Людмила Сабинина - Стрелы над крепостью
«Надо что-то делать», — сказал воевода.
«Что тут делать, сложим свои головы за землю русскую, ничего не поделаешь», — вздохнул старый воин.
«Вот еще! — возразил Анкудин. — Я считаю, что головы складывать нам рано. У меня есть одно предложение…» И он оглядел всех своими мрачными, черными глазами. Видно было, что устал Анкудин, и волосы кольцами прилипли к его вспотевшему лбу. Но Анкудин сдаваться не собирался.
«Какое предложение? Выкладывай!» — сказал воевода.
Всю ночь обсуждали план этой операции. На следующий день они постарались особенно сильно измотать осаждающих. А ночью… Ночью, ближе к рассвету, когда уставшие враги как следует разоспались, воины разделились на две части. Одна половина, соблюдая тишину, пробралась через подземный ход к берегу Тесьмы. По узкой полоске берега, ведя на поводу своих коней, выбрались в поле, построились. Впереди — доблестный Анкудин. Тихо было, лишь стрекотали кузнечики. И вот на крепостной стене вспыхнул огонек. Сигнал!
Громовое «ура» прокатилось по полю. Лавиной налетели всадники на вражеский лагерь. Началась сеча. Враги вскакивали на коней, рубились, в темноте плохо разбирая, где свой, где чужой. А наши заранее обо всем позаботились: у каждого воина на рукаве белела повязка, и каждый, не умолкая, кричал «ура»… Дрогнул враг. А тут распахнулись ворота, и вылетели на конях остальные воины. В бегство ударились захватчики! И гнали их наши еще много верст, а потом стали гнать и жители соседних сел. И отступило войско монгольское. Так и не удалось им взять наш Городец».
Мишка остановился, перевел дух.
«Это было в лето шесть тысяч семьсот семидесятое по старому летосчислению», — закончил он. Обернулся к товарищу: — Дим, твоя очередь.
Димка выступил вперед, набрал побольше воздуху и запел:
А не сильная туча затучилася,Не белая лебедушка прокырчила,Уж идет-наплывает сила темная,Скрипят телеги ордынские…
Профессор задвигался, заскрипел стулом.
— Вот, начинается концерт самодеятельности, — проворчал он. — Что же, послушаем, послушаем. Очень приятно…
Выходили на стену защитнички,Удальцы-резвецы, сыны отецкие… —
соловьем заливался Димка.
Все внимательно слушали, у всех лица были серьезные, и даже Леонид Сергеевич больше не мешал.
Целый день они билися с татарами,Прибили тех татар не мало число.Стрелы летят, что часты дожди…
Тут Димка запел громче, показывая голосом, как летели стрелы и вообще какая страшная это была битва.
Стрелы летят, что часты дожди,А тех татар им не можно взять.Выходили они подкопью к Тесьме-реке,К люту ворогу внезапу обернулися…
Последнюю ноту Димка тянул долго-долго, будто настоящий певец…
Все дружно зааплодировали, послышались восторженные восклицания, шум.
— Вот это реферат! — крикнул кто-то.
— У меня вопрос, — поднял руку Игорь Александрович, — что стало потом с Анкудином?
И все сразу затихли.
— Анкудин геройски погиб в последнем сражении, — ответил Мишка. — Похоронили его в братской могиле вместе с другими воинами, вместе со славным оружием, мечом и кинжалом. На рукоятке кинжала, который мы с Красиковым нашли и сдали экспедиции, стоит буква «А»… А череп героя находится у меня дома, — подумав, добавил Мишка.
— Ага, он у него дома, — поддержал его друг.
— Даже череп опознали! — с усмешкой возразил Леонид Сергеевич. — Ну орлы!.. Опознали и череп, и кинжал, и даже кудряшки какие-то описали! Ну, после этого нам, ученым, здесь делать нечего. Сдаюсь, сдаюсь!..
Профессор поднял обе свои огромные ручищи.
— Профессор Мельников! — звонким голосом сказала Лина. — Но ведь существует же этот кинжал, и череп с характерными признаками рода Анкудиновых тоже существует!
— Да вы что, издеваться изволите? — вскипел Леонид Сергеевич. — Нарочно вы, что ли? И это все моя лучшая ученица говорит, а? Лучшая ученица!
Он оглянулся вокруг, как бы обращаясь ко всем присутствующим.
— Сказка! Сказка красивая, ничего не скажешь, но только — сказка! Не понимаю даже, на что это я потратил последние полчаса. Может, это я сплю, а? Может, мне это все снится?
Он покрутил головой, даже ущипнул себя за мякоть руки. А лицо у профессора сделалось такое, что Лина тут уж не утерпела и расхохоталась во все горло.
— Вон! — вдруг заорал профессор и даже ногами затопал. — Вон из подкопи!.. Тьфу ты, какая, к черту, подкопь… С собрания вон!
Лина, согнувшись от хохота, зажимая ладонью рот, выскочила за дверь. Кругом посмеивались, переговаривались. Стоял веселый шумок.
— Она меня нарочно злит, — объявил профессор. — Теперь я понял, что нарочно.
— Да все это чистая правда. Про что Михаил написал. Все так и было! — отчаянно запротестовал Димка.
— Вам в хор Пятницкого поступать надо, юноша, — громко посоветовал профессор. — В хор Пятницкого! Туда и ступайте… Кстати, учтите, молодые друзья, что «ура» наши солдаты научились кричать только где-то в восемнадцатом веке. Не раньше. А до восемнадцатого века «ура» не кричали. Были разные другие кличи, только не «ура».
— Но это же несущественно, — возразил Игорь Александрович. — А вот насчет колодцев интересная была мысль, — заметил он.
— Насчет колодцев — интересная, — охотно согласился профессор. — Сколько мы их отыскали? Два?.. Всего два колодца на весь город. Один из них — на территории детинца. Маловато…
— Место высокое, водяной слой — глубоко, — развивал свою мысль Игорь Александрович. — Постройка колодца в этих местах — дело серьезное. Неудивительно, что их только два было. А вот как во время осады…
— Да чего там! — вмешался Димка. — Они из реки воду брали. А во время осады — через подземный ход…
— Подземный ход! — Профессор даже подскочил. — Снова этот подземный ход!.. Да где же он? Ради бога, скажите, где? Что за фантазия!
— И все-таки существование «подкопи» не исключено, — задумчиво сказал Игорь Александрович. — И былина, которую здесь пели, не без основания… Вот ведь под киевской Десятинной церковью обнаружили такой подкоп? Может, и у нас…
— Может, может! Все может быть! — сердито перебил профессор. — И еще раз повторяю: все может быть. Но пока не обнаружено, не исследовано, научно не доказано — это еще не научный факт. Вся работа еще впереди. И существует ли на самом деле…
— Подземный ход существует! — раздался вдруг голос.
Все замерли. Все головы разом повернулись к двери.
— Подземный ход существует! Мы нашли подземный ход!
В распахнутых дверях стояла Лена Кузнецова. С измазанным лицом, растрепанная. Брюки все в пятнах засохшей глины, и на коленке зияла большая дыра. Свой головной платок, грязный и скомканный, она держала в руке.
Мишка бросился к ней:
— Ты нашла подкоп?
Их окружили. Подошел и сам Леонид Сергеевич.
— Как вы ушли, я тут и вспомнила, что над уступом этим раньше была пещера. Мы ведь лазали туда, когда маленькие были, помнишь, Дим? Эх, ты и позабыл! А у меня память хорошая… Тогда не было видно, а теперь там обвалилось, и…
— Рассказывай, рассказывай! — торопили вокруг.
— И я не пошла домой, а полезла обратно. Там все кустами заросло. С выступа этого дотянулась до кустов, уцепилась, влезла…
— Ну, и…
— Так и есть, пещера, и столб валяется.
— Столб? — удивился профессор. — Так, так…
— Столб! Подпорка. А другой еще держится. Я полезла туда и… Ой! Настоящий подземный ход! Каменный Я даже испугалась и сразу вернулась и побежала сюда.
— И хорошо сделала, — похвалил профессор. — Значит, вы вели самостоятельный поиск, да? Втроем? Мини-экспедиция.
Он постоял, подумал. Вокруг все молчали.
— Все ясно. Приказываю: сейчас — отдыхать. Всем. Завтра в шесть утра собираемся на берегу Тесьмы. Этак… метрах в двухстах правее моста. В полном составе. Всё.
Он повернулся к выходу.
Мишка удивился про себя тому, как точно указал профессор место подкопа. И ведь не спрашивал где. Сам догадался. Вот она, научная мысль!
— А нам можно? — спросил он профессора.
Мельников остановился.
— О чем речь? — весело сказал он. — Потомкам самого Анкудина да вдруг и нельзя! Это я у них должен разрешения спрашивать. Каковы, а? — Профессор одобрительно хмыкнул.
Вокруг шумели, поздравляли ребят, расспрашивали.
— Ну, я домой. — Лена стала прощаться. — Устала, грязная вся, да и коленка болит, вон рассадила…
— Проводить тебя, Лен?
— Правда, давай проводим!
— Нет, что вы! У меня видок… Лучше уж побегу поскорее, дома заждались. До завтра!
Мальчишки были взволнованы. Не терпелось самим взглянуть на ту самую «подкопь», про которую даже песня сложена. Песня-былина! Домой бежали во всю прыть.
