Карусели над городом - Юрий Геннадьевич Томин
— Меня никто не учил, — сказал Феликс. — Я всегда умел читать. У себя дома, в лаборатории, я прочитал газету пять раз. Не смог прочитать только одну букву: там была дырка.
Борис постарался вспомнить. Да, газета, которой было завешено подвальное окно, висела вверх ногами: заголовок крупными буквами просвечивал внизу.
— Лучше бы ты совсем не умел читать, — вздохнул Борис. — Нет у меня времени тебя переучивать. Мы уже скоро придем.
На этот раз Борис не швырнул обрывок бумаги на дорогу. Стараясь сделать это незаметно для Феликса, он скатал обрывок в кулаке и сунул в карман. Ему легче было поступить так, чем снова объясняться с мальчишкой.
— Теперь слушай дальше, — сказал Борис. — В лагере будут девочки…
День 6-й
и седьмой. Учиться трудно, но и учить нелегко…
Начальник лагеря не забыл сло́ва, данного Алексею Палычу. Он сам проследил, чтобы Бориса и Феликса поселили в одной комнате. Их кровати стояли рядом.
— Нравится? — спросил он ребят.
— Здесь очень хорошо, — сказал Феликс, вспомнив наставления Бориса.
Начальник удовлетворенно хмыкнул.
— Для вас старались, — сказал он. — Чем намерены заниматься у нас? Вы ведь оба без направления от спортшколы.
— Бегать, играть и бездельничать, — откровенно сказал Феликс.
Начальник засмеялся.
— Бегать — сколько угодно. Специализации по спортиграм у нас нет, но играть будете. А вот бездельничать вам мы не дадим. Бездельников мы не держим.
— А Палыч говорил… — начал было Феликс, но тут же замолк: был у него с Борисом такой уговор — молчать, если Борис наступит ему на ногу.
— Какой Апалыч? — спросил начальник.
— Алексей Палыч, — поспешил вмешаться Борис, пока Феликс еще чего-нибудь не сморозил. — Его в школе так зовут: Апалыч значит — Алексей Палыч.
— Мы его так не звали, — сказал начальник. — Впрочем, времена меняются. Давайте устраивайтесь — и на медосмотр.
Начальник ушел. Борис убрал пятку от ступни Феликса.
— Ты про Палыча забудь!
— Я не могу про него забыть.
— Тогда хоть молчи, про чего не спрашивают. Сейчас пойдем на медосмотр. Там отвечай только на вопросы, как я тебе говорил. Если ничего не спрашивают, молчи. Пускай лучше думают, что ты тупарь. Такие у нас попадаются.
В спальне начали появляться другие ребята. Феликс смотрел на них с восторгом. Они были такие же, как он.
У некоторых были даже похожие костюмы. Знакомых Борису ребят пока не было, и нельзя сказать, чтобы он об этом жалел.
Возле медицинского пункта толпились девочки. Борис показал их Феликсу издали.
— Вон девочки стоят, про которых я тебе говорил.
— Я помню, — сказал Феликс, внимательно вглядываясь в девичью очередь. — Девочка — это «она». Но они совсем не похожи на Ефросинью Дмитриевну.
— Какую еще Ефросинью Дмитриевну?
— Которая приходила вечером. Палыч сказал, что она тоже «она». Но она не такая, как они.
— Когда она приходила?
Феликс повторил все, что уже говорил Алексею Палычу. Борис присвистнул.
— Вовремя мы оттуда смылись!
— Смылись?
— Ушли, — пояснил Борис. — Это приходила наша уборщица. Она не девочка, она старушка. Как бы тебе объяснить? Старушка — это такая девочка, которая уже старая.
— Понятно, — сказал Феликс. — Значит, девочка — это молодая старушка?
— Девочка — это девочка, — простонал Борис. — А старушка — просто старушка. Просто — они обе женщины. Она — это женский род. Девочка потом станет старушкой, а старушка никогда уже девочкой не станет.
— Почему? — спросил Феликс. — Она не хочет?
— Если и хочет, то не может.
— Теперь понятно, — сказал Феликс.
Борис с подозрением покосился на Феликса.
— Может, тебе вообще все понятно? Может, ты мне просто нервы треплешь?
— Может, и треплю, — сказал Феликс.
— Что?! — с угрозой произнес Борис.
— Может, и треплю, — повторил Феликс, — а может, и нет. Я ведь сам не знаю.
— А откуда ты знаешь, что такое «трепать нервы»?
— А я и не знаю, — ответил Феликс. — Ведь я тебе только что об этом сказал.
Борис молча рассматривал Феликса. Ведь должно быть хоть как-то заметно, если человек врет. Но глаза Феликса были ясны и прозрачны, как и в первую минуту его пребывания на Земле. Глаза большого доверчивого младенца.
С такими глазами врать невозможно.
Медицинский осмотр прошел почти без происшествий. Ребят осматривали в трусах, и отсутствие пупка не было обнаружено. В остальном Феликс был не хуже других, а кое в чем даже получше: у него оказались не по возрасту сильные ноги и большой объем легких.
Вот с этим объемом и получилось недоразумение, которого, к счастью, никто, кроме Бориса, не заметил.
— Набери полную грудь воздуха. Дуй сюда, — сказала Феликсу женщина в белом халате.
Борис, стоявший сзади, боялся, что сейчас Феликс начнет задавать вопросы вроде «Что такое «дуй»?» или выяснять, где у него грудь. Но Феликс дунул без всяких вопросов.
— Великолепно! — сказала врач. — Даже слишком великолепно. Мальчик, ты не работаешь стеклодувом?
— Стеклодувом не работаю, — спокойно ответил Феликс.
— Подойди ко мне. Дыши.
Феликс послушно подошел и подышал.
— Не дыши. Хорошо. Можешь идти.
Когда Феликс ушел, Борис вздохнул с облегчением. Каждая лишняя минута в медкабинете грозила разоблачением безпупковости.
Когда же Борис вышел из кабинета, он обнаружил, что Феликс все еще не дышит. Он сжал кулаки, покраснел и сдерживался из последних сил.
На секунду у Бориса мелькнула мысль, что сейчас Феликс, как никогда раньше, похож на нормального человека.
— Дыши, дурачок, — с непритворной заботой сказал Борис. — Дыши, а то так и помереть можно.
Феликс вытаращил глаза на Бориса, покраснел еще больше, но дышать не стал. Борис забеспокоился всерьез.
— Феликс, дыши, говорю!
Феликс шумно выдохнул воздух. Вдохнул. Снова выдохнул. Снова вдохнул. И сказал:
— Спасибо, Боря. Я не знал, что так тяжело не дышать. Там в медпункте плохая девочка?
— Она не девочка, а врач, — пояснил Борис. — Чтобы дышать, разрешения не спрашивают. Нужно самому дышать, нечего пыжиться. Плохо бы тебе было, если бы я не пришел.
— И дурачку тоже плохо?
— Какому дурачку?
— Которому ты
