Анатолий Рыбаков - Приключения Кроша
Приблизительно такое же состояние было у меня и сейчас. Я не знал, какая неприятность ожидает меня на заключительной беседе. А если бы знал, то был бы спокоен. И будь Игорь настоящий товарищ, он избавил бы меня от этой противной неизвестности.
Мы собрались на пустыре — обычном, а сегодня уже последнем месте наших собраний.
Там стояла наша машина, блестящая, свежевыкрашенная, точно только выпущенная с завода. Ее официально передавали школе.
К нашему возмущению, машину принимал школьный завхоз Иван Семенович.
Он ходил вокруг машины и радостно потирал руки, очевидно, представлял себе, сколько угля он на ней перевезет.
Мы поняли, что за эту машину нам предстоит еще серьезная борьба.
Директор вынул самопишущую ручку, нахмурился и подписал передаточный акт. С этой минуты машина принадлежала школе.
Завхоз Иван Семенович одним духом вскочил в кабину, Зуев сел за руль и погнал машину в школьный гараж.
Наша классная руководительница Наталья Павловна сказала:
— Практика кончена! Прошла она хуже или лучше, чем нам хотелось, — дело не в этом. Дело в том, что это был первый месяц вашей самостоятельной жизни. Жизни в труде. Этот месяц вы никогда не забудете.
Это она, между прочим, подметила довольно точно.
Главный инженер объявил, что всем нам присваивается третий разряд, а Полекутину — четвертый. Некоторые ребята обиделись, а по-моему, это правильно. Полекутин кандидатура бесспорная. А если бы четвертый разряд присвоили мне или, скажем, Шмакову Петру, то это была бы кандидатура спорная. И оснований для недовольства было бы гораздо больше. Так что главный инженер поступил правильно. Как это он только заметил, что Полекутин лучше нас всех разбирается в технике?
Потом директор сказал:
— Думаю, вы не зря потратили время. Научились кое-чему. И увидели, как все на свете делается. А делается все на свете рабочими руками.
В эту минуту к нему подошел бригадир Дмитрий Александрович и что-то сказал на ухо.
Директор удивился и громко переспросил:
— Где, ты говоришь?
— В чулане.
— Шарада! — пробормотал директор. — Ладно, скоро приду.
Потом он обратился к нам:
— Видите, как хорошо, и амортизаторы нашлись!
Мы-то знали, как они нашлись. Но не подали вида. Пусть это останется загадкой.
— Разберемся! — продолжал директор. — Так насчет чего я говорил? — Он посмотрел на небо: — Забыл… Ну, что сказать? Хорошие ребята. Относились добросовестно. Вот Игорь хорошо помогал…
Все посмотрели на Игоря. У него был такой вид, будто он очень смущен похвалой директора; на самом деле он был очень доволен.
— Помогал Игорь, — продолжал директор, — главный инженер дал ему хорошую характеристику. Освоил учет и документацию. Я, правда, в молодые годы к молотку и зубилу больше подбирался. И вот ничего, директорствую. Но учет и документация тоже нужны… Так что все ребята работали хорошо. Особых нарушений дисциплины не было. Впрочем, у одного были заскоки по линии дисциплины.
Он обвел нас глазами. Его взгляд остановился на мне. Я похолодел.
Вот о чем предупреждал меня Игорь! Сейчас директор меня припечатает. Припомнит мне тот разговор в кабинете.
— Ага, вот он, — сказал директор. — Крашенинников, так?
— Так, — пролепетал я.
— Были заскоки?
Я молчал.
— Были, — сам себе ответил директор. — К аварии руку приложил?
— Приложил, — признался я.
— Ну вот! А потом явился в кабинет и начинает устанавливать свои порядки. Так, товарищи, нельзя. Если каждый начнет меня учить, что же получится?
Я поймал на себе насмешливый взгляд Игоря.
— Вот так обстоит дело, — продолжал директор, — вы еще молодые, зеленые, вам самим еще надо учиться. А учить других еще придет ваше время. Это надо запомнить. Но в целом хорошие ребята! А что касается Крашенинникова, то, по-простому, по-рабочему, я так скажу: молодец Крош! Честный парень! Давай, Крош, действуй!
Обругал меня, а потом назвал молодцом.
Где логика?
1960 г. Январь — март Москва