Мила Блинова - Большой Кыш
Бяка размахнулся и метнул в Люлю испорченный чайник.
Частенько благодаря случаю рождаются уникальные новаторские произведения. Оттиск Люли на сырой глине, позже старательно обожженный Сяпой, вошел в историю кышьего изобразительного искусства под названием «Кислая мордашка» и имел повсеместно шумный успех.
ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ
За цветком папоротника
Сяпино Великое Предназначение.
Лекарство от страха.
Сяпа заглянул в подземный ход, оттуда на него пахнуло сыростью и чем-то прелым. Кыш собрался с духом, покрутил хвостом на счастье и шагнул в темноту. Родной и знакомый мир Маленькой Тени остался позади. Впереди была пугающая неизвестность.
Вначале ход был пологим. Но вскоре он круто нырнул вниз, и скудный свет, шедший снаружи, совсем пропал. Путешественник снял панаму, ощупью достал дремавшего под ней Светляка и посадил малыша себе на плечо. Стало светлее. Подтянув гульсии, Сяпа бодро зашагал вперед, стараясь не отвлекаться на червяков, снующих туда-сюда, неожиданно выскакивающих снизу прямо под лапы, образуя маленькие земляные пирамидки, о которые Сяпа то и дело спотыкался.
Вдруг кыш почувствовал рядом чье-то присутствие, червяки были не в счет. Он поправил вязаный бронежилет, утыканный иглами боярышника и ежевики, и вынул из кармашка свисток, сделанный из липового сучка, — подземные жители привыкли к тишине, и неожиданный резкий свист мог отпугнуть незнакомца. Вооружившись таким образом, кыш почувствовал себя увереннее и прислушался. В этом месте ход резко поворачивал влево, малыш мог только догадываться, кто прячется за земляным выступом. Крадучись Сяпа подобрался к повороту. Впереди хрустнуло. Стало быть, зверь тоже готовил какой-то маневр. Не в силах ждать, Сяпа кинулся за угол, надеясь нанести удар первым, и лоб в лоб столкнулся с огромной мышью. Раздался глухой стук, и два бойца повалились в разные стороны на мягкую влажную землю. Мышь вскочила первой. Сяпа увидел испуганные черные глазки и розовый, как августовская клюковка, нос. Только тут Сяпа догадался дунуть в заранее приготовленный свисток. Жаль только, что он забыл вынуть предохранительную затычку. Вместо сильного свиста раздалось страшное змеиное шипение, которое, к слову сказать, на мышь произвело гораздо большее впечатление, чем само столкновение. Грызун развернулся в прыжке, хлестнул Сяпу похолодевшим от страха хвостиком и бросился наутек. Только Сяпа его и видел.
— Мышь! Надо же, это была всего-навсего мышь, — рассердился маленький философ, потирая шишку на лбу, — а страху я натерпелся, как от громадного хоря.
Чтобы успокоиться и отбросить остатки страха, Сяпа начал сочинять для мыши ругательные стихи. Он шагал вперед, бубня себе под нос едкие словечки, и испуг проходил, а дорога не казалась такой опасной:
Подземный ход позвал в дорогу Сяпу.Но там темно! Жуки и червяки!А он — трусишка, плакса и растяпа.Его защита и оружие — стихи:«О злая мышь! Я шел вперед без страха,Пока не услыхал твой гадкий писк.Ты думала, я — сыр, а может, сахар.И бросилась ко мне, забыв про риск.Удар двух лбов, и почва задрожала.В глазах бойцов — сиянье звезд!Кыш победил! А мышка побежала,Поджав свой длинный серый хвост.Не оправдались грызуна надежды,Умей проигрывать достойно, мышь.Так трепещите, серые невежды!Идет навстречу просвещенный кыш!»
Нет лучшего способа сократить путь, как читать вслух ругательные стихи. Вот впереди блеснул свет. Дорога круто пошла вверх. С удвоенной энергией Сяпа устремился вперед и через несколько мгновений добрался до выхода. Маленькое розовое существо и его приятель Светляк на какое-то время ослепли от яркого солнца. «Это очень опасно — слепнуть на открытом месте, когда ты никого не видишь, а тебя видят все», — подумал Сяпа. Он юркнул под лист борщевика, росшего неподалеку, и там перевел дух.
— Чего я только не наболтал тебе со страху! — подмигнул Светляку Сяпа, лежа в тени и дожидаясь, пока солнце не опустится за верхушки деревьев. — Ты уж, Светляк, извини, что я трезвонил, как колокольчик на лесной поляне в июньский день.
Тот многозначительно промолчал.
— Деликатность — хранительница дружбы, — одобрительно подмигнул ему Сяпа, пряча дружка под панаму.
Подтянув носки, он огляделся и решительно зашагал к лесу.
ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ
Бяку мучит совесть
Когда доверие в тягость.
Прощай, Лошадиная Голова!
Чайник — лучшее оружие в мире.
В плену.
В этот же день Бяка тоже покинул Маленькую Тень. Он ушел тайно, не сказав никому ни одного словечка.
Накануне кыш тщательно прибрал свою хижинку, вымыл Енота и насыпал много сушеных ягод и семян в кормушку Крохи: пусть вспоминает Бяку добрым карканьем. Потом Бяка выкопал под трехмакушковой приметной елкой ямку, сложил в нее всю свою посуду и закопал. Этот тайничок он назвал «Мой Секрет». Почему «мой»? А чтоб не перепутать. Ведь у Ася тоже был «Секрет». Туда старик перед каждой спячкой прятал общие ценности: Книгу Мудрости и Амулет, осколки слюды для окошек, плошки, Сяпины изобретения и другой кыший скарб. Чтобы весной опять раздать кышам.
Устроив дела наилучшим образом, Бяка свистнул Кроху. Кыш ласково полобунился с другом, поручил ему присматривать за Енотом, «Моим Секретом», «Теплым Местечком» и ушел не оглядываясь.
Да, Бяка покидал Маленькую Тень, свой дом, свой холм. И причиной его побега были не косые взгляды или придирки друзей, ведь в последнее время кыши Маленькой Тени были к нему на редкость внимательны и добры. Бибо при встрече энергично лобунился и хлопал по спине. Утика делала вид, что не знает ничего о его ночных обжигах, и специально ложилась спать пораньше, чтобы не мешать его работе. Сяпа перестал обходить «Теплое Местечко» стороной и позволял Сурку навещать домик под сосной. Друзья хвалили Бяку даже за самые малюсенькие хорошие дела. Это было так приятно, что он уже начал сомневаться, правильное ли это дело — быть кышем-одиночкой. Тогда почему, почему он покидал родной холм? Почему именно сейчас, во время примирения с друзьями, общее доверие ему стало в тягость? Почему Бяка перестал смотреть кышам в глаза, стал избегать с ними встреч и по нескольку дней кряду сидел безвылазно в своей хижинке с Крохой и Енотом? Удивительное дело — ему было стыдно! Думаете, за то, что он разбудил Хнуся? Или за то, что зарыл Сяпину панаму? А может, за разрушенный им домик Туки? Нет. С этими проступками кыш-одиночка неплохо уживался. Бяку мучила совесть за погубленное им беззащитное розовое в крапинку яйцо. Он сожалел о том, что отнял жизнь у того, кто еще и жить-то не начал. Он осознал, что совершил злодейство.
Вот почему Большой Кыш решил бежать. Бежать от правды и от себя. Ничуть не догадываясь о том, что ни от того ни от другого убежать невозможно…
Итак, никем не замеченный, Бяка добрался до подземного хода. Одет он был как обычно — в малиновый жилет, малиновые носки с помпонами, берет и Сяпины гульсии. В левой лапе кыш-беглец держал свой лучший чайник-выхухоль, а в правой — большую мухобойку. Других вещей у него с собой не было. Он отправился в путь, можно сказать, налегке. У черной земляной дыры беглец остановился, в последний раз расправил усы на родной земле и только потом решился попрощаться с холмом. Холм вдруг показался ему таким маленьким и беззащитным!
— Эй, Лошадиная Голова, — прошептал Большой Кыш, — я ухожу… Я не смогу долго жить без тебя и обязательно вернусь. Я уже хочу вернуться! Но мне надо идти далеко-далеко, туда, где все забудется. Я так решил.
И холм вздохнул, и затрепетали цветы, и зашумели кронами деревья, и всхлипнул водопад, и где-то свистнул зяблик. Бяка почувствовал, как его решимость тает, а ее место заполняет теплая волна нежной привязанности к этому крошечному уголку земли под названием Маленькая Тень. Он изо всех сил сопротивлялся этому чувству, но родные места — холодный родничок Плюхи-Плюхи-Бульк, окруженный покалеченными градом молодыми дубками, Тукин красавец Дуб, Поляна Серебристых Мхов, незабудковые берега ручья Шалуна и, конечно же, его «Теплое Местечко» — звали его назад. Большому Кышу вдруг нестерпимо захотелось вдохнуть горячий, пряный аромат цветочного лужка на южном склоне, где сейчас вовсю цвел голубой цикорий…
Бяка зажмурился, что было сил крикнул: «Кыш! Кыш! Кыш!» — и бросился вперед по уходящей под землю дорожке.
В отличие от Сяпы Бяка не подумал о том, что под землей может быть темно, и столкнулся в тоннеле с трудностями. Но даже то, что ему приходилось передвигаться ощупью и боком, выставив перед собой для устрашения бродячих хищников лапу с мухобойкой, не заставляло его сбавлять ход. Червякам следовало быть очень осмотрительными и самим побеспокоиться о собственной безопасности. Ведь Бяка во время движения и не думал смотреть себе под лапы. Подземные жители испуганно шарахались в стороны, едва-едва успевая уворачиваться от сердито сопящего розового существа, упрямо несущегося вперед. От кыша, буксующего на поворотах, врезающегося в земляные стены, падающего, но всякий раз поднимающегося и упрямо спешащего дальше. Так или иначе, этот настырный Бяка то вприпрыжку, то кувырком приближался к цели.
