Надежда Остроменцкая - Приключения мальчика с собакой
– С тебя же спросят, если Гелиос[94] поразит овцу стрелой! – огрызался Клеон.
Но не от усердия бегал он и загонял овец в тень. Он хотел в движении рассеять тоску по дому и подавить желание убежать от этих лугов и рощ, ставших для него тюрьмой.
День проходил за днем, и Клеон потерял им счет, а сын вилика не приходил.
Но каждые три – четыре дня приезжал на пастбище небольшого роста человек: жилистый, черный, словно высушенный на солнце, – старший пастух Мардоний. Он вел счет овцам и ягнятам.
Лев почему-то невзлюбил его. Всякий раз, как Мардоний брал ягненка от матки, Лев рычал, и только сердитый окрик Клеона удерживал его от нападения.
Старший пастух добродушно смеялся и хвалил усердие Льва: с таким сторожем можно не бояться за овец, как бы далеко ни ушла сотня. Мардоний никогда не забывал наградить бдительного пса чем-нибудь вкусным – куском солонины или костью от окорока. Лев не притрагивался к угощению, ожидая, чтобы хозяин сказал ему: «Возьми». Но и после разрешения ел с таким видом, точно делал Мардонию одолжение. Всякая попытка черного человечка прикоснуться к собаке вызывала у нее взрыв ярости, и старший пастух в конце концов отказался от мысли приручить ее.
Иногда после посещения Мардония пастухи угоняли овец на новое пастбище, погрузив колья, сетки и плетенки на лошадей, которых специально для этого держали при сотне. Всякий раз Клеон грустил, что они уходят от Александра.
Чем больше удалялись они от виллы, тем ленивей делался Долговязый, и Клеону становилось все труднее. Мардоний приказал, чтобы ночью пастухи сторожили овец по очереди. Но Долговязый часто засыпал, сидя у костра, и сицилийский пастух каждую ночь сам обходил загоны и долго потом стоял на холодной от росы траве, выжидая, не блеснут ли где зеленоватые огоньки волчьих глаз.
Лев, ночевавший между загонами, подходил к хозяину и, сжимая зубами его опущенную руку, требовал ласки. Потрепав его по голове, Клеон расталкивал уснувшего у костра Долговязого и снова забирался в шалаш, но долго еще прислушивался, не залает ли Лев, не послышатся ли конский топот или чужие голоса…
Раб с сыроварни приезжал теперь раз в неделю. Клеон поджидал его с нетерпением, потому что всякий раз он привозил какие-нибудь новости. Еще издали заслышав дребезжание его тележки, Клеон бежал к яме, в которой прятали они амфоры с заквашенным молоком, вытаскивал их и выстраивал у дороги. Если бы можно было погрузить их на ходу в движущуюся тележку, он бы это сделал – так хотелось ему выкроить побольше времени для разговоров. Глядя, как он суетится, Долговязый сплевывал сквозь зубы и с размаху бросался в траву. Теперь, забираясь в шалаш, он уже не говорил, что будет ждать человека с сыроварни. Он предоставил это Клеону и пальцем не желал пошевелить, чтобы помочь им грузить амфоры. Клеон был очень доволен, что никто не мешает ему слушать новости, которые сообщал раб с сыроварни, пока они ставят амфоры в корзины, привязанные к тележке. А рассказы его были один другого интереснее. И Клеон мог потом долго обдумывать то, что услышал.
Однажды раб с сыроварни рассказал, что какая-то женщина, по имени Фабия, приехала на виллу в сопровождении целого отряда вооруженных верховых и закупила сразу две сотни овец и кучу битой птицы. Вилику, который ей все это продал, она сказала, будто здесь, в окрестностях, приобрела имение и теперь обзаводится хозяйством… Но не странно ли, что ей в хозяйстве понадобилась такая масса битой птицы, да еще летом? На вилле среди рабов ходят слухи, будто женщину эту послал Спартак и овцы сенатора пошли на продовольствие отряду гладиаторов. Все рабы над этим исподтишка посмеиваются.
Клеону показалось, что он уже слышал когда-то имя Фабии… Но где? Он спросил, молодая она или старая, и раб сказал, что она прекраснее всех женщин, которых он в своей жизни видел. Сами по себе эти слова мало что значили, но Клеон сразу вспомнил рынок рабов и женщину, которая хотела его купить и которую даже торговец рабами называл прекрасной Фабией. Клеон был уверен, что это она приезжала на виллу, и позавидовал рабу с сыроварни, который мог так много видеть и слышать.
Приехав за молоком в следующий раз, раб с сыроварни рассказал, что с виллы несколько невольников бежало к Спартаку и их не поймали. Хотя вилик и надсмотрщики говорят, будто беглецов казнили, но это неправда: если бы их изловили, то казнь совершали бы публично, в назидание остальным рабам. Ходят слухи, что к Спартаку бегут даже свободные землепашцы с полей. «Им ведь тоже не сладко живется: работают от зари до зари, а есть нечего – весь урожай кредиторы забирают. Должники из свободных почти в таком же рабстве, как и мы. Одно только благо у них и есть, что нельзя их ни продать, ни убить. Ну, а голодом заморить – сколько угодно! Закон и не подумает заступиться».
Эти рассказы укрепляли в Клеоне решимость бежать к гладиаторам. Но, когда он спрашивал раба с сыроварни, в какой стороне войско Спартака, тот смеялся: «Везде! У Спартака теперь огромное войско. Он выбил римлян из Кампании». – «А как же не боится наш хозяин?» – спрашивал Клеон. «Не знаю, – пожимал плечами раб. – Должно быть, надеется, что сенат его защитит». – «А почему ты не бежишь?» – спрашивал Клеон. «Жду», – загадочно отвечал раб. «Чего?» – «Не все ли тебе равно, чего? Жди и ты. Не советую пускаться к Спартаку в одиночку, да еще с этой собакой. Будь уверен – изловят. А хуже этого и быть ничего не может: забьют до смерти. Жди!»
Клеон понимал, что раб с сыроварни прав, но желание бежать с каждым днем росло. Уйти с пастбища было так просто: углубиться в лес – и Клеона уже нет. Долговязый не скоро его хватится, а когда обнаружит исчезновение своего помощника, тот будет уже далеко. Но и тогда Долговязый не сможет никому дать знать о его бегстве, пока не приедет раб с сыроварни или Мардоний: нельзя же уйти и оставить сотню овец без присмотра! Уйти просто. Но что дальше?… Куда идти?… Не наткнется ли Клеон с первых же шагов на фугитивария?… Раб с сыроварни рассказывал, что эти подлые люди зарабатывают свой хлеб тем, что ловят беглых рабов и возвращают хозяевам. Клеон решил ждать.
С Долговязым Клеон почти перестал разговаривать. Он жил теперь в мечтах о бегстве, о свободе, о Спартаке, о родном доме… Но работу свою он выполнял так же тщательно, как всегда. Долговязый не обращал внимания на Клеона и, казалось, был даже доволен тем, что подручный не мешает ему спать.
По утрам Клеон пересчитывал овец, стараясь и вдали от отца соблюдать порядок, которому тот его научил. Однажды, недосчитавшись матки с ягненком, Клеон свистнул Льва, и они отправились на поиски. Лев уверенно бежал впереди, нюхая воздух. Клеон едва за ним поспевал. У зарослей ежевики Лев остановился и, помахивая хвостом, оглянулся на Клеона. Пастух услышал блеяние овцы и вывел ее из чащи. А ягненка сколько ни искал, так и не нашел; поднял только деревянный башмак. Башмак был самый обыкновенный, какие носили все рабы. У Клеона в шалаше тоже лежали такие башмаки, только он предпочитал ходить босым, с тех пор как его сандалии износились. Он дал собаке обнюхать найденный башмак:
– Этот человек унес ягненка. Ищи!
Виновато повизгивая, Лев побежал по тропинке, оглянулся на хозяина и залаял.
Клеон прошел за собакой по едва заметной тропинке шагов сто. Овца бежала сзади. Скоро Клеон понял, что искать бесполезно: по этой дорожке кто-то унес ягненка. Но человек этот давно скрылся. Пастух позвал собаку:
– Идем обратно. Вора нам не поймать. Как же ты это допустил, Лев?
Поджав хвост, Лев подполз к мальчику и лизнул его ногу. Смирение собаки не смягчило пастуха.
– Теперь мы опозорены, – стал он укорять Льва. – Теперь все скажут: это не собака, а трусливый щенок. Гладиаторы не захотят принять нас в свое войско. Какие, скажут, это воины? Один – мальчишка, а другой… разве он может сторожить наших боевых коней? За ним самим надо смотреть, как бы не унес его волк. Фу!..
Клеон слегка толкнул ногой Льва и, не обращая внимания на его обиженный визг, зашагал к пастбищу. Подгоняя овцу, Клеон раздумывал, кто же все-таки унес ягненка. Волка Лев не подпустит. На чужого человека он залаял бы. Его не приманишь вкусным куском и даже лаской. Конечно, трудно одной собаке усмотреть за несколькими загонами. А Долговязый спит непробудным сном каждую ночь. Может же и Лев когда-нибудь задремать. Что он не живой, что ли?… Но кто мог сюда пробраться?… Кто потерял в ежевике свой башмак?… Вдруг он вспомнил слова раба с сыроварни, что войска Спартака повсюду. У него даже дух захватило: неужели это они? Неужели воины Спартака?… Но что им делать с таким маленьким ягненком? Его мясом может насытиться только один человек. Нет, это не гладиаторы. Но, может быть, это какой-нибудь раб, бежавший к Спартаку?… Значит, Спартак близко?… Но почему же не идет сын вилика? Ведь он обещал!.. Если какой-нибудь голодный воин Спартака взял ягненка, Клеону не жалко: пусть наестся вдоволь, чтобы хватило сил сражаться.
