Ростислав Кинжалов - Воин из Киригуа
Казалось, в Хун-Ахау пробудился дух великого путешественника — его прапрадеда. Еще у Вукуб-Тихаша, в Цихбаче, было решено, что юноши пойдут на юг, чтобы скорее выбраться из Тикальского царства; и где бы они ни находились, бывший предводитель рабов всегда быстро находил нужное направление. В густом лесу, где не было видно солнца, в первозданном хаосе горных ущелий, при обходе многочисленных рек, преграждавших им путь, он всегда шел вперед уверенно и твердо, как будто прогуливался по знакомой с детства широкой дороге. Так же легко и, казалось, беззаботно молодой предводитель определял подходящее место для ночлега или длительного, на несколько дней, отдыха, когда иссякали силы; разжигал огонь, находил удобную пещеру или нависшую скалу, чтобы переждать непогоду.
Хун-Ахау много думал о прошедшем, и не только о неудаче восстания. Чем дальше они уходили от Тикаля, тем все живее перед его глазами вставали картины недавнего прошлого: залитая лунным светом пирамида, огромные, тревожные глаза, доверчивое пожатие руки…
Только теперь Хун-Ахау почувствовал по-настоящему, какое большое место в его жизни заняла Эк-Лоль. И сердце юноши жгла тоска, что он никогда больше не увидит ее, не услышит ее голоса, не поднимет хрупкую девушку, чтобы посадить на носилки… Никогда… никогда!
И чем печальнее становилось у него на сердце, тем все больше удлинял он дневные переходы, словно стремясь убежать от прошлого. Хун-Ахау не знал еще великого закона жизни, по которому горе неизменно сменяется радостью, а радость — горем.
Первое время в своих странствованиях юноши очень страдали от отсутствия привычной пищи; запасы, которые им дал Вукуб-Тихаш, быстро истощились, как ни стремились они беречь их. После неудачной попытки добыть припасы в селении пришлось перейти на то, чем снабжала их природа. Различные коренья, грибы, плоды тапаль* и кавуэш*, пойманные в ручье рыба и раки, попавшие в силки кролики и птицы — вот что стало обычной пищей странников. Как-то раз, найдя хорошую гончарную глину, Хун-Ахау вылепил из нее два сосуда и обжег их на костре. С тех пор юноши могли даже варить мясо, когда им удавалась охота. Теперь они уже почти никогда не голодали, и только по временам их мучала острая тоска по свежеиспеченным кукурузным лепешкам и дымящейся бобовой похлебке. Ах-Мис однажды даже попросил Хун-Ахау никогда не говорить при нем слова «бобы».
Примерно в середине их странствований, когда юноши как-то раз остановились на ночлег в узком горном ущелье, у них произошла странная встреча.
Ах-Мис сидел у костра, наблюдая за варившимся в горшке кроликом, — клубы пара, поднимавшиеся вверх, уже приятно щекотали ноздри юноши. Хун-Ахау бродил неподалеку, собирая топливо. Вдруг ему показалось, что около близлежащей скалы чуть заметно шевельнулась чья-то тень. Бесшумно ступая босыми ногами — обувь путешественников уже давно превратилась в лохмотья и была выброшена, — юноша осторожно подкрался поближе. Его глазам предстало удивительное для этих пустынных мест зрелище.
В глубокой тени, отбрасываемой скалой, стоял в напряженной позе охотника, подстерегающего дичь, невысокий сухощавый человек. Глаза его неотрывно смотрели на Ах-Миса, по-прежнему сидевшего у костра, а руки неторопливо и, казалось, медленно поднимали какое-то оружие. С громким криком, дико прозвучавшим в незыблемой тишине горного вечера, Хун-Ахау рванулся вперед и крепко обхватил сзади незнакомца. Тот молча стал вырываться, но с помощью подбежавшего на крик Ах-Миса Хун-Ахау быстро скрутил его. Юноши с торжеством дотащили связанного гибкими прутьями и переставшего сопротивляться пленника до костра и стали рассказывать друг другу о случившемся.
— Он бросил в меня вот этим дротиком, — заявил Ах-Мис, размахивая стрелой, которую он подобрал около себя. — Он хотел меня убить!
— Нет, это не дротик! — Хун-Ахау осторожно взял стрелу из могучей лапы Ах-Миса. — Это похоже на дротик, но такое легкое и тоненькое, что перегнуть его нельзя. И у него в руках была не копьеметалка, он держал это оружие перед собой, а не заводил руку назад, как делают, когда бросают дротик. Подожди и стереги его, я сейчас вернусь!
Юноша бросился бегом к скале, где он схватил незнакомца, и через несколько минут вернулся, держа в руке лук колчан со стрелами. Это оружие было незнакомо юношам, потому что ни на их родине, ни в Тикале лук не употреблялся ни при охоте, ни на войне.
— Вот видишь, чем он бросал эти маленькие дротики, — сказал Хун-Ахау, — но как это он делал, я никак не могу понять!
Юноша осторожно тронул пальцем тетиву; она, задрожав, издала тонкий жалобный звук. Хун-Ахау торопливо отложил лук в сторону.
Пленник, услышав звон тетивы, заворочался, с трудом перевернувшись на бок, пристально посмотрел на двух чужеземцев, так неожиданно его захвативших.
— Что же мы будем с ним делать? — спросил Ах-Мис.
— Не знаю, — сказал Хун-Ахау, раздумывая. — Если мы его отпустим, то он приведет через полчаса своих и нас захватят в плен или просто прикончат своим странным оружием, когда мы заснем. Надо расспросить его, почему он хотел убить тебя.
Хун-Ахау обратился к пленнику с вопросами: кто он, зачем хотел напасть на них, как его зовут, один ли он в этой местности, далеко ли отсюда до его поселения? Захваченный внимательно слушал, но по его глазам было видно, что он ничего не понимал. После того как Хун-Ахау кончил, пленник сказал несколько коротких фраз на незнакомом языке, в которых не один раз повторялось слово «йаотль»*. Он всякий раз подчеркивал его.
— Нам его не понять, — сказал разочарованно Ах-Мис, — он говорит не на нашем языке!
Пленник, видя, что его не понимают, повернулся снова на спину и закрыл глаза, как бы показывая: мне безразлично, как вы поступите со мной.
— Да, нам с ним не договориться, — сказал Хун-Ахау. — Давай поедим сами и покормим его. А после этого нам придется по очереди нести стражу всю ночь до утра! Может быть, его будут разыскивать. Костер лучше потушить — он может привлечь внимание!
Друзья торопливо поели при свете звезд, а затем Хун-Ахау, взяв кусок мяса, подошел к пленнику. Почувствовав на своих губах еду, тот выразил непритворное удивление, но с жадностью проглотил предложенную пищу. После этого он поворочался, как будто поудобнее устраиваясь на ночлег, и опять закрыл глаза. Ночь прошла спокойно. Когда первые лучи солнца окрасили вершины соседних гор, друзья решили отправиться в путь. Но тут снова встал вопрос: что же им делать с пленником?
— Давай отпустим его, — предложил Хун-Ахау. — Наверное, он бродил один в поисках дичи. Иначе его товарищи уже наткнулись бы на нас, разыскивая пропавшего.
— Но он снова выстрелит в нас из засады, — сказал Ах-Мис.
— А мы не отдадим ему оружия!
— Чем же он тогда будет питаться?
— Кормимся же мы, а у нас нет такого оружия, сумеет и он, — ответил Хун-Ахау.
Когда Ах-Мис развязал пленника и, поставив его на ноги, жестами показал, что он свободен, тот долго стоял неподвижно, переводя испытующий взгляд с одного на другого. Он явно не верил, что ему возвратили свободу. Наконец, внезапно сделав резкий прыжок в сторону, освобожденный пустился бежать, все время оглядываясь через плечо. Хун-Ахау и Ах-Мис стояли неподвижно, пристально глядя ему вслед. Через несколько мгновений незнакомец скрылся за выступом большой скалы.
Прошло несколько минут; воцарившуюся тишину нарушало лишь щебетанье носившихся друг за другом ласточек. Хун-Ахау и Ах-Мис, не сговариваясь, одновременно вздохнули, как будто они расстались с близким им человеком, и, собрав свой нехитрый скарб, двинулись в путь. Как давно они не встречали людей — а этот, по всей видимости, был такой же бедняк, как и они…
В этот день юношам не повезло с охотой. Шнырявшие обычно около их ног кролики на этот раз словно вымерли; вдобавок им не попалось по пути ни одного ручейка. Поэтому, когда под вечер они подошли к небольшой, но бурной горной речке, было решено дальше уже не двигаться и остаться здесь на ночлег. Пока Хун-Ахау разводил огонь, Ах-Мис полез в воду за добычей, но все усилия его найти хотя бы раков остались безрезультатными.
— Придется сегодня спать голодными, — сказал Ах-Мис наконец, подойдя к костру.
Хун-Ахау не успел ничего ему ответить. Они вдруг услышали нарочито тяжелые шаги — кто-то шел, явно стараясь, чтобы его приход не был неожиданностью. Еще миг — и из-за скалы показался бывший пленник. В руках он держал убитых кроликов. Твердо смотря в глаза, он приблизился к Хун-Ахау и положил к его ногам тушку зверька. Затем, повернувшись к изумленному Ах-Мису, незнакомец так же торжественно положил перед ним двух кроликов и, очевидно, считая, что его долг выполнен, спокойно уселся у костра.
Молчание прервал наконец Хун-Ахау.
— Сегодня голодными мы не будем, — сказал он. — Но почему он так странно разделил добычу?
