Хейно Вяли - Колумб Земли Колумба
Урмас покашливает. Кашляет много раз, пока не исчезает противный комок в горле, вызывающий хрипоту. Затем он выходит из бункера. Здесь все по-прежнему, и все-таки иначе, чем прежде. Он срезает себе крепкую палку в зарослях, куда еще совсем недавно смотрел с чувством ужаса. Его лицо принимает особое выражение. Теперь это лицо человека, одержавшего победу.
Дым в чаще
— Чудаки! Еды нам хватает, недостатка воды бояться не приходится, крыша над головой тоже есть — чего же вы еще хотите? — Ааду разводит руками.
Сальме теребит хвостик косички и мельком бросает взгляд на члена совета отряда. Не обращая ни на кого внимания, Хиллар складывает запас провизии в углу. Яан свистит сквозь зубы. Пеэтер следит за Хилларом, скосив глаза.
— Я хочу знать, какое задание нам дали и зачем нас вообще послали сюда? — требует Сальме.
Хиллар сердито оборачивается.
— «Я хочу» да «я хочу»… А я хочу, чтобы в звене соблюдалась дисциплина. Ей-богу, детский сад! Утром я же предлагал: вернемся в лагерь. Тогда вы были против, обещали проделать весь поход без нытья, были согласны, что цель каждого задания сообщается в свое время. А теперь сами: «Хочу, хочу!»
Ребята виновато молчат. Действительно, утром был такой уговор. Но кто же мог предполагать, что вся эта таинственность не окончится тут, на острове, а, по сути дела, лишь начнется.
— Честное слово, мне просто стыдно за вас, — продолжает Хиллар спокойнее. — Разве так пионерское звено выполняет свое задание? С гвалтом и базаря? А задание у нас, может быть, ответственное, просто так не маршируют полтора дня через болотные топи. И если председатель совета отряда не оглашает кое-какие сведения, стало быть, у него имеется причина и иначе нельзя. Даже самая чепуховая игра в ориентировку теряет смысл, если не сохранишь тайну. Так или нет? — Не получив ответа, Хиллар вносит предложение: — Как хотите — еще не поздно. Воды и провизии у нас сколько угодно, дорога знакома — пошли обратно. К вечеру дойдем до острова Большой Ели, наш шалаш там сохранился…
Это предложение пионеры считают оскорбительным. Сальме едва не плачет, ей стыдно и неловко.
— Подбадривай ребят, — говорит Хиллар звеньевому, выйдя из бункера, и крепко сжимает его предплечье. — Мораль читать легко, но и напускать таинственность, правда, противно. А что поделаешь? Эта история мне вовсе не нравится. И до тех пор, пока мы не получим разгадки, любая предосторожность не будет лишней, понимаешь?
— Более чем, — кивает Ааду. — Что делать дальше?
— Посвящу и Пеэтера в дело, и вместе с ним мы внимательно осмотрим все вокруг. Так что тебе придется отдуваться за нас двоих. Пусть ребята займутся делом, пусть хоть маты плетут из веток: работа — лучшее лекарство против плохого настроения. И никуда не уходите. И… ну, что касается всего остального, мне, кажется, не надо тебя учить?
— Пожалуй! — соглашается Ааду.
— Начальником штаба назначаю Ааду, — говорит Хиллар, вернувшись в убежище. — Его приказы во время моего отсутствия — закон для каждого, обсуждению не подлежат. Удаляться из расположения штаба категорически запрещаю. Всем понятно? Пеэтер пойдет со мной!
Провожаемые завистливыми взглядами, Хиллар и Пеэтер отправляются в путь. Они молча шагают между молодыми березками, временами останавливаются, прислушиваются и трогаются дальше.
Вот они уже в лесу. Незаметно для самих себя они начинают двигаться крадучись. Хиллар подает знак остановиться; озабоченно нахмурив лоб, достает из-за пазухи карту, изучает.
— Карта никуда не годится! — качает головой Пеэтер. — Весь остров обозначен на ней слишком схематично.
— Все же чудно: одно дерево нарисовано размером гораздо больше других.
— Поди разберись, в чем тут дело. Разве же здесь мало деревьев? И важно ли какое-то дерево, если бункеры вовсе никак не отмечены на карте? Ни склад, ни другой…
Хиллар сует руки в карманы, делает несколько шагов взад-вперед, затем останавливается перед Пеэтером и спрашивает:
— Пытался ты разгадать, кто хозяева этого склада провизии?
— Думать можно по-всякому, но… — Пеэтер пожимает плечами. — Не от чего оттолкнуться! След. Это еще ни о чем не говорит. Он может быть и очень давним. И продукты — Яан прав, — при известных условиях продукты могут сохраняться свежими очень долго. Все это еще ни о чем не говорит.
— А это? — Хиллар достает из кармана пустую смятую пачку из-под сигарет. На пальцы изумленного Пеэтера сыплются крошки табака.
— Обрати внимание: «Прима»! И пачка довольно новая, совсем мало выгорела. Я нашел ее снаружи, возле погреба.
Пеэтер долго не произносит ни слова. Наконец говорит:
— Это да, это уже зацепка. — Он медленно снимает очки. — Ведь никто из нас не курит. Даже тайком. Старший пионервожатый, если бы он вдруг оказался здесь, курит только «Беломор», начальник лагеря курит, но редко и тоже папиросы. Впрочем, он бы вряд ли пришел вместе с ребятами…
Позавчера весь день моросил дождь, а эта пачка ни капельки не намокла… Следовательно…
Свой вывод Пеэтер оставляет все-таки про себя. Хиллар не пристает. Теперь они приглядываются ко всему вокруг с особым вниманием. Но, кроме синиц, они не встречают на своем пути ни одного живого существа. Над их головами таинственно шепчутся кроны деревьев.
Перед ребятами открывается крохотная полянка. На одном краю ее растет с десяток черемух, а на другом краю выше елей поднимается раздвоенная крона старой кудрявой березы. И — они не верят собственным глазам — под березой растет раскидистая сирень.
Возле куста сирени оба испуганно останавливаются. Под сиренью на земле лежит пробитая пулями, поржавевшая красноармейская каска. Теперь они замечают между кудрявых веток сирени столбик с обтесанными гранями. В горле першит.
— «Бесстрашный ко-мандир Андрес Ви…релайд… павший… мужественно за-щищая ро-дину», — медленно читает Хиллар вырезанные на дереве слова.
Закусив губу, Пеэтер осторожно поднимает каску и водружает ее на столбик. Взгляды мальчиков встречаются. Оба выпрямляются и отдают пионерский салют. Едва ощутимый ветерок тихо шевелит листья сирени и восьми черемух, посаженных в ряд…
Молча уходят ребята с полянки. «Тий-тий-тий! Тий-тий-тий!» — грустно звучит им вслед песенка синиц.
Вдруг Хиллар раздувает ноздри. И принюхивается. То же повторяет и Пеэтер. В воздухе едва заметно пахнет дымом!
Волнение обоих нарастает. Больше сомнений нет: где-то что-то горит. Запах дыма становится все более ощутимым. Ребята чувствуют, как колотится в груди сердце. Вперед! Высокий лес неожиданно кончается, словно край его был выровнен под ниточку. Впереди еловая чаща. И теперь уже ясно видно: над чащей лениво поднимается голубоватый хвост дыма.
— Ползком! — тихо командует Хиллар и трогает Пеэтера за плечо, чтобы придать ему смелость. Медленно, с неожиданным спокойствием Пеэтер снимает очки и старательно прячет их в карман.
Гадюки шипят
День жаркий, но человек, сидящий перед входом в бункер на деревянной колоде, видимо, не страдает от жары. На нем глубоко надвинутая засаленная ушанка, заношенный шерстяной свитер. Из-под шапки на шею и уши свисают длинные волосы с проседью. На лице, заросшем чуть ли не до глаз длинной, но жидкой бородой, торчит короткий, мясистый нос, обожженный солнцем.
Человек старательно высмаркивается, делает маленький глоток из фляжки, оглаживает левой рукой усы и снова берет лежащий на коленях нож. Это финка с выточенной из карельской березы рукояткой и длинным, тонким лезвием. Человек раздраженно ковыряется ножом в котелке, который он держит на коленях, и наконец, подцепив кусок шпика, оправляет его в необыкновенно толстый, красногубый рот и жует, быстро двигая челюстями. Сунув в рот в придачу к шпику размоченный в соусе кусок сухаря, человек поднимает от котелка глаза. Он словно бы и не смотрит ни на что, но в то же время как бы видит все.
Он вытирает жирные пальцы о свитер, проводит два-три раза лезвием о штанину и поднимается. Ссутулившись, скрывается в чернеющем отверстии входа.
В бункере на нарах развалился грузный, неопределенного возраста большерослый мужчина. На груди его лежит затрепанная книга без обложки. На бородатом лице отупение и усталость. Он хмуро смотрит в потолок. Из нескольких узких бойниц под потолком проникает в бункер слабый свет.
— Мог бы иногда привести в порядок свое гнездо, тюрбанфюрер! — говорит, входя, тот, что давеча закусывал, и шарит взглядом по неприбранному помещению. — Вонища тут у тебя, аж дыхание захватывает… И давай вставай. Скоро выходить на связь, сейчас Старик придет!
— А не пошел бы ты, Левша, к черту! — отвечает лежащий, но все же поднимается и набрасывает заменяющий одеяло коврик на соломенный матрац. — К чертям эту противную нору! Все равно сгниешь тут заживо, в этой болотной трущобе.
