Удивительные сказания Дивнозёрья - Алан Григорьев
Коловерша состроил бровки домиком.
– Но мы всё равно проиграли, да? Мымру не перевоспитали. Если бы ей хватило смелости выйти вместе с нами и посмотреть в лицо Бабаю – может, она стала бы счастливее. И уезжать бы не пришлось.
– Непросто менять старые привычки. Особенно за одну ночь. Когда человек всю жизнь боится и не даёт себе жить, как ему на самом деле хочется, он будет завидовать окружающим и злиться на них. А потом захочет всё поломать и сделать других такими же несчастными.
– А-а, тогда хорошо, что она уехала.
– Действительно хорошо. Сменит обстановку, встретит новых людей и, глядишь, задумается, стоит ли с ними отношения портить и своего Бабая пестовать. А насильно кого-то перевоспитывать – дело неблагодарное. Не успеешь оглянуться, сам начнёшь непрошеные советы давать да клюкой размахивать.
– Бр-р-р, нет уж, – покачал головой Пушок. – Не будем уподобляться. Теперь я понял, Тая: всем надо принимать лекарство от вредности. Про-фи-лак-ти-чес-ки! Какое? Да вот же оно, у тебя в пакетике. Дай ещё плюшку, а?
Девушка, конечно, поделилась и себе тоже взяла. Уже на подходе к дому в воздухе закружился мелкий снег, и коловерша обрадовался:
– Смотри, Тая, зима на пороге! Как же быстро осень пролетела…
Да уж, как говорится, и моргнуть не успели. Тайка поймала на рукав снежинку и улыбнулась:
– Думаю, она была хорошей. И многому нас научила. Спасибо тебе, осень!
И Пушок эхом повторил:
– Спасибо, осень! И добро пожаловать, зимушка-зима!
Память прошлых дней
– Эй, Никифор, Пушок, да что вы такие грустные?
Тайка наконец решилась расспросить друзей.
Ей не нравилось, что в последнее время домовой выглядит рассеянным. Даже проспал своё дежурство по кухне, чего с ним на её памяти ни разу не случалось.
Может, всё дело в погоде? Тяжелое зимнее небо затянуло тучами и в Дивнозёрье уже неделю не видели солнца. Днём валил снег, а к вечеру поднималась такая сильная метель, что хороший хозяин собаку на улицу не выпустит. К коловершам это тоже относилось. Пушок хандрил: зарывался в клетчатый плед, а вылезал, только чтобы поесть. И никаких тебе шуток-прибауток.
Первым делом Тайка, конечно, проверила дом: а ну как тоскуша завелась? Но ни одной вредной кикиморы не обнаружила – значит, дело в чём-то другом.
– Всё в порядке, – буркнул Никифор, не оборачиваясь.
Ага, как же, «в порядке». Врёт ведь, потому что не хочет, чтобы за него беспокоились. Пушка понятно, как порадовать: напечь его любимых пирогов. А вот с домовым сложнее.
– Это всё из-за того, что твоя мама в гости приехала, – буркнул коловерша из-под одеяла.
– А вы разве не ладите? – вздохнула Тайка. Характер у её мамы непростой, но в последнее время их отношения немного улучшились. Мама наконец поняла, что дочка уже выросла и хочет жить собственным умом. – Она вам что-то не то сказала?
– Ничего она не говорила. – Домовой всё-таки обернулся и, глянув на помрачневшую девушку, поспешно добавил: – Ты не подумай, хозяюшка, я не вру. Собсна, в энтом и проблема. Она же нас с Пушком видит. Но нарочно не замечает. Будто нас и вовсе не существует.
– Ну… Ты же знаешь, у неё сложности с принятием всего волшебного.
– Угу. Но могла бы хоть поздороваться, сметанкой угостить. Чай, не чужие. Подумаешь, отказалась от ведьмовских способностей и решила жить обычной жизнью – нешто теперича это повод невежей быть?
Никифор был прав. Но Тайка не знала, как сказать об этом маме. В душе она осуждала мать за её выбор. Потому что он попахивал трусостью.
– Ты хоть знаешь, как Семёновна, бабка твоя, из-за энтого убивалась? – продолжил ворчать Никифор.
– Откуда бы? Ба своими переживаниями редко делилась, – пожала плечами Тайка. – Кстати, мама тоже. Я пару раз пыталась спросить её, почему она бросила Дивнозёрье.
– И што?
– Ничего. Огрызнулась: мол, мала я ещё и не моего это ума дело. Ба потом сказала, что это было ради меня и потому, что мама меня любит.
– Странная какая-то любовь! – Обычно Никифор не позволял себе таких резких высказываний, но сегодня его прорвало.
– А Марьянка, кстати, считает наоборот. Мол, мать себя выгораживала, а меня подставила. Не оставила выбора, понимаешь? Хочешь не хочешь, а придётся заниматься колдовством вместо неё. Вы не подумайте, что я против. Меня всё устраивает. Просто осадочек остался… – Тайка помассировала виски. – М-да, непросто у нас в семье с доверием.
Домовой сокрушённо цокнул языком:
– Ну вот, теперь и ты расстроилась…
А Пушок вдруг высунул рыжую мордочку из-под одеяла, его глаза горели – это значило, что коловершу посетила очередная гениальная идея:
– А давайте вместо того, чтобы грустить, пирожков напечём! Я даже тесто замесить помогу. А пока будем готовить, Никифор расскажет нам сказку.
– Какую ещё сказку? – Домовой вытаращился на Пушка. – Не видишь, что ли, мне щас не до энтого.
Но коловерша, хитро прищурившись, подмигнул:
– Ну, может, не сказку, а быль. Тебе же надо выговориться. Ты ведь мамушку-Аннушку не застал даже и в дом уже после её отъезда попал. Так почему тебя так обижает её пренебрежение?
– Ох, сложно энто… – почесал в затылке Никифор.
Однако Пушок и не думал сдаваться:
– Потому и говорю: пусть будет сказка. Как будто это не с тобой происходило, понимаешь?
– А в этом есть смысл, – поддержала Тайка. – Я слышала, есть такая психологическая техника: рассказывать о своих проблемах, как будто они происходили не с тобой. Так можно и на себя со стороны взглянуть. Пушок, доставай из холодильника молоко и масло. Никифор, тащи из погреба варенье для начинки.
– Ура-а-а! – захлопал крыльями коловерша. – Тая, ты знаешь, я тебя люблю! Что может быть лучше, чем пироги и сказки? Пожалуй, ничего.
– Особенно, когда эта сказка – быль, – усмехнулся в бороду Никифор.
Когда всё было готово, Тайка поставила тесто подходить на печке, друзья уселись за стол, и домовой негромко начал свой рассказ.
* * *
Говорят, когда ты окажешься в действительно своём доме, то непременно это почувствуешь и захочешь там остаться. У всех приятелей Никифора всё именно так и вышло: они уже остепенились, осели, многие даже завели семьи. И только он, непутёвый, всё мотался из одних гостей в другие с балалайкой под мышкой и твёрдым калачом за пазухой. Ни кола ни двора
