Марина Дяченко - Слово Оберона
— А вдруг из-за этого случится извержение вулкана? — Я огляделась.
Чёрные конусы огромных гор возвышались вокруг плато, верхушки их скрывались за тучами.
— Уйма…
— Погоди.
Земля под ногами дрогнула. Уйма отступил, оттаскивая и меня. Круглый камень подпрыгнул, словно каучуковый, и откатился в сторону. Всё вокруг подёрнулось пеплом, я закашлялась. Из дыры опять вырвался шипящий разъярённый пар, а потом показалась голова. Я чуть не завопила в голос!
У головы были глаза, как тарелки, чёрные и на всё лицо. Кроме этих глаз, я ничего вокруг не видела.
— Чего надо? — спросило чудовище сварливо. — Кого тут принесло?
Уйма смотрел на меня. Я опустила посох (оказывается, за минуту до того я, сама не сознавая, изготовилась разнести чудовище вдребезги), собралась с духом и раскрыла рот, чтобы тут же закашляться.
— Ну? — рявкнуло чудовище совсем уж по-хамски. — Зачем припёрлись?
Я представила, как поступил бы на моём месте Оберон. Правда, на Оберона никто и не стал бы так орать. Не посмел бы.
— Приветствуем, добрый э-э-э… поселянин. Мы послы короля Оберона из-за Печати. С важным делом к Принцу-саламандре, — я старалась говорить вежливо, но как можно холодней.
— Из-за Печати? — существо помолчало. Вокруг нас оседала, подрагивая, чёрная пыль.
— Мы прилетели на огненном шаре, — веско сказал Уйма.
— Ну заходите, — подумав ещё, сказало чудовище. И скрылось внизу, в расщелине.
* * *В который раз Уйма удивил меня умением просачиваться в узкие щели.
Под землёй была лестница, вся укутанная паром. Я никогда не была в парной бане, но не может быть, чтобы там было горячее. Наверное, так чувствует себя крутое яйцо; Уйма покраснел. Не задумываясь, стянул с себя куртку и рубаху, и я снова получила счастье видеть его волосатую грудь и загорелый округлый живот.
А я решилась только на то, чтобы расстегнуть ворот пошире. Больше всего на свете мне хотелось выскочить наружу, но наш страшненький провожатый уже торопил нас и звал откуда-то из глубины. Уйма решительно двинулся вниз по окутанной паром лестнице, и мне ничего не оставалось делать, как задержать дыхание, прищуриться и, сопя и задыхаясь, последовать за ним.
На нижней площадке наш провожатый свернул в коридор, потом ещё свернул и ещё раз свернул. Мы очутились в подземном зале. Здесь было бы почти темно, если бы не красная подсветка откуда-то снизу. Я разглядела овальный мелкий бассейн, прозрачный, по колено примерно, выложенный цветными камушками по бортам и по дну. Что-то метнулось у меня над головой — я вскинула посох. Здоровенная ящерица (или маленький крокодил?) пробежалась по тёмному потолку, рассыпая искры. Она вся светилась от морды до хвоста, светилась горячим красным светом. Прыг-плюх — поднялся пар из бассейна — странное существо сделалось чёрным, мокрым, глянцевым, выскочило из воды и пропало в темноте.
— Это самое… — наш провожатый снял очки. Оказалось, его круглые глаза, так напугавшие меня, были всего лишь двумя выпуклыми стекляшками. А то, что пряталось под ними, вполне могло сойти за человеческое лицо — немолодое, не очень симпатичное, но вполне обыкновенное. У нас в школе сторож вот точно такой же.
— Это самое. Королю пойду доложить, так что докладывать?
— Лена Лапина, маг из-за Печати. Уйма, сын Охры Костегрыза, лю… мой телохранитель.
Плюх — бултых — пшшш!
Я вздрогнула. Ещё одна красная ящерица упала в бассейн, как раскалённый кусок железа, изошла паром, погасла и смылась.
— Так и доложим, — строго сказал наш провожатый. — Только, это… магию у нас тут в ход не пускать! Мы народ смирный. Если что не по нам — закатаем в лаву и в сере утопим. Нам чужого не надо.
И так, бормоча, он растворился в красноватой полутьме. Мы с Уймой переглянулись.
* * *Мы с полчаса сидели спина к спине, молчали и смотрели на ящериц. Иногда их долго не было, а то шли прямо потоком, по несколько штук сразу. Бежали по потолку, раскалённые, прозрачные, можно было разглядеть их позвоночник и рёбрышки, и даже — смутно — внутренности. С шипением валились в бассейн, поднимали тучи пара, выскальзывали на бортик и разбегались кто куда — обыкновенные чёрные ящерицы, ну разве что очень большие.
— Уйма. Что они делают?
— А я почём знаю?
Молчание. Бульканье, шипение, шелест лап по камню. Снова тишина.
— Как ты думаешь, некромант нас дождётся?
— Куда он денется, жритраву? Он боится.
— А ты не боишься?
— Кого? — Уйма пожал плечами, так что я покачнулась. От него пахло свежим потом, как в спортзале. Не очень приятный, но и не совсем противный запах.
Мы снова помолчали.
— А почему у них так жарко?
— Нравится им.
— Я вся мокрая…
— Так разденься.
— Не могу. Неудобно.
Уйма хмыкнул, хотел ещё что-то сказать, но в этот момент наш провожатый вернулся. Он появился из тёмного проёма так неожиданно, что очередная ящерица, бежавшая по потолку, оступилась, сорвалась и грохнулась на пол, рассыпая искры. Я отдёрнула ногу — не хватало ещё обжечься!
Ящерица удрала в бассейн. Человечек торжественно поклонился:
— Ведено провести вас в покои. Его величество и его высочество примут вас.
* * *Это был настоящий королевский дворец, даром что под землёй. Красотища стояла такая, что я на время даже забыла о жаре. И мебель, и украшения на стенах, и статуи каких-то королевских предков — всё было каменное и горячее.
Повсюду горел огонь — в щелях и нишах, и в огромных каминах. Понятно, откуда наверху столько дыма. Горячие ящерицы сидели на потолке, как комары в летний вечер. Их раскалённая шкурка переливалась всеми оттенками красного и оранжевого, и это было лучше, чем любая новогодняя гирлянда.
Уйма шагал среди всех диковин, бесстрастный, как настоящий дикарь, и голый к тому же. Я не знала, стесняться мне его или гордиться таким телохранителем: уж больно красиво бликовал огонь на его мускулистых, зеркальных от пота руках.
Наконец мы пришли. В высоком зале горели каминов двадцать (я готова была вот-вот задымиться), вдоль стен стояли кресла и статуи, а в центре возвышались два трона, побольше и поменьше. Я посмотрела сначала на принца — и разинула рот:
Принц-саламандра был очень худой, чёрный и совсем без одежды. Во всяком случае, мне так сперва показалось. Растерявшись, я взглянула на короля — тот был такой же тощий, такой же чёрный и гладкий, только вокруг головы у него топорщились седые волосы. В следующую секунду я с облегчением поняла, что это не нагота: тело короля было покрыто тёмной чешуёй, чешуйчатый воротник обрамлял тонкую шею, над воротом торчал острый кадык, как у нашего физкультурника, а лицо было нормальное, человеческое и очень величественное, хоть и румяное сверх меры.
Я отвесила что-то среднее между поклоном и реверансом. Уйма, гордый дикарь, чуть наклонил голову.
— Я глядел в огонь, — сказал Король-саламандра, как только с приветствиями было покончено. — Мне было видение. Вы принесли нам либо большое горе, либо удачу и счастье. Отвечайте — что привело вас?
Я подумала, что видения у него уж очень универсальные: «Либо к сердцу прижмёт, либо к чёрту пошлёт».
— Разумеется, мы принесли вам счастье, — сказала я как могла громко и уверенно. — Король Оберон выдаёт замуж…
Тут я в первый раз запнулась. Мне сразу вспомнилось, как я держала речь перед Принцем-деспотом и чем это кончилось. Может, не стоит признаваться, что Оберон устраивает судьбу принцесс оптом, то есть всех сразу?
— Выдаёт замуж принцессу своего Королевства, это девушка невиданной красоты, доброты и скромности. Король Оберон просит Принца-саламандру…
Тут я запнулась снова. По идее, просить руки невесты должны женихи. А тут всё наоборот, да ещё я оказываюсь не магом дороги, а свахой какой-то.
— Король Оберон, — я перевела дыхание, — устраивает смотр женихов по ту и эту сторону Печати. На смотр допускаются только принцы, только благородные, только доблестные… короче, достойные. Король просит Принца-саламандру принять участие в смотре.
От этой речи у меня в горле пересохло, а лицо покраснело, наверное, как перезрелый помидор. Король и принц глядели на меня с интересом. Я замерла, ожидая, что они скажут: а вдруг обидятся на такой поворот дела и откажутся участвовать в «смотре»?
Они молчали долго. Статуи вдоль стен замерли, как стража, а стражники у тронов стояли неподвижно, как статуи. Переливались жаром ящерицы на потолке. Вот одна сорвалась с места, бросилась в камин и исчезла в огне.
— И каковы же мои шансы? — негромко спросил Принц-саламандра.
Я посмотрела на него внимательнее. Он был одет, как отец, — в чешую от шеи до пяток. Кожа на лице отливала медью, на этом фоне глаза казались особенно яркими и зелёными. Он смотрел прямо, спокойно и по-доброму; я поняла, что он мне нравится.
