Евгений Титаренко - Открытия, войны, странствия адмирал-генералиссимуса и его начальника штаба на воде, на земле и под землей
Это подействовало.
Мишка и Семка хохотнули в ответ на Владькину реплику, но хохотнули не очень уверенно.
— Покажите, если у вас есть дротик! — крикнул Мишка.
Никита быстро стал на колено, выхватил из-за пояса стрелу и мгновенно выстрелил в куст перед собой. Петька торопливо проделал то же самое.
Противник за спиной умолк.
Никита и Петька подобрали свои стрелы, с сожалением оглянулись по сторонам: «Неужели убежал?..» Но добычи в радиусе десяти шагов нигде не оказалось.
Петька опять внимательно глянул на солнце, и путешественники неожиданно быстрым шагом заторопились в деревню.
Противник опять вынужден был теряться в догадках.
Нужны ли воинам свистульки?
Слух о том, что беглецы, возвратившись домой, занимаются теперь какими-то загадочными прыжками, стрельбой, беганьем взад-вперед, облетел всю деревню. И даже последняя мелюзга подходила к Петькиному дому, чтобы с часок позевать на зеленый с отчаянной надписью флаг.
Половину пути к тайне адмирал-генералиссимус и его начальник штаба уже прошли, поэтому слава их больше не тяготила. Слава была заслуженной настолько, что можно было даже не обращать на нее внимания.
О чем бы ни говорили Никита и Петька, проходя мимо зевак, они умолкали.
Единственно, к чему не подготовился адмирал-генералиссимус — так это ко встрече со Светкой, которая в неизменном сопровождении именинника Димки-от-горшка-два-вершка и кучерявой Кравченко будто ждала на опушке, когда они выйдут из леса.
Адмирал круто свернул вправо, чтобы уйти от встречи, но Светка догнала их.
— Мальчики, вы правда будете еще странствовать?
Петька не ответил.
— Ну я же никому не скажу! — взмолилась желтоволосая.
— Не девчоночье это дело, — солидно отрезал весь закаленный длительной тренировкой начальник штаба.
— Подумаешь… — обиделась Светка, чуть отставая от них. — Я думала, вы хорошие…
— Надо нам! — огрызнулся Петька.
Начальник штаба не снизошел.
Светка опять догнала их.
— А Владика вы не видели?
— Там… — ткнул пальцем через плечо Никита.
— Он опять голый бегает?
— В перьях, — уточнил Никита.
— Ах!.. — сказала Светка и побежала домой жаловаться.
Никита прикинул в уме, что, с одной стороны, он как бы предал Владьку… Но с другой стороны — врать тоже нехорошо… Конечно, врать девчонке — это совсем другое дело, чем врать другу… И в конфликте с собственной порядочностью Никита минуты две погрустил. А Петька, злой, грустил даже дольше.
Зашли к Никите. Бабки Алены дома не было.
На столе стояла кастрюля с топленым молоком, хлеб, блюдечко соленых рыжиков и банка варенья.
Отложив из банки две ложки варенья в молоко, вывалили туда же грибы и отнесли эту аппетитную смесь в сарай поросенку, чтобы зря молоко не пропадало. Себе отрезали только два куска хлеба и съели их, запивая холодной колодезной водой.
А по дороге к Петькиному дому начальника штаба осенило: что они смогут прожить на одном хлебе — это ясно, как белый день.
Но вдруг к тому времени, когда придет ответ из Москвы, они ослабеют от недоедания?
И едва Петькина мать вывалила перед ними чугунок горячей картошки, друзья с такой энергией захрустели солеными огурцами, что Петькина мать только головой покачала.
Впрочем, слово, данное утром, путешественники все же сдержали — наелись не досыта. Досыта им не хватило бы и двух чугунков.
После обеда Петька разыскал в сарае плоский надломленный напильник, и друзья направились к дядьке косому Андрею в кузню.
Собственно говоря, домой они приходили именно за напильником, а не для того, чтобы поесть. Надо было срочно делать копье или дротик.
Но в кузнице возле дядьки Андрея вертелся Лешка, не поймешь даже, специально сюда подосланный или подошедший случайно.
Друзья вынуждены были сманеврировать.
Прямиком через деревню забрели глубоко в лес, потом свернули направо и бегом — сначала просекой, потом через кладбище — добрались до Курдюковской МТС.
В мастерской был перерыв, и один только слесарь Николай Павлович, сидя на ящике перед входом в мастерскую, большими промазученными руками вырезал ножичком свистульку из молодой веточки тальника. Забавный народ — взрослые. Сидит человек рядом с токарным станком, рядом с точилом, рядом с наковальней, железа — сколько хочешь, а он свистульки вырезает.
— Здравствуйте, дядя Николай! — поздоровались путешественники.
— Здравствуйте, здравствуйте… — ответил Николай Павлович и, пробуя свистульку, пробежал мазутными пальцами по четырем круглым дырочкам, — получилось: «Тур-лю-лю…» Спросил:
— Хорошо?
— Ничего… — слицемерил Петька.
— Садитесь, научу делать.
— Да мы, дядь Николай… — попробовал было отвертеться Петька. Но слесарь удивился:
— Или не нравится?!
— Нет, нравится, — сразу согласился Петька.
— Нож есть?
Петька достал ножик.
Никите слесарь нашел сапожный резак.
Друзья с фальшивым воодушевлением на лицах взяли себе по ветке тальника.
— Это ж музыка, — сказал слесарь Николай Павлович. — Где нынче хорошую дудку услышишь? А? Батька мой умел делать, я вот еще так-сяк…
И стал подробно объяснять приятелям, как правильно надрезать зеленую кожицу, как размять, чтобы не лопнула и чтобы снялась с ветки, на каком расстоянии друг от друга просверлить дырки, какой скос лучше сделать на конце для губ…
Приятели с полчаса терпеливо мастерили свистульки. Мучились. Но когда сделали и опробовали, убедились, что свистульки получились у них даже неплохие…
Только после этого Петька решился приступить к основному делу, по которому они прибыли в мастерскую. Честно признался, что соврали про дротик; надо бы теперь сделать — нет наконечника…
Николай Павлович выслушал их без сочувствия, потом вспомнил:
— А-а! Так это вы сбежали из дому?
— Мы не сбежали, — поправил Никита. — Мы путешествовали.
Слесарь задумался о чем-то, потом сказал:
— Ладно, наконечник я вам сделаю… Только не врите в другой раз.
Никита схватился крутить точило.
Придав напильнику форму наконечника и отшлифовав его до блеска, Николай Павлович слегка сточил острые кромки, чтобы нельзя было резать, и чуточку закруглил носик.
Друзья не унывали. Это они уже сами подточат где-нибудь.
Уходя, слышали, как слесарь опять занялся настройкой дудки.
Никита вдруг быстро выхватил из кармана свистульку. Петька даже испугался.
Голова начальника штаба пухла от идей, и время от времени они выплескивались из общей неразберихи наружу.
Наконечник им нужен был только для того, чтобы восстановить свой запятнанный авторитет. Свистульки могли оказаться нужнее.
— Сигнализация! — сказал Никита. И свистнул: «Фью-и…» — тревога! «Фью-и-ить!» — все в порядке.
Через несколько минут они продумали сигнализацию до того, что говорить им и вовсе не нужно было.
Один свисток на первой дырке: «Тревога!»
Два свистка: «Молчи!»
Три: «Не подавай виду».
Четыре: «Идем!»
Один свисток на второй дырке: «Рыжий что-то замышляет».
Два свистка: «Мишке надо дать по шее».
И так далее.
Всю дорогу до Белой Глины они разговаривали на дудках и до того отвыкли от человеческого языка, что при входе в деревню на вопрос опять подвернувшегося Мишки (не уследил он все-таки): «Куда ходили?..» — Никита сначала два раза свистнул на четвертой дырке: «Наше дело!», а уж потом разъяснил словами:
— На кудыкину.
А Петька просигналил: «Молчи!»
«Все в порядке», — ответил Никита.
«Пойдем ко мне?» — просвистел Петька.
Никита кивнул, свистнул: «В штаб». И добавил: «Мишке надо дать по шее».
«Рыжий что-то замышляет. Потом», — отсигналил Петька.
Мишка от удивления даже глаза выпучил. Это тебе не дротик: свистят люди, кивают головами, будто помешанные… И переговариваются, а подслушивать — никакого толку.
Вынужденное перемирие
Никита, опробуя новый дротик, изо всей силы всадил его в старую, иссеченную топором колоду посреди Петькиного двора. Им предстояло еще заняться борьбой, снова одолеть сильно пересеченную пятикилометровку и по тридцать раз нырнуть с обрыва.
Вдруг, стукнувшись лбом о покосившуюся калитку, во двор ворвался Колька тетки Татьянин.
— Кино в Рагозинке! — захлебываясь, со слезами на глазах от быстрого бега, сообщил Колька. — «Чапаев»!
Петька даже побледнел.
— Врешь…
— Честное октябренское! Чтоб мне провалиться! — заклялся Колька. — Уже собираются все!..
Колька, видно, был рад случаю восстановить отношения с беглецами, принеся им заведомо необычную весть.
Но Петька уже овладел собой. Сказал:
