Всеволод Нестайко - Приключения Григория Половинки (сборник)
В мрачном молчании мы разбрелись по домам.
Три дня Володька не появлялся во дворе. Володька в гордом одиночестве переживал свой позор. Мы тоже переживали, но коллективно. По случаю такого траура войну было временно отменено.
На четвертый день мы, как обычно, собрались у парадного. Володьки не было.
- Дома его тоже нет, - сказал Гриша Курочка. - Я заходил. Бабушка сказала, что он пошел гулять.
Мы отправились искать Володьку. Мы обыскали весь двор, все закоулки и щели. Под конец решили заглянуть в свой бывший штаб, хотя были уверены, что там его, безусловно, нет. Слишком трагическое это было место для Володьки.
Мы шли вдоль сарая, за которым была площадка. И вдруг Гриша Курочка, шедший впереди, отпрянул назад:
- Тссс!..
Толкая друг друга, мы осторожно выглянули из-за угла.
Возле одной из грядок «штабного огорода» колени сидела Леся. Рядом стоял Володька. Он держал в руках пузатую водную бомбу, с которой тоненькой струйкой лилась вода.
Полководец Володька Лобода поливал из водной бомбы плюгавые саженцы помидоров...
... Так впервые в истории человечества бомба была использована в мирных целях.
Мир окончательно победил войну в нашем дворе.
... Только что прошла гроза. В воздухе пахнет электричеством и мокрым кожухом. Воркуют голуби.
И вместо воинственного гнусавый «Ань-Ань!» По всему двору раздается звонкое и радостное:
- Тра-та-та за Вову, тра-та-та за Лесю!
- Гриша, тебе считать!
И потом:
- Раз-два-три-четыре-пять! Я иду искать! Кто не спрятался, я не виноват!
Как хорошо жить на свете, когда прошла гроза!..
Месть
Наша компания - это Аба, Витька Пузатый, Панта, Васька Губа, Костик и я.
Меня зовут Витька, так же как и Пузатого. И называют меня все - Рыжий. Во-первых, чтобы не путать с Пузатым, во-вторых, потому что я действительно рыжий, как огонь.
Кроме рыжих волос, ничем особенным я не выделяюсь. Я обычный худой, слабосильный пятиклассник, которых много.
Аба - грек, сын сапожника - совсем другое дело. Аба - силач. Он двенадцать раз выжимает ржавую рейку, что лежит у ящика для мусора. Я эту рейку чуть выжимает два раза.
И все же мне кажется, что я не самый слабый. По-моему, слабее меня Васька Губа. Он высокий, сутулый. Длинные руки чуть не по локоть выглядывают из рукавов. Нос приплюснутый, глаза маленькие, сонные какие-то, рот до ушей, губы толстые, и нижняя всегда отвисает. Эта губа и была причиной его прозвища. Ходит Васька медленно, шаркая ногами, говорит, растягивая слова, и всегда ко всему равнодушен... «А-а-а... Я не хочу! А-а-а... Зачем?»
... Был тихий осенний вечер. В ясном темно-синем небе мелькали звезды, светил холодный месяц и тянулись на юг стаи перелетных птиц. Дворники сгребали шуршащие желтые листья в кучи, поджигали их, и густой синий дым, с приятно-горьковатым запахом, столбом поднимался к небу и таял там в бездонной синеве. И казалось, что все небо заполнено этим горьковатым дымом и что звезды моргают от того, что дым ест глаза им. Было очень тихо, холодно и приятно.
Мы сидели прямо на холодном асфальте вокруг кучи горящего листья и вполголоса разговаривали. Говорили о подвигах, о том, если бы это было замечательно - сделать что-нибудь по-настоящему героическая и что для этого нужно. И все сошлись на том, что для этого прежде всего нужны смелость, сила и ловкость.
Воцарилось молчание: каждый думал о себе - есть ли у него эти качества.
И Аба сказал:
- Вообще... если бы, конечно, пришлось... Я бы, наверное, смог, по-моему...
- Конешно, - захлебнувшись, сразу подхватил шепелявый Панта. - Ты шмог бы! И я! А что? Шмогли бы! А вот Губа - нет. Факт. А что?
Все посмотрели на Васька Губу. У меня отлегло от сердца: по правде говоря, я очень боялся, чтобы в эту минуту не обратили внимания на меня - я не совсем верил, что способен на подвиг.
Губа покраснел и отвернулся:
- А-а-а...
- Вот тебе и «а-а-а», - сказал Витька Пузатый.
- Эх ты... - Костик запнулся, ища крепкого словца. - Эх ты... таракан губастый. Даже слова в свою защиту сказать не можешь.
- Да, Губа! Откровенно говоря, слабак ты, - сказал Аба.
- Тошно, тошно, - снова зашепелявив Панта. - Такой шлабак, прошто штрах. Ему даже Рыжий оказывать же может. А что? Факт!
- Точно! Рыжий ему предоставляет. Ха-ха! - Подхватил Витьку. - А ну попробуй, Рыжий, ну дай ему! Стукнись с ним для интереса.
От этих слов у меня похолодело в животе и потемнело в глазах. Драться я всегда боялся, не умел и не любил. К тому же Губа был почти на голову выше меня. И за что я должен его бить? Ерунда какая!
- Что, испугался? - Глядя мне прямо в глаза, спросил Аба.
- Испуглша, Рыжий! - Повторил за ним Панта.
«Неужели я действительно боюсь? - Мелькнула у меня мысль. - Вот тебе и подвиг! Засмеют теперь ребята! »
- Да вы легонько, так только, чтобы узнать, кто сильнее! - Подзуживал Витька.
И вдруг внутри у меня что-то оборвалось - я решился.
Будь что будет! Нельзя допустить, чтобы все думали, что я трус.
Я подскочил к Губе и с размаху ткнул его кулаком в лицо. Не попал - он вовремя подставил локоть. Я снова ткнул и снова промахнулся. Не умел я все же драться.
- Да, еще, еще смелее! Эх, Губа, слабак. Вот тебе сейчас Рыжий даст! - Слышалось вокруг. - Молодец, Рыжий! В ухо его, в ухо! Не бойся!
Губа отмахивался от меня, как от назойливой мухи. А мне все не везло стукнуть его как следует. Наконец я разгорячился, подскочил и, закрыв глаза, ударил его головой в грудь. Он обхватил меня руками, и мы покатились по земле.
И тут произошло то, чего я никак не мог предусмотреть, начиная драку.
Губа преспокойно подмял меня под себя, сел сверху и, схватив рукой мой рыжий чуб, начал толочь носом в асфальт, приговаривая:
- А будешь лезть? Будешь лезть? Я тебя трогал? Я тебя трогал?
Он так крепко держал меня, что я не мог пошевелиться и только беспомощно болтая ногами. А он все тыкал меня носом в тротуар и приговаривал. Наконец я не выдержал и попросил пощады. И только тогда Губа отпустил меня. Когда я стал на ноги, все расплывалось перед глазами, словно в тумане. Я готов был провалиться сквозь землю, умереть на месте от стыда, обиды, унижения и лютой бессильной злобы, которая клещами душила меня за горло и выдавливала из моих глаз неудержимые слезы. Ребята молчали обескуражены таким неожиданным поворотом дела. И только Костик пробормотал:
- Неправильно ты, Губа... Не по правилам... Ты ножку подставил...
Но никто не поддержал Костика. Что говорить! Все было верно. Васька Губа, с которого все смеялись, слабак Васька Губа у всех на глазах бил меня и тыкал носом в землю, как самого последнего, напакостившего щенка, - меня, Витьку Рыжего, который издевался над ним и хотел показать свою силу! Большего бесчестья и унижения нельзя было себе представить!
Я отвернулся и, размазывая слезы по чумазых щеках, сказал дрогнувшим голосом:
- Дым... проклятый... в глаза лезет...
Зачем я это сказал - сам не знаю. Наверное, я хотел как-нибудь оправдать перед ребятами свои слезы. Кому это было нужно?
Сказал я эти бессмысленные слова, повернулся и медленно-медленно пошел по улице к своему дому. Никто не произнес ни слова, не остановил меня.
... Целую неделю после этого я не выходил из дома. Это была самая тяжелая неделя в моей жизни.
Я болезненно, до судороги в горле ненавидел Васька Губу. Никогда я еще не испытывал такого сильного чувства. Я плакал по ночам. И каждую ночь мне снилось, что я жестоко бью Губу, а он валяется у моих ног и просит пощады. Я придумывал для него все новые и новые формы мести. И я знал, что ничего ему не сделаю.
Иногда я говорил себе: «Дурак! Ведь ты сам во всем виноват. Ты же первый полез драться. Для чего?» Но тут же я вспоминал, как у всех на глазах Васька тыкал меня носом в землю и приговаривал «Что будешь? Будешь?»
И ненависть вспыхнула с новой силой. Если бы он просто победил меня, тогда еще другое дело. А так... Нет! Ненавижу!..
Прошла неделя. Не мог же я год не выходить из дома! Никто этого не смог бы и я вышел. Мне было очень страшно первый раз после всего этого появиться на глаза ребятам. А вдруг засмеют. Но - нет. Ни один из них, даже болтун Панта, словом не обмолвился. Вроде ничего и не было. Я осторожно глянул на Губу. Но и у него был вид, который не вызывал никаких подозрений, - обычный сонный и безразличный вид. И все пошло по-старому. По-прежнему мы вместе играли в прятки, в пятнашки, в чурки-палки, запускали змея, гоняли Абиних голубей (у него была целая голубятня), и, как раньше, когда было скучно, ребята смеялись над Губой.
И - странное дело. Казалось, я должен был чувствовать удовлетворение от этих общих насмешек над Губой, моим врагом. Но я наоборот - переживал какое-то неприятное чувство, будто, смеясь над Губой, ребята в то же время смеялись и надо мной, будто подчеркивая мое прошлое унижение.