Андрей Шманкевич - Вовка - зелёная фуражка
Солдат с автоматом, стоявший на крыльце, приоткрыл дверь и что-то крикнул внутрь. Из дверей вышли три солдата и побежали к машине.
Первым подбежал рослый солдат с золотыми лычками на погонах.
— Здравия желаем, товарищ старший лейтенант! С благополучным прибытием! — выкрикнул он.
— Спасибо, сержант! — ответил Вовкин папа и вскинул руку к фуражке. — Как дела? Новостей нет?
— Полный порядок в погранчастях, товарищ старший лейтенант! — ответил сержант. — Только вот дорога на заставу…
Сержант покрутил головой, и всем стало ясно, что дорога на заставу ничего хорошего не сулит.
— Верхами добрались, — добавил сержант. — Мосток на Бешенке еле дышит, вода уже по льду идёт, но лёд ещё держит… Надо торопиться.
Сержант и один из солдат помогли снять с грузовика вещи. Второй солдат побежал к лошадям. Отец отправился докладываться начальству. А Вовка, как сняли его с машины, так и стоял, удивлённо глядя на новый мир, раскинувшийся перед ним.
Посёлок, его дома и улицы и всё, что окружало посёлок, — всё было непохожим на привычное, армавирское. Но больше всего Вовку поразил лес. Только с одной стороны посёлка сразу же за домами — огромное поле, заснеженное, без единого бугорка, деревца или кустика. Даже пятен на нём никаких, частые сыпучие «заряды» прикрыли всё свежим снегом.
На поле Вовка только взглянул, а вот от леса не мог глаз оторвать. Лес окружал посёлок сплошной тёмной стеной. Вовке казалось, что в этом лесу нет отдельных деревьев, что это окружил посёлок литой тёмно-зелёный вал, через который не пробраться ни пешему, ни конному, — куда уж там на машине проехать! «Вот бы наших ребят сюда… Это им не Третья роща…»
В Армавире на берегу Кубани чудом сохранился небольшой лесок. В нём без труда можно было сосчитать все кусты и деревья. Называется этот лесок почему-то Третьей рощей, хотя даже дедушка Макарыч не помнит, чтобы существовали роща первая и вторая. В Третьей роще армавирцы гуляют по праздникам. Бывает, столько привалит народу, что не всякая семья найдёт себе местечко под деревом. И всё же ребятам Вовкиной ватаги роща казалась в будние дни дремучим лесом. Если забрели в рощу, то идут по тропкам молча, гуськом, наступая друг другу на пятки. А ведь даже из самой середины рощи были видны и дома городские, и гора Фортштадт за рекой, и сама Кубань…
Вовка глядел на здешний лес, и его чуть познабливало. «Это вам не Третья роща…»
А ведь где-то в этом лесу была папина застава, на которую везли Вовку с мамой. Может быть, всё, о чём говорил Сенька, начнётся за этими крайними домами посёлка?
А ещё Вовка думал: «Такой лес даже рисовать страшно… И краски не найдёшь. Наверно, зелёную нужно с чёрной мешать…»
Оглядывая лес, Вовка совсем забыл про Светку. Но она напомнила о себе.
— Мама! — сказала она за Вовкиной спиной. — А по этому озеру лодки и катера плавают летом, правда же?
Интересно, где это она озеро выглядела? Лес да поле… Это она его, Вовку, дразнит… Ну, погоди!
Светкина мама, ни с кем в это время не разговаривавшая, сердито ответила:
— Опять ты встреваешь? Будут, будут плавать! Как растает лёд, так и поплывут… И больше не приставай. Займись чем-нибудь… Поговори вон с Вовчиком!
В Армавире Вовка не растерялся бы: через пролом в заборе, за поленницы, мимо сараюшки — раз-два и нету! А тут удрать некуда, и Светка уже рядом.
— Знаешь, как это озеро называется?.. — начала она.
Но Вовка с тихой угрозой оборвал её:
— Отскочь! Я с девчонками не вожусь…
— Вот интересно… — пожала плечами Светка. — С кем же ты будешь на заставе водиться, если нас там всего два человека детей?
— С Хмурым буду водиться… — Вовка вызывающе посмотрел на девчонку.
У Светки даже глаза округлились от изумления. Но она скоро пришла в себя и так громко рассмеялась, что у Вовки в горле запершило от обиды.
— Эх, ты! — смеялась Светка. — С Хмурым он будет водиться! Да Хмурый только авкнет один разок — и от тебя ничегошеньки, ничегошеньки не останется!
— Останется… — буркнул Вовка.
— Пуговки, может быть, останутся… — продолжала смеяться Светка. — Он потом их выплюнет, вот они и останутся… Сразу видно, что ты ещё малышка.
Ничего другого более обидного Светка не могла бы и придумать: Вовка терпеть не мог, когда его называли маленьким. А тут ещё и «малышка»!
— А ты кто? Сама ты кто? Ты большая, да?.. А… а фуражка пограничная у тебя есть? Из настоящей переделанная? Ага! Замолчала?
Зелёной пограничной фуражки у Светки не было, и она растерялась.
— Да у тебя, наверно, и простой тюбетейки нет! — наступал Вовка.
Светка даже попятилась от него.
— Ну и не надо! И не водись! Целуйся со своей фуражкой! — выкрикнула наконец Светка и побежала к матери.
Вовка остался один. Перед ним лежало огромное заснеженное озеро. Как оно называется? Света-то, конечно, знает!
И как это по нему плавают лодки и катера? Света, конечно, видела! А он никогда в жизни не видел ни катеров, ни пароходов. Вот и попробуй вообрази! Простую лодку он видел и даже катался на ней с двоюродными Колей и Таней по Армавирскому морю. Но сам Коля говорил, что их море больше похоже на корыто с водой, чем на настоящее море, и никакие катера здесь не плавают…
Пока Вовка так размышлял, в большом двухэтажном доме на другой стороне зазвенел звонок и через несколько минут из его дверей на улицу брызнули мальчишки и девчонки, большие и маленькие, с портфелями и ранцами. На улице сразу стало шумно и тесно. Ребята по двое, по трое расходились по посёлку, но не все — некоторые по тропинке, протоптанной в снегу, цепочкой потянулись к другому большому зданию, стоящему недалеко от школы на берегу озера. Мальчишки шли рядом с девочками, разговаривали с ними, смеялись, и никто из них почему-то не сказал ни одной девчонке: «Отскочь!» или: «Я с девчонками не вожусь»…
Худенькая светлоглазая девочка крикнула рослому мальчику, который как раз поравнялся с Вовкой:
— Коля! Смотри приходи сегодня в интернат! Будем репетировать…
— Сама не забудь!.. — ответил мальчик и взмахнул портфелем.
И никто из ребят не обозвал его девчоночником!
Или тут можно с девчонками водиться?
«А что такое интернат и что такое репетировать?»— думал Вовка. Слова были новые, важные, значительные, но спросить было не у кого, а Светка больше и смотреть в его сторону не желала.
Но тут Вовку позвал отец:
— Сынку! Идём в столовую да будем трогаться дальше. — И добавил для мамы: — Нам, Маруся, сегодня хотя б До лесника добраться, до сторожки, а утром, пока морозец, форсировать нашу Бешенку… А то разольётся она, застрянем мы на добрую неделю в двух шагах от дома.
Как только они вошли в Дом пограничников, Вовкин папа вскинул ладонь к фуражке: прямо перед входом неподвижно стоял солдат с автоматом на груди, а рядом с ним, у стены, было укреплено на подставке красное бархатное знамя, расшитое золотом.
Впервые в своей жизни Вовка обедал в столовой.
Как нарочно, его посадили рядом со Светкой, и Светкина мама сказала:
— Ну-ка, посмотрим, кто молодец! А молодец тот, кто первым увидит дно тарелки…
Солдат, у которого поверх гимнастёрки была надета белоснежная курточка, поставил перед ними по тарелке солдатского борща. После первой ложки Вовка хотел было отодвинуть тарелку — в борще было много свёклы, а Вовка терпеть её не мог, но тут он покосился на Светку и не только не положил ложку, а стал так проворно подносить её ко рту, что мама даже испугалась:
— Да ты не спеши, не спеши… Захлебнёшься…
Не спеши! А если дно никак не показывается!
Он ложки на три обогнал Светку и ел с таким видом, будто свёкла слаще пряника и будто сроду он ничего вкуснее не ел.
— Один — ноль в твою пользу, — сказала Светкина мама.
Солдат в белой куртке, наверно, решил, что ребята голодали всю дорогу, и второго — макарон с мясом — принёс им по тарелке с верхом. Тут обе мамы пришли на выручку: одну порцию разложили на две тарелки и не очень-то заставляли есть.
Но, видно, Светка не любила проигрывать, она склонилась над тарелкой, как велосипедист над рулём, и так принялась уплетать солдатские макароны, что за ней никакой пограничник не угнался бы! Не угнался и Вовка.
— Один — один! — сказала Светкина мама. — Оба молодцы!.. Компот ешьте тихонько. А то и вкуса его не почуете!
Ничего пообедали, хорошая кормёжка у пограничников.
И вот все тронулись в путь на папину заставу.
Солдаты погрузили на подводу тюки и чемоданы, усадили на вещи Вовку со Светкой, а все взрослые — папа, Вовкина мама, Клавдия Петровна, солдаты и сержант — уселись на верховых лошадей. Солдаты — народ дисциплинированный, подтянутый, но и они вовсю разулыбались, когда на лошадь стала садиться Клавдия Петровна в модной шляпке, в туфельках на высоких каблуках. Но она не обиделась на солдат, сама смеялась от всей души, приговаривая:
