Борис Лапин - Серебряный остров
Он еще не очень-то представлял, как доберутся они до отверстия в потолке, пытался изобрести что ни будь, безвыходных положений не бывает. И вдруг почувствовал смутное беспокойство. Словно недодумал чего-то, забыл сделать что-то важное. Ему бы сосредоточиться, привести в порядок мысли, но вместо этого он вспомнил, как помогал Валюхе взбираться на трудный уступ и как доверчиво обхватила она его шею…
Смутная тревога исчезла, улетучилась, спать не хотелось, перед ним стояло лицо Валюхи, какою она была там, на скале, — внимательно распахнутые глаза, едва заметные веснушки, выбившаяся из-под косынки прядь волос. Весь день он старался не видеть и не слышать ее, даже не думать о ней. И лишь сейчас дал себе волю… Он знал: впереди нет ничего. И позволял себе лишь вернуться назад, в прошлое, на елку, в зимовье — и снова, в который уже раз, переживал эти счастливые часы, находя в них новые и новые подробности.
В эти минуты ему хотелось только одного: подарить ей в знак благодарности что-то огромное, прекрасное, такое, чтобы ахнула. Может быть, сокровища самого Чингисхана.
Мысль о сокровищах Чингисхана всколыхнула в Цырене неясную тревогу. Это было похоже на предчувствие беды, на какое-то подавленное предгрозовое состояние. Что-то он должен был вспомнить. Но он заснул, так и не вспомнив ничего…
Первой проснулась Валюха. Ее сдавленный шепот разбудил всех — шепот, а не грохот, стоявший вокруг.
— Ребята, что это? Землетрясение?
Что-то гудело, трещало и рушилось внизу, в недрах пещеры, и пол время от времени встряхивало. Спросонья ребята не сразу догадались, что же происходит, и, наверное, у каждого мелькнула мысль, о злых духах подземного царства. Уж не специально ли подстроили они какую-нибудь гадость, чтобы отпугнуть экспедицию от клада, который стерегут вот уже семь столетий? Потом вход в пещеру схватился мертвенным фиолетовым пламенем, точно завесили его колышущимся на ветру шелком, и вслед за этим воздух рассадило оглушительным взрывом. Пол в пещере подскочил, все четверо попадали лицом в постели.
— Вот это гроза! — успел выкрикнуть Цырен. — Люблю грозу в начале мая, когда…
Новая вспышка, сопровождаемая таким треском, точно развалился на куски утес, заглушила его слова. И снова вернулось к Цырену чувство тревоги — что-то он забыл сделать. Когда громыхание смолкло на несколько секунд, со стороны входа послышался упругий, надсадный вой. Шквал полоснул по ушам, пошел на убыль, опять вернулся, набирая силу, — и на самых низких, басовых нотах оборвался под новым обвалом грома.
«Лодка? — думал Цырен, стараясь поскорее прийти в себя от этого грохота и воя. — Как будто укрыли надежно. Но с лодкой уже ничего не сделаешь, не лезть же сейчас вниз…»
И тут он вспомнил. Схватил фонарик, метнулся к выходу.
— Шнур! Капроновый шнур!
Вот что не давало ему покоя, вот что он должен был вспомнить вечером: драгоценный капроновый шнур, который с таким трудом удалось достать и без которого экспедиция теряла смысл, остался висеть на сосне. Оба мотка, и основной, и запасной. Вчера казалось, нет места надежнее. А сегодня… Пусть бы они лишились одежды, еды, даже спичек, но шнур…
— Ошалел! Тебя же сдует как соломинку.
— Я только гляну. Только голову высуну.
Он вернулся молча, погасил фонарик и лег. По-прежнему беспрерывно грохотал гром, паузы между его раскатами заполнял свист ветра, но теперь в пещере наступила тишина. Она означала, что ребятам уже не спуститься к лодке, даже если лодка уцелеет, и что поиск сокровищ Чингисхана поставлен под вопрос.
— Моя вина, — подавленно сказал Цырен. — Если лодка в порядке, завтра махну домой. За обычной веревкой.
— Это всегда успеется, — возразил Рудик. — За веревкой можно махнуть и на пятый день. Завтра будем искать.
Голоса ребят звучали нервно, напряженно, точно напитались электрическими разрядами. И вдруг раздался мягкий, чуть насмешливый голосок Валюхи:
— Мальчишки, это уже не завтра. Это сегодня. — Она не сказала как будто ничего существенного, но сразу полегчало.
— Искать — тоже нужен шнур, — пробурчал Цырен.
— Начнем без него, там видно будет.
— Вас послушать, так и беды никакой не произошло.
— Не надо паниковать, Цырен. Беды и правда не произошло.
— Ладно, — решительно поднялся Цырен и обвел всех лучом фонаря. — Ладно. Но все-таки предлагаю: за утерю бдительности и ценного оборудования Цырену Булунову объявить выговор. Кто «за», прошу голосовать.
— Я бы ограничилась предупреждением на первый случай, — почти ласково сказала Валюха и подняла руку. За ней проголосовали Рудик и Санька. — А сейчас давайте-ка спать. Подумаешь, гроза!
* * *
Утро встретило их неприветливое, хмурое. Низкие черные тучки беспорядочным стадом мчались с запада на восток. Обычно такая погода не улучшает настроения. Но утро и принесло приятные известия. Оказалось, лодка целехонька, стоит себе в укромном местечке, только полна воды. А кроме того, ночной ветер обломал несколько веток у сосны, одну прямо с оглоблю.
— Вот это нам на руку, — обрадовался Санька. — Значит, будет чай. А то что за еда сухомяткой?
— Не только чай, будет вам и суп, — пообещала Валюха. — Будто я вас не знаю: без супа не работники…
Почаевничав, ребята прежде всего проверили, что за дыра в потолке, нельзя ли до нее как-нибудь добраться. Три луча сошлись в одной точке. Это оказалась узкая щель между двумя плитами, такая узкая, что о лазе и говорить не стоило. К тому же находилась она на десяти-двенадцатиметровой высоте, тут и шнур не помог бы. Однако дыра доказывала, что западная сторона пещеры выходит в тайгу.
— Ну что ж, будем стукать, — сказал Цырен. — На трех уровнях: у пола, на высоте груди и на высоте вытянутой руки. Кто услышит гулкий звук, вроде как в пустой бочке, — премия.
— Какая премия?
— Первым осмотреть сокровища Чингисхана.
И пещера наполнилась стуком. Беспрерывным, упорным в две кирки. Под сводом перестук множился, спутывался, падал сверху уже сплошной дробью не то пулемета, не то отбойного молотка. Если бы и таились в пещере какие-нибудь злые духи, приставленные охранять клад, вмиг разбежались бы.
Вечером, когда уже руки опускались от усталости, Цырен в досаде отбросил кирку и возмутился, будто его обманули:
— Вот черт! Монолит! Никаких просветов!
— Ну, захотел в первый же день найти! Мы еще постукаем, — утешил его Санька. — Давайте-ка, братцы, ужинать, от грохота брюхо подвело. Как пустая бочка.
Так буднично и заурядно окончился этот день, которому Цырен прочил стать великим. Назавтра предстояло простукивать стены на высоте трех и четырех метров. Нечего было и думать, сладить с этой работой без лестницы. Не рубить же ступени на каждом шагу.
— Эх, сожгли большую летку, — огорчился Санька. — Я бы из нее лестницу смастерил.
— Из одной-то? — не поверила Валюха.
— А из двух сможешь? — хитро прищурился Цырен.
Санька отвернулся, решил — опять его разыгрывают.
— Чудак, будут тебе ветки. Только, может, малость кривые.
И Цырен начал разуваться. Дождь шел вторые сутки, кора сосны намокла, и Валюха, тревожно глянув вверх, нахмурила брови.
— Могу я попросить тебя об одном одолжении?
— Конечно, Валя. Все, что угодно.
— Не лазь туда, Цырен. Скользко же! Сорвешься — и больница не понадобится. Подождем, пока перестанет дождь…
Цырен уже начал было натягивать снятый сапог — и расхохотался.
— Ты гляди, едва не уговорила! Да для меня это… Рудик, Санька, скажите-ка! К тому же по мокрой коре босиком даже лучше. Так что не из-за чего беспокоиться. А ну, гоп-гоп!
Странно, внизу виднелась не земля, а крохотные волны, кипящие в береговых утесах. Пожалуй, ему было бы страшновато, если бы не Валюха. Ее присутствие делало ствол шероховатым, сучки — надежными, руки — сильными. Много ли надо человеку — несколько добрых слов! Ему нравилось, что Валюха переживает за него, хотя, может быть, точно так же переживала бы и за Рудика. А вчера Цырен приметил: она старается не оставаться с Санькой наедине. Чуткая. У них даже сами собой сложились две бригады. Валюха с Рудиком и Санька с Цыреном.
Он вспомнил, как утром Санька уговаривал: «А что, Валюта, может, опять супчиком нас побалуешь? Страсть люблю супчик, особенно когда ты, готовишь». — «Вари сам, если охота. Мне и дома надоело». — «Ну, пожалуйста, Валюшенька!» — и украдкой погладил ее руку. Она обернулась, увидела Цырена и ответила сердито: «Не подлизывайся! Каждый день суп — жирный будешь!»
Наконец он достиг первой капитальной ветки.
— Ау, Санька, лови! — Цырен сбросил вниз связку из разных тоненьких веревочек, шнурков и ремней, и Санька привязал к ней топор. — Буду рубить ветку, на которой сижу.
Рубить на весу было неудобно, а тут еще, как назло, первая ветка, самая толстая, ухнула мимо уступа.
