Леэло Тунгал - Половина собаки
— Конечно, смогу! — сказала я и соскочила с кровати. — Пойдем… сразу… «Папа…»
Последнее слово я добавила неслышно, только в мыслях.
Но может быть, уже завтра…
ДОЧЬ ДЕДА МОРОЗА
1
В первый день выдачи новых учебников в школьном здании всегда бывает как-то торжественно, солнечно и однако же немного грустно, да и запахи какие-то особенные. Дети, приехавшие издалека, пахнут не школьным автобусом, как во время учебного года, а каждый по-своему: кто-то смородиной, кто-то белым наливом, кто-то флоксами. Само собой разумеется, я никого нюхать не лезу, просто у меня нос немного чувствительнее, чем у других. Олав частенько шутит, что если его собака не захочет идти на охоту, вынюхивать дичь, то я смело могу заменить ее. Но если собаку Олава — Леди — каждый новый запах заставляет весело помахивать хвостом, то у меня августовские запахи в школе вызывают грусть.
Отец всегда говорит: «У всего на земле есть свои причины, и чем больше ты узнаешь о взаимосвязях этих причин, тем легче тебе владеть собой. Тем умнее ты станешь».
Но ведь запах новеньких учебников должен как раз вызывать радость: начинается новый учебный год, а я уже ученица пятого класса… Даже не терпится поскорее сесть за парту и поднимать руку… Жаль, конечно, что лето кончается и вскоре по утрам уже нельзя будет понежиться в постели, но все-таки, но все-таки конец лета всегда тянется немного скучновато. Все, что было запланировано еще весной, давно уже сделано, и ничего нового, особенного, в одиночку ведь не выдумаешь. Тийна занята — присматривает за своим маленьким братиком, Олав и Мадис пасут стадо и возятся со своим «катамараном», на который я и ступить боюсь. Труута отдыхает со своими городскими тетушками и шлет открытки с замечательными диетами для кинозвезд; если она сама все их проделала, то будет осенью выглядеть так, что только с помощью увеличительного стекла ее и удастся увидеть… Ох, на всем белом свете нет ничего скучнее, чем конец лета учительского дитя. Со всеми другими всегда происходит что-то интересное. Например, Тийна, которая плавает в сто раз хуже меня, спасла на прошлой неделе одну маленькую девочку, тонувшую в озере. Олав, который обычно в летнее время появляется возле школы не чаще, чем бывает лунное затмение, случайно пришел сюда как раз в тот момент, когда в школе орудовали воры. А я за лето даже гадюки не увидела, хотя в нынешнем году их вроде бы особенно много греется на пнях…
Все сто восемь учеников нашей Майметсской школы обычно успевают получить новые учебники за два дня. И сколько я себя помню, в дни раздачи учебников всегда стояла особо теплая и солнечная погода, как бы до этого или после этого ни лило с неба.
— Знаешь, в Майметсской школе надо бы выдавать учебники медленнее, — сказала я маме, которая перелистывала какой-то учебник для восьмого класса.
— Как это — медленнее? — не поняла она.
— Ну эту работу надо бы растянуть… на неделю или… даже две. В интересах совхоза. Понимаешь, я подметила, что всегда во время выдачи учебников стоит прекрасная погода. И если бы учителя немного растянули выдачу, совхоз смог бы спокойно управиться с осенними работами — не надо было бы опасаться дождей и постоянно прислушиваться к прогнозам погоды.
— Да что ты говоришь? — Мама засмеялась. — Неужели и вправду в эти дни всегда стоит прекрасная погода? Я этого никогда не замечала.
— Честное слово, столько, сколько я живу на этом свете! Одиннадцать лет!
— Ну в первый год жизни ты не только рассматривала учебники всех классов, но даже пыталась самые красивые книги попробовать на вкус, — напомнила мама. — Одиннадцать лет…
Я взяла «Инглиш» для восьмого класса и принялась отыскивать в нем знакомые слова — просто так, от скуки. Мне всегда нравилось листать учебники старших классов и запоминать из них одно-другое интересное. Ни мать, ни отец никогда мне этого не запрещали, но сейчас вдруг мама с сердитым видом взяла учебник у меня из рук и положила обратно в стопку к остальным книгам.
— Да я ведь не запачкаю, только посмотрю! — запротестовала я.
— Будь добра, смотри дома свои учебники, если это тебе так интересно. И заодно можешь их обернуть. Что сегодня сделано, завтра не…
— Что сегодня сделано, завтра неинтересно, — перебила я, пытаясь обернуть все в шутку.
Но мама сделала то особо строгое лицо, с которым обычно объявляет мне: «В данный момент я не твоя мать, а учительница!» — и сказала серьезно:
— Извини, Пилле, но ты мне мешаешь.
А ведь поблизости не было ни одного восьмиклассника.
— Мне только хотелось встретиться тут с девочками из моего класса, — попыталась я оправдаться. — А чтобы обернуть учебники, есть еще целая неделя.
— Тогда будь добра и стой возле того стола, где лежат учебники вашего класса, — сказала мама с ледяной вежливостью.
Я бы с удовольствием стояла у стола с учебниками пятого класса и говорила бы с классной руководительницей, если бы ею оставалась наша старая славная учительница Маазик. Но старая славная учительница Маазик вдруг вообразила себя молодой — это в двадцать-то пять лет! — вышла замуж и переселилась в другой район. Теперь нам выдает книги новый, только весной получивший диплом учитель, вовсе непохожий на учителя: на нем джинсы и спортивная рубашка с надписью: «Спринт»… Но главное — он мужчина! Какие же разговоры можно вести с ним? Он сидит там, за столом, с таким хитрым видом, что, кажется, сейчас достанет из кармана рогатку или «брызгалку», а если станешь лезть к нему без дела, задаст тебе взбучку. Единственное, что ясно насчет нового классного руководителя, так это его имя и фамилия — Рейн Сельге[11], но этого еще никто из нашего класса, кроме меня, не знает.
Если бы теперь пришла Тийна, или Олав, или — лучше всего — Мадис, то, получая учебники, они могли бы немножко пошутить. Мадис мог бы сказать: «Ясно, что неясно!» Или что-нибудь в этом роде. Мне он всегда говорит: «Это и ежу ясно!» А если я на это сержусь, он предлагает: «Послушай, девица Сийль, давай поменяемся фамилиями. С завтрашнего дня ты будешь Пилле Поролайнен, а я — Мадис Сийль. Все по справедливости — око за око, фамилия за фамилию». После большого перерыва я бы даже с удовольствием послушала треп Мадиса.
Но словно назло — никого из пятиклассников! Будто в Майметсской школе пятый класс ликвидировали! Только мать Трууты наскоро заскочила за книгами дочери, а с нею разговаривать у меня не было ни малейшей охоты. Я уже решила идти домой и что-нибудь предпринять, ну, например, хотя бы порыться в том шкафу, где мама держит книги, которые мне читать не позволяет, но тут Рейн Сельге вдруг встал, провел пальцами по светлому «ежику» и пошел к роялю. Он открыл крышку клавиатуры и… — что ты скажешь! — заиграл. Просто так, ни с того ни с сего! В Майметсской школе до сих пор на рояле играла только моя мама. Иногда, правда, малыши пробовали одним пальцем наигрывать «Собачью польку» или «Поезд ехал», но это не в счет. А наш новый классный руководитель играл довольно хорошо, почти как моя мама. Даже вещь была та же самая, которую она иногда исполняет: «Грусть» Шопена. Я подумала: «Вот мама теперь обрадуется!» Она порой сетовала, что, если бы в Майметса было с кем музицировать, жизнь была бы гораздо интереснее. Но сейчас мама смотрела на Сельге и хмурилась все больше и барабанила пальцами по столу, как всегда в тех случаях, когда нервничала или не знала, что сказать. Значит, сегодня вечером мы не будем все вместе уютно сидеть в большой комнате и слушать пластинки и не будем беседовать обо всем на свете…
В конце пьесы Рейн Сельге сбился, провел рукой по клавишам и медленно поднялся с виноватым видом.
— Инструмент, пожалуй, требует настройки? — спросил он, смущаясь.
— Давно пора, — вздохнула мама. — Но никак не найти человека, который согласился бы сделать эту работу за небольшую плату.
— У меня есть один знакомый парень, который занимается настройкой, — сказал учитель Сельге, улыбаясь.
— Стало быть, вы действительно думаете надолго остаться в нашей школе? — спросила «англичанка», сидевшая возле учебников шестого и седьмого класса.
— Если дадут квартиру, то наверняка!
— Тогда у меня тоже наконец будет заместитель! — обрадовалась мама. — До сих пор я не имела права даже заболеть. Просто не было никого, кто взял бы на себя уроки пения.
— Боюсь, мне с этим не справиться, — сомневался новый учитель. — Детская музыкальная школа — вот и вся моя музыкальная подготовка! А вы, я слыхал, окончили консерваторию?
— Двенадцать лет назад я там училась, но до диплома дело не дошло, — грустно сказала мама.
«Сейчас начнет рассказывать про тот несчастный перелом руки, о котором мне уже приходилось слышать десятки раз», — подумала я, но мама грустно молчала.
