала и позвонила на прежнюю квартиру снова.
Ответила не Людмила Георгиевна. Голос был недовольный, сиплый и явно мальчишкин:
– Квартира Карцевых…
– А… с Людмилой Георгиевной можно поговорить?
– Бабушки нет, она в аптеку пошла… Передать ей что-то?
– Я… дело в том, что я Женя Мезенцева. Которая раньше жила там, у вас. Я хотела узнать, нет ли письма…
– А! Понял… Письма нет. Мы бы сразу позвонили…
– Жаль. Ну ладно… – Оставалось сказать “пока” и положить трубку. Мальчишка все так же сипло проговорил:
– Женя, подожди… у меня вопрос. Меня зовут Игорь. И я нашел в кладовке, в щели под плинтусом гномика.
Я заморгала:
– Ка… кого гномика?
– Крохотного. Ну вроде тех, что бывают в киндер-сюрпризах. Наверно, это твой. Он тебе нужен?
Я не помнила никакого гномика (кроме того, что придумала в недавней сказке). Илья в юные годы, кажется собирал коллекцию игрушек из шоколадных подарочных яиц, но потом растерял, а я этим делом никогда не интересовалась.
– Игорь, пусть он живет, где жил. Может быть, это домовой, который притворился гномиком. Его переселять нельзя.
Игорь отнесся с пониманием.
– Ладно. Я его устрою поудобнее… А ты в каком классе?
– В седьмом.
– А я в шестом… Мне еще только одиннадцать…
– Дело поправимое, – утешила я. И спросила: – У тебя что, горло болит?
– Ага, – с удовольствием сказал он. – Оно не сильно болит, только припухло. Зато можно в школу не ходить, продолжение каникул.
– Повезло…
– Ага, – опять сказал он. – Только бабушка ворчит, если я спускаю ноги с кровати. Ей кажется, что из щелей дует…
И тогда я вспомнила:
– Игорь! Вы ведь будете делать ремонт?
– Наверно, придется. Ближе к весне.
– Если станете перестилать полы, посмотри, пожалуйста, в маленькой комнате: там под половицами должна быть монетка с корабликом. Желтая, тяжеленькая такая, выпущена на острове Джерси. Вот ее мне очень-очень хотелось бы обратно… Понимаешь, улетела в щель…
– Ладно, я посмотрю.
– Ну, лечись…
– Ага… до свиданья.
Я посидела рядом с телефоном. Хмыкнула: надо же, гномик… А может, не случайно? Может, счастливая примета?
Аппарат затрезвонил – как-то резко, нетерпеливо. Я вздрогнула, схватила трубку.
– Квартира Мезенцевых?
– Да!
– Семьдесят второе, почтовое. Письмо для вас, только странное какое-то. Очень приблизительный адрес, решили уточнить. Евгения Мезенцева – это у вас?
– Да! Да, это я!
– Письмо из Яхтинска…
– Да! Это мне!
– Значит, пересылаем?
– Да!.. То есть нет! Можно, я приду сама?! Прямо сейчас!
– Можно. Так оно быстрее будет. Поторопись только, мы сегодня до пяти, суббота. Успеешь?
– Да! Обязательно!
3
На часах было пять минут пятого. Я прикинула – если повезет с трамваем, доберусь за полчаса.
Наша новая квартира – в районе, который называется “Парковый”, потому что в этих же краях расположен Центральный городской парк. До школы добираться стало гораздо дальше, однако ближе до Лоськи и до Томчика. Гудки тепловозов здесь были не слышны, я по ним даже скучала. Зато – своя комната. Я об этом раньше и мечтать не смела. И дом хороший, девятиэтажный. Мы – на третьем этаже, как и прежде. Но здесь, если лень топать по ступеням, можно на лифте…
С трамваем не повезло. Где-то был не то обрыв провода, не то снежный занос. Разноцветные вагоны на рельсах стояли бесконечной вереницей. Илья говорил: “У нас как зима, так стихийное бедствие – снег. Для мэрии это каждый раз неожиданность, как в южной Италии…” Ох, чтоб она, эта мэрия с городским хозяйством, провалилась!..
К счастью, рядом с трамвайной остановкой притормозил автобус – недавно открыли коммерческий маршрут до площади Черепановых, это недалеко от нашей “Сортировки-два”. Хорошо, что у меня в кармане был железный пятирублевик! Я с разбега прыгнула в дверь.
Маршрут оказался дурацкий – с какими-то объездами и хитрыми поворотами. К тому же, на улице Гоголя мы минут на десять застряли в пробке. Я вся извелась.
Но все же я успела! На почте оказалась без пятнадцати пять.
В маленьком почтовом отделении было тепло и уютно. И все знакомо, как дома. Потому что мне приходилось бывать здесь много раз. Но в отделе доставки я никогда не была. Меня впустили в маленькую дверь. Я оказалась среди полок с пакетами, свертками, ящиками. Суровая на вид тетя сказала:
– А-а, Мезенцева… Документ-то есть?
Я обмерла. Какой документ? Свидетельство о рождении, что ли? Топать домой и ждать до понедельника?
– Я… не знала. Вы же не сказали…
– Все-то вам скажи да по полкам разложи… От кого ждешь письмо-то?
– От Паш… от Павла Капитанова.
– Получай. Чего он, Капитанов твой, такой растяпа? Номера позабыл!
– И правда растяпа! – радостно согласилась я. Потому что вместо нормального адреса было под названием города мелкими печатными буквами выведено: “Ул. Машинистов, трехэтажный кирпичный дом напротив магазина “Овощи”, кв. на третьем этаже, левая угловая дверь”. И потом уже: “Мезенцевой Евгении”. Картинка на увесистом конверте была заклеена желтым бумажным квадратом, а на нем – слова: “Уважаемые сотрудники почты! Пожалуйста, разыщите адресата, это очень важно! Спасибо!”
Нет, в самом деле растяпа, разгильдяй, пустая голова! Позабыл точный адрес, поэтому и тянул с письмом, балда несчастная!.. Еще и почтовый индекс забыл: вместо цифр 7 и 2 – нацарапаны кривые ноли!..
Кажется, я довольно долго с размягченной улыбкой разглядывала конверт. Тетка проворчала:
– Ступай, красавица, дома прочтешь. Нам закрываться пора.
После этого вскрывать здесь письмо было неловко. Ладно, дома… Ох и понаписал Пашенька! Вон какое толстенное, будет что почитать…
Я, пританцовывая (в душе, конечно), вышла на крыльцо. Были уже сумерки. Разноцветные окна вокруг светились, как прозрачные мармеладинки на елке. Я зашагала к трамвайной остановке. Там праздничность моя малость потускнела. На рельсовом кольце стоял единственный трамвай – без огней и с опущенной дугой. Сердитый дядька объяснял закутанной спутнице, что “понимашь, они, паразиты, встали по всей линии и хрен их знает, когда пойдут, потому что какая-то фигня на подстанции…”
