Игорь Нерцев - Шуркина стратегия
Всё это Шурка ухватил краем глаза, но главное его внимание было обращено на машину.
С пяти шагов всё-таки было ясно, что машина — самодельная. Обтекаемые части кузова по гладкости уступали заводским, а ослепительно-красная, в затенённых местах малиновая, поверхность — всё же не так зеркально отполирована, как на машине с конвейера.
Но уже с десяти шагов — Шурка специально отошёл, чтобы проверить — с десяти шагов машина выглядела совершенно как заводская. Отлично были сделаны все хромированные детали, и фары необыкновенной формы, и ветровое стекло, по-особенному выгнутое.
Шурка уважительно спросил:.
— Сами делали?
Новичок только кивнул головой.
Отец крикнул ему со второго этажа:
— Сергей! Давай сюда, сразу к врачу зайдём!
При этих словах Шурка испытал известное удовлетворение от того, что и опоздавшим не миновать медосмотра, что им тоже прижимают язык ложечкой и водят под лопатками холодной щекотной трубкой.
В каждой смене существуют общелагерные знаменитости. Шурка с безопасного расстояния показал Серёже одного парня. Запомнить его было нетрудно: длинная, нескладная фигура и реденькая, до самых глаз доходящая чёлка:
— Это тот самый Гошка Филимонов!
Гошка был жутким задирой из отряда старших пионеров. Они устраивали среди огромных валунов «партизанские засады».
Филимонов хватал младших за шиворот и с хохотом кричал:
— Ребята! Смотрите — кого поймал! У него ещё все зубы молочные!
Между прочим, Шурка не догадывался, что и сам уже был знаменитостью.
По традиции, каждую смену, вечером второго дня, в гости к ребятам приходили пограничники. Заранее ничего не объявлялось, но в зелёных густеющих сумерках трубы внезапно грубили общий сбор.
Сначала выступал начальник заставы. Потом шли вопросы. Девчонки всё спрашивали насчёт овчарок — чем их кормят, играет ли с ними кто-нибудь в свободное время и где живут знаменитые овчарки в старости.
Мальчишек больше интересовала новая техника, и тут они без всякого злого умысла поминутно вторгались в область военной тайны. Начальник заставы с хитрой усмешкой говорил: «Вот подрастёте, приходите к нам служить и всё узнаете…»
И тут вдруг вылез вперёд Шурка со своим ни на что не похожим вопросом:
— А вот я видел… далеко отсюда, у берега… Там в деревьях домик такой незаметный спрятан, зелёный… И, наверное, провода к домику подходят, потому что под крышей две белых штучки — изоляторы…
Начальник заставы, прищурившись, выслушал вопрос и спросил сам, будто размышляя вслух:
— Изоляторы, говоришь? Гм… Не думаю, чтобы с лагерной территории можно было этот домик увидеть…
Со стороны казалось, что никакой особенной заминки не было, просто Шурка долго набирал воздух для ответа. Вот он слегка нахмурился и веско, не торопясь, вымолвил:
— Я с дерева видел, вон там, за оградой, повыше столовой…
Конечно, получалось не очень хорошо — в самом начале смены убегать за ограду да ещё залезать там на какие-то деревья. Но вообще-то разрешалось выходить за ограду и футболистам — для тренировок, и духовому оркестру — для репетиций, и юннатам — по их научным надобностям.
— С дерева? — переспросил начальник заставы, ещё раз внимательно оглядев Шурку, словно оценивая его возможности. — Ну, что ж… Очень может быть.
И, обведя взглядом снедаемых любопытством мальчишек и девчонок, с улыбкой добавил:
— Есть такой домик, это верно. Зелёный, среди листвы. Когда-то, много лет назад, это был важный для нас пост. Ну, теперь совсем другая техника.
Обрадованный, что всё обошлось благополучно, Шурка поспешил скрыться в толпе. Проводив его взглядом, начальник заставы сказал ребятам:
— А товарищ ваш — молодец. Увидеть — полдела, надо ещё и соображение иметь. Вот он догадался, что к домику идут провода, хотя не мог их разглядеть на таком расстоянии.
Тут Шурку, очутившегося уже в последних рядах, все стали дружески подталкивать. Он обернулся, но не понял, что речь шла о нём, не расслышал.
Так Шурка и прозевал мгновение, когда прославился на весь лагерь…
Ведь на самом-то деле ни на какое дерево Шурка пока ещё не залезал. И никаких нарушений совершать не хотел. А просто всё само вышло.
На второй день, вскоре после завтрака, он отправился в дом с башней — к дежурной медсестре. У него распухла коленка, ушибленная ещё вчера.
Но на втором этаже ему попалась на глаза приставная лесенка в три ступеньки, а над нею — дверь, несомненно ведущая в башню.
Всунутый в петли замок не был защёлкнут.
Моментально забыв про своё колено, Шурка подлетел к двери, беззвучно снял замок и повесил его на торчащий рядом гвоздь. Потом скользнул за дверь и плотно притворил её за собой.
Два марша по шесть ступенек вывели его в залитую светом восьмигранную комнату с хлипким дощатым настилом.
Ему повезло — да ещё как! Взгляд сверху, с башни, открыл и объяснил Шурке всё, что было по соседству с лагерем.
Словно лётчик, идущий на посадку, он ясно разглядел кривые деревца за оградой, белёсоватые валуны, пути и переходы, полянки и ложбины за кустарником; сообразил, где — скучно, где — интересно, куда и как лучше пройти. Потом перевёл взгляд выше — и увидел самое главное. Перед ним открывался вид на верхнюю береговую тропу.
Тропа начиналась здесь, у самой ограды, и уходила вдаль, то поднимаясь над морем, то сбегая ближе к нему.
Собственно, никакой нижней береговой тропы и не было. Полумесяцы галечных берегов окаймляли бухточки. Но их отделяли друг от друга врезанные в море скалистые мысы.
И тропа, объединившая берег и открытая теперь Шуркиному взору, была самым близким к морю из всех возможных для пешехода путей.
Зимой по тропе ходили только пограничники, совершающие обход, но летом её утаптывали и расширяли неутомимые «дикие» туристы.
Шурка глядел, глядел… Какая-то мысль вертелась у него в голове, но никак не могла проясниться — и вдруг он понял, что эти самые вытоптанные в траве песчаные пятачки, так ясно различаемые отсюда — как раз и обозначают местоположение четырёх родников, или четырёх ключей, от которых весь здешний берег получил название Ключевского.
Тропа обрывалась перед группой больших и пышных деревьев. И когда Шурка присмотрелся к этим деревьям повнимательнее — среди стволов проступил новый контур, словно в загадочной картинке, — ни дать ни взять избушка на курьих ножках — зелёный, под цвет листвы, дощатый домик на четырёх опорных столбах. Зелёный домик с какими-то белыми штучками под крышей. Шурка догадался — это изоляторы для электрических проводов.
Позади домика поднимался обрыв — каменная стена высотой в пятнадцать или двадцать этажей. Граница земли и неба шла ровно, как ножом отрезанная, по верхнему краю стены, пока не обрывалась под прямым углом в море.
Ничего ласкающего глаз не было на этой ровной линии: ни дома, ни деревца — только одна крохотная чёрная точка. Чем напряжённее Шурка всматривался в эту точку, тем хуже её видел. Наконец у него в глазах зарябило, замерцало. Шурка отвёл взгляд, моргнул несколько раз — точка снова вынырнула…
И тут он обратил внимание: точка на горизонте приходится как раз над самым домиком! И значит, отыскав её глазами, Шурка наверняка будет знать, где домик! Ничего, что он скрыт за буграми, кустами, деревьями.
Кажется, какой пустяк — точка. Какая малость! Но для Шурки она приобрела теперь особое, новое значение. Она стала для него тем, что на языке географов и военных называется словом ориентир.
…Сколько времени он пробыл в башне? Пять минут или час? Шурка выскочил на приставные ступеньки, продел замок в петли, как было. Уфф! Кажется, обошлось!
Серёжу Девятова определили во второй отряд. Между ним и Шуркой как будто почувствовалось взаимное притяжение.
Генка Брыкин ревниво прислушивался к их разговорам. За ужином нарочно сел рядом с новичком. Вертелся как на иголках. Наконец, по-приятельски толкнув Серёжу в бок, выпалил:
— Слушай! А вот как ты думаешь: если взять пчёл и всё время скармливать им одно какао, будет у них получаться шоколадный мёд?
Серёжа на секунду округлил глаза, потом оглянулся и подвинулся к Генке. Генка с готовностью подставил ухо.
— А ты попробуй!.. — звенящим шёпотом выдохнул Серёжа.
Генка побагровел. Мысли его прыгали, как крышка на кипящем чайнике. Ну ладно, ладно… Ты у меня попомнишь… задавала… Ты у меня попомнишь Брыкина!
Он пыхтел и громко скоблил тарелку.
А выходя из столовой, орал и толкался сильнее, чем обычно. Видно было — сам себя разжигает. Он, как будто нечаянно, подставил ножку Пете Павлову, а тот, падая, схватился руками за Шурку, и оба повалились. Шурка отлично видел, как всё было подстроено, но тоже притворился, будто принимает этот случай за нечаянный. Поднялся с земли, не сказал ничего и стал долго отряхиваться, чтобы дать Генке уйти вперёд.
