Евгений Титаренко - Открытия, войны, странствия адмирал-генералиссимуса и его начальника штаба на воде, на земле и под землей
Быстрота, меткость, выдержка
Примерно пять километров сильно пересеченной местности — это если бежать по берегу Туры до Курдюковки и обратно. На двух с половиной километрах в одном направлении нужно было пересечь шесть оврагов, дважды — заросли тальника, одно болото, три старицы — одну по колено в воде, две другие — вплавь.
Никита воткнул в землю на берегу ровную обструганную палочку, чтобы по солнечной тени определять примерные успехи каждодневного пробега.
Одежду спрятали в траве. Луки надели за спины, повязали на голые животы ремни и сунули за них стрелы.
Никита отметил исходное положение тени от своих солнечных часов, и быстрым-быстрым маршем тронулись в сторону Курдюковки.
Сначала шли, как уговаривались, быстрым маршем: вдох-выдох, вдох-выдох, а потом все быстрей, быстрей и побежали — не в полную силу, но почти.
Заметили невдалеке рядом с Семкой Нефедовым Мишку — сознательно не обратили внимания. Пускай противник шпионит. Бежали плечо в плечо, сосредоточенные, молчаливые. Первый овраг преодолели, скатившись кубарем на глинистое дно и быстро вскарабкавшись по противоположному склону, второй — узкий — преодолели в прыжке. Продираясь сквозь тальник, Петька сильно расцарапал плечо, но, не останавливаясь, пришлепнул рану листком подорожника и замазал сверху коричневой глиной.
Из болота выбрались до подбородков заляпанные тухлой жижей, даже головастики шныряли по телу, но, переплывая с луками в поднятых руках старицу, обмылись.
На обратном пути вынуждены были с бега перейти на шаг, но все же, когда возвратились к исходному рубежу, тень солнечных часов описала за время их отсутствия сравнительно небольшой угол. Никита разыскал в куче хвороста рогатулинку, равную углу отклонения тени, и спрятал ее в карман штанов: завтра надо бежать так, чтобы солнечный угол оказался меньше рогатулины.
Крепко запыхались оба, но, чувствуя наблюдение за собой, не легли, чтобы отдохнуть, а молча посидели у колышка часок. Молчание также диктовалось необходимостью: пусть противник теряется в догадках.
В новые странствия они выйдут трижды уверенные в собственных силах: есть они сегодня вовсе не ели, пить, кроме той воды, что наглотались во время купанья, — не пили, выносливость проверили, быстроту начали отрабатывать, оставалось потренироваться в меткости. Никита нарисовал на ближайшей сосне круг, примерно с собственную голову, отмерил пятнадцать шагов вдоль берега, и Петька занял исходную позицию. Стрела его с двумя петушиными перьями в хвосте описала правильную дугу и задрожала, воткнувшись в круг около самого края его. Петька поморщился, недовольный, и отошел в сторону. Никита занял его место, спокойно оттянул тетиву, спокойно спустил ее, чуть наклонясь вперед. Стрела его задрожала у противоположной кромки круга. Никита тоже пошевелил бровями, недовольный. Робин Гуд стрелял, конечно, лучше. Правда, у Робин Гуда был фабричный лук, то есть сделанный мастерами, а они свои луки гнули сами. И у Робин Гуда была тетива из жил, а Никите и Петьке достать жил было негде, тетиву они вили из конского волоса, как и леску для удочек.
Стреляли они долго, так что привлеченный их упорными упражнениями противник шаг за шагом приближался: все ближе и наконец уселся на траве шагах в десяти от них.
Никита и Петька молча выдергивали свои стрелы из дерева, молча отходили на исходную позицию, молча стреляли…
Загадка муравейников
Когда Петька убедился, что Семка и Мишка достаточно нагляделись на его и Никитину меткость, Петька закинул лук за спину. Никита тоже закинул. Оглядели стрелы. Наконечники могли выдержать еще сколько угодно выстрелов. Только оперение слегка потрепалось. Достали из травы штаны и майки, оделись. И так как основная программа первой половины дня была на этом исчерпана, присели на траве, внимательно разглядывая исколотый стрелами круг на красноватой коре сосны.
Упорное молчание недавно еще всполошивших всю деревню беглецов, будто языки у них отнялись, и все то, что они делали после возвращения, было так загадочно, что Мишка, сгорая от любопытства, пересел к ним еще ближе, спросил:
— Вы чего это, а?.. Онемели?..
Петька не ответил. Никита глядел в точку на сосновой коре и вообще не слышал вопроса. Мишка вздохнул от нечего делать и стал глядеть на сверкающую поверхность Туры. Семка тоже нерешительно приблизился и сел рядом с Мишкой.
Петька, прищурившись, глянул на солнце, как бы определяя, пора или не пора. «Нет, — решил, — еще не пора…»
Мишка взял у Семки подзорную трубу и вгляделся в противоположный берег, потом вгляделся без трубы, потом опять через трубу, сказал:
— Корова…
Петька равнодушно глянул на противоположный берег. Корова стояла у самой воды и, отмахиваясь хвостом от мошкары, пила.
— Луки и у нас есть, — сказал Мишка.
— И у дурака голова бывает, — не выдержал Петька.
Мишка и обозлился, и обрадовался, что беглецы заговорили наконец.
— Это ты про меня, что ли? — спросил Мишка.
— Нет, вообще… — сказал Петька.
Мишка успокоился.
— Ладно, — сказал Мишка. — Пойдем, Семка, разроем эту кучу…
Друзья с невольным любопытством проследили, как Мишка и Семка отошли от них шагов на тридцать и стали палками разрывать огромную муравьиную кучу под сосной.
Во время войны говорили, что в самой середине муравейника находят иногда кусок сливочного масла килограмма на полтора весом. Петька даже представлял себе этот кусок — точно такой, какой, бывало, мать вытаскивала из туеска, в котором сбивала сметану, — душистый, светлый, аккуратно обшлепанный со всех сторон материнскими ладонями. Но сколько ни рылись в муравейниках Никита и Петька, масла так до конца войны и не видели. А после войны оно появилось всего с год назад, да и то не из муравейников, а из туесков… Теперь говорят другое: говорят, самородки случаются в муравейниках… Кто их находил, друзья не знали. Но дыма без огня не бывает, и мало ли какой муравейник следует разрывать…
Путешественники встали, приблизились к Мишке и Семке, помолчали немного, потом Никита строго спросил:
— Вы зачем роете?
— Посмотрим… — неопределенно ответил Мишка, довольный уже тем, что не он, а они пристают к нему с разговорами.
— Мы вот посмотрим… — сказал Никита. — Муравьи полезны.
— Чем полезны? — удивился Мишка.
Никита запнулся, так как и сам не знал — чем.
— А рыбачить ты на что будешь? — нашелся Петька.
— А… Так я же зарою потом, — отпарировал Мишка.
Все возражения на этом были исчерпаны, и, сказав «ну-ну…», мол, посмотрим, как ты зароешь, путешественники уселись на трухлявом осиновом бревне в четырех шагах от кучи.
Золота под муравейником не оказалось, и, не дожидаясь, когда Мишка закроет кучу прелой хвоей, друзья встали, чтобы уйти от навязчивых шпионов.
Индеец
Уйти они не успели.
Блеснув стальным наконечником, в стороне, через поляну, пролетело копье и вонзилось глубоко в кучу хвороста.
Следом за копьем, ошеломив своим видом чуточку даже растерявшихся Никиту и Петьку, с криком «Йэх-хо!» вылетел на поляну полуголый, рыжий, как пламя, индеец — Владька.
Одежду его нес в руках Колька тетки Татьянин.
Вокруг рыжей индейцевой головы торчали разноцветные перья. Голая грудь, спина, руки и ноги были расписаны красной и белой глиной в запутанные узоры. Вместо трусов вокруг бедер у индейца была повязана веревочка с нанизанными на нее лопухами.
Мишка ухмыльнулся, довольный произведенным эффектом.
Колька тетки Татьянин с Владькиной одеждой в охапке остановился на почтительном расстоянии ото всех, как бы подчеркивая этим свой полный нейтралитет: попросили человека потаскать одежду — вот и все…
Владька выхватил копье из хвороста и, держа его наизготовку, оглянулся по сторонам, словно не замечая адмирал-генералиссимуса и вроде бы выискивая какую-то ускользнувшую от него добычу.
— Ха! — Быстро овладев собой, Петька соврал: — Копье и у нас есть!
Индеец хотел не обратить внимания на реплику, но повернулся к адмирал-генералиссимусу и сказал на русском языке:
— Это не копье, а дротик.
— У нас есть и копье, и дротик, — заверил Никита.
Петька торжествующе усмехнулся, хотя зависть и съедала его. Стрелы — стрелами, а дротик — это оружие пострашнее, чем лук…
— Что-то мы не видели у вас дротиков, — резонно заметил Мишка.
Петька пожал плечами: мол, ты еще много чего не видел.
Никита, как бы пробуя лук, оттянул и спустил тетиву, отворачиваясь от Владьки.
Петька тоже отвернулся, и они спокойно зашагали прочь.
— Врут они, — крикнул Владька. — Ничего у них нет!
Петька на какую-то секунду замер от оскорбления. Надо было вернуться, доказать свою правоту. Но индеец высказал такую жестокую правду, что не хватило совести возвращаться. Петька зашагал с еще более непринужденным видом, даже головы не повернул.
