Эдуард Веркин - Кусатель ворон
А если бы я не оказался в этом автобусе, то и не в тот поворот бы не въехал.
А так въехал.
Туман сгустился и сделался похож на густую пену, автобус пробирался через него медленно, почти на ощупь, противотуманные фары его совсем не пробивали, мы почти крались по дороге. За окном не было ничего видно. То есть совсем-совсем, туман не проницался взглядом даже на вытянутую руку, никогда такого густого не видел.
Бум.
На что-то опять наехали. Тряхнуло здорово, сильней, чем в прошлый раз, передняя часть автобуса ушла куда-то вниз, салон наклонился.
– Приехали… – сказал вредным голосом Пятахин. – Щеку прикусил…
В салоне зажегся свет и тут же погас, и запахло жженой проводкой.
По проходу к водителю проследовал злой Жмуркин, они со Шлоссбергом принялись о чем-то шептаться, а Пятахин спросил:
– Народ, вы видели фильм «Туман», а? По Кингу который?
Я видел фильм «Туман», там ничем хорошим дело не кончилось.
– Какой густой… – Снежана потрогала пальцем стекло. – Как сметана.
– Кажется, в яму провалились, – предположил Листвянко.
– Я могу посмотреть, – традиционно предложил Лаурыч.
Мать так же традиционно ткнула его локтем. Бедный Лаурыч.
– Горит что-то, – зевнул Пятахин. – Наверное, бензопровод…
И зевнул еще пронзительней.
– Ничего не горит! – успокоил Жмуркин. – Всем оставаться на своих местах, сейчас все выясним.
Прошипела дверь. Жмуркин опять нырнул в туман. Мне в туман не хотелось, хотелось спать.
– Ну вот, шеф ушел, – заключил Пятахин. – Все, мы его больше не увидим, только кишки на крышу забросят.
– Что случилось? – спросила Александра шепотом.
– Застряли, – просто ответил я.
– Мы не просто застряли! – подхватил Пятахин. – Мы круто вляпались!
– Помолчал бы, – посоветовала Снежана.
– А что, у нас все похоже, – продолжал Пятахин. – Все как в кино. Туман – есть. Боксер – есть. Болван, который хочет все проверить, – есть. Религиозная фанатичка…
– Там они в супермаркете застревают, – возразил Гаджиев.
– Это не важно, – отмахнулся Пятахин. – Могу поспорить, тут где-нибудь есть секретная лаборатория. Кстати, вы слышали, как Жохова в колокольчик звонила? Это она чудовищ созывала.
– Я не звонила, – сказала Жохова.
– А я тоже колокольчик слышала… – прошептала Снежана.
– Это у тебя глупость в голове брякала, – сообщила Жохова.
– Тебе мало?! – Снежана поднялась с кресла. – Тебе мало, амеба бледная?!
– Девочки, не ссорьтесь, – попросил Пятахин. – Чудовища как раз этого и дожидаются!
Снежана и Иустинья не послушали и продолжили браниться, используя лексику, как раз этих самых чудовищ и привлекавшую.
Да, это действительно не походило на Гельзенкирхен, хотя я там и не был никогда, собственно. Но точно не походило.
Тем временем туман и не думал расходиться, он клубился, казался живым, хотел пробраться внутрь…
А с другой стороны, хорошо и уютно. Мир точно исчез, мы остались одни, темно, тихо, спокойно. Палец не болел. Обычно он всегда болит, хотя бы чуть. А здесь нет.
– И телефон не работает. – Пятахин продемонстрировал экран мобильника. – Все как полагается, а?! Жохова, сейчас твои братья с косами выскочат?
– Ага, – кивнула Жохова. – Тебя первого, я нарочно попрошу.
Я достал свой телефон и обнаружил, что и на самом деле сеть исчезла. Ничего, кстати, необычного – страна наша так велика, что на каждый квадратный километр связи не напасешься.
– Такое бывает? – Александра поглядела на свой телефон.
– Сколько угодно, – ответил я. – Тут не только сигнал, тут люди иногда пропадают. Дебри. Глуши. Мордор.
Дверь автобуса зашипела снова и впустила внутрь автобуса густое туманное облако. И тут же гарью запахло сильнее. Мы притихли. Страшно ведь, шутки шутками, а туман-то необычный.
Но из проникнувшего внутрь тумана показался всего лишь Жмуркин.
– Это оборотень, – тут же сказал Пятахин. – Смотрите, как глаза светятся!
Я никакого свечения не заметил, но…
– Эвакуация, – объявил Жмуркин усталым голосом. – Собираем личные вещи и выходим на улицу.
– А что случилось?! – насторожилась Лаура Петровна.
– Передними колесами провалились, – ответил Жмуркин. – То ли плывун, то ли зыбун… Асфальт подмыло, он подвалился вроде… Не знаю, короче. Надо выходить, неизвестно, что еще… Только без паники.
– Но там же туман… – сказала Лаура Петровна.
– Надо выходить, – повторил Жмуркин. – Здесь опасно.
– Что? – не поняла Александра.
– Титаник, – объяснил я. – Тонем. Но медленно.
Мы стали собираться. Собственно, мне собираться вообще не пришлось, у меня все вещи хранились в рюкзаке, стал ждать, пока выберутся девчонки.
Туман заполнил автобус окончательно, оказалось, что это не просто туман, это еще и дым – к влаге примешивалась явственная гарь, то ли лес где-то поблизости полыхал, то ли торфяники тлели. Тоже обычное дело, они уже несколько лет горят.
На общие сборы понадобилось не так уж много времени, никакой паники не возникло, ну, разве что Лаура Петровна наорала на Лаурыча, который зацепился сам за себя, а Пятахин во мгле случайно цапнул Рокотову и теперь громко оправдывался – он ничего не хотел, просто думал, что это не Рокотова, а рюкзак.
Двинулись к выходу. Почти уже выбрались, я почувствовал исходящий снаружи холод и пусть пропитанный гарью, но свежий воздух, но тут Снежана и Жохова решили продолжить скандал – застряли обе в проходе. Никто не хотел уступать право первоочередности, сунулись вместе, запутались.
– Буренка, – сказала Жохова.
– Сама корова, – ответила Снежана.
Они принялись извиваться, стремясь освободиться друг от друга, но только сильнее запутались, длинные белокурые волосы Жоховой завязли в многочисленной бижутерии, украшавшей Снежану.
– Автобус проваливается! – крикнул Пятахин снаружи.
Снежана и Жохова рванулись дружно к свободе и упали между креслами, Иустинья взмахнула своей подушечкой с псалмами и ударила этой подушечкой Снежану в голову. В голове у Снежаны оказались острые предметы, то ли гребень, то ли заколка, то ли еще какой винегрет, так или иначе подушка лопнула и рассыпалась сияющим пухом.
И все смешалось: и дерущиеся девчонки, и обивка с кресла, и мешок сушеных желудей, просыпавшихся отчего-то с верхней полки, и туман, слипшийся с ночной росяной влагой, ползущей из диких болот, и пух из наверняка наследственной подушки Жоховых – ее ей вышила бабушка к свадьбе, и какая-то мелкая ерунда из сумки Снежаны, это было странно и необычно, и дрались они молча, а я не знал, как их можно распутать.
Вторая схватка Снежаны и Иустиньи не продлилась долго, они стремительно переплелись волосами до такой степени, что распутать их возможности не осталось, сами они тоже не могли освободиться и ворочались теперь в проходе, как усталые землеройки.
Александра поглядела на меня с вопросом. Она уже привыкла, но еще не совсем.
– Вот так оно все и происходит, – сказал я. – Тургеневские девушки, ничего не поделаешь.
Вообще, мне очень хотелось встать на одну из них и проследовать по ее корпусу к выходу, на Жохову, конечно, больше, но я не стал этого делать, испугался вывихнуть ногу.
– Скоро вы там? – позвал снаружи Пятахин. – Вот-вот провалимся!
– Ножницы нужны, – я обернулся к Александре.
Но ни у кого из оставшихся в автобусе ножниц не было, у Александры тоже, и мне пришлось пойти на крайние меры – я достал заветный швейцарский ножик, который мне подарил Генка перед тем, как отправиться в Суворовское училище. Не просто так, кстати, подарил, а с наказом использовать только в крайних случаях. Конечно, мне не хотелось осквернять инструмент космами этих особ, но другого выхода не оставалось. Я выщелкнул ножницы и приблизился к соперницам.
– Стрижка, бритье, эпиляция? – предложил я.
– Убери эту, – попросила Жохова.
– Лучше эту убери, – попросила Снежана.
Заглянул Дубина, ухмыльнулся, исчез. Молодец.
– Лучше вам, девушки, вообще не шевелиться, – посоветовал я. – А то уши могут отрезаться…
Они замерли, а я принялся стричь. Без особой системы, просто так, чик-чик, то тут, то там, я стриг, и эти красавицы постепенно отлипали друг от друга, и минуты через три отлипли окончательно, все вокруг было покрыто их кудрями и пухом из подушки.
Меня они не поблагодарили, поднялись на ноги и двинулись к двери. Иустинья первой, Снежана за ней. Прически у них сильно расстроились, кстати.
– Это очень странно, – сказала мне Александра. – У вас всегда так?
– Всегда. На том и стоим. Мы – великая страна.
Александра кивнула.
– Эвакуация!
Эвакуация.
У самого выхода мне на ногу наступил Болен, чем сделал мне очень болен – пришлось на подагрический палец, и он вспыхнул, и из автобуса я вышел уже хромая и немного ненавидя наглых фрицев, что они к нам все лезут и лезут…
На воздухе туман был практически осязаем, чтобы не потеряться, я выставил руку и двинулся вдоль борта к носу. Автобус провалился глубоко, передние колеса почти целиком, фары разбились об острый асфальтовый край. Шмайссерман горестно бродил вокруг передка, причмокивал языком и вздыхал: видимо, автобус получил серьезные повреждения, поскольку я почувствовал, как пахло бензином, ну, или маслом. По лобовому стеклу побежали трещины, похожие на дельту Волги. Грустно, я уже к автобусу начал привыкать. Жаль.
