Эйлис Диллон - Лошадиный остров
— А Люк — Кошачий Друг с вами?
Это был сержант из Килморана. Великана Джонни, любителя поспать, на борту не было. Его, наверное, оставили следить за порядком, а вернее всего, побоялись, что катер под его тяжестью даст хороший крен.
— С нами, — ответил я. — Он там, на берегу. Мы поймали Майка Коффи. И спрятали его.
— Поймали? Как? Где он сейчас? — Полицейские разволновались, как гончие, взявшие след.
— Я вам скоро покажу.
И вдруг меня стала бить дрожь, хотя холодно не было ни капельки. Джон Конрой перекинул ногу за борт и прыгнул в лодку. За ним прыгнул его отец, потом сержант, мой отец и еще один незнакомый полицейский, который, как я позже узнал, приехал с Леттермуллена.
Я заметил на борту катера и Голландца; он невозмутимо посасывал свою неизменную трубку, как будто был не на спасательном катере в двух шагах от Лошадиного острова, а сидел в кресле-качалке у очага на кухне кого-нибудь из инишронцев. Но больше всего меня удивило присутствие на катере малыша Кланси, мальчугана лет восьми. Он, как всегда, молчал и без улыбки смотрел на меня сверху во все глаза.
— Иди на корму, Дэнни, — сказал мне Джон. — На сегодня с тебя хватит.
Рулевой катера Питер Фейги из Росмора бросил за борт якорь и сказал, что будет нас ждать. Мне показалось, что у пятерых оставшихся на борту полицейских вид довольно разочарованный. Лодка двинулась прямо к берегу.
Бартли Конрой первым выскочил на песок. За ним прыгнули мы с Джоном. Втроем вытащили лодку на сухое, так что полицейские не замочили не только своих щеголеватых брюк, но и ботинок. Вместе с нами они бросились к высокой, густой траве, заслонявшей от нас долину.
Луна все еще ярко светила. Я боялся подумать, какое зрелище может открыться нашим глазам. Первым увидел Пэта Джон.
— Господи! — тихо проговорил он. — Гляньте только на этого коня!
И тут мы все увидели Пэта. Он медленно приближался к нам, гарцуя на вороном жеребце. Все их движения были так гармоничны и закончены, что они казались одним существом. Проходя мимо нас, конь горделиво изогнул шею и взмахнул хвостом. Мы обомлели. На секунду конь замер, забил копытами, точно хотел станцевать менуэт. Потом двинулся дальше.
— Какой славный наездник! — улыбнувшись, воскликнул Бартли Конрой.
— Ради бога, потише! — взмолился Пэт.
Жеребец шел, не останавливаясь, и нам пришлось пойти за ним следом, чтобы расслышать Пэта.
— Это необыкновенный конь. Он сейчас очень устал, — продолжал Пэт, — такие выделывал прыжки и курбеты. Поэтому я и держусь на нем. Но я не могу спрыгнуть с него, боюсь.
Остановили жеребца Джон с Люком, ухватив его с двух сторон за гриву. Он только раз слабо брыкнулся, но, в общем, стоял смирно. Мы все окружили его, восхищаясь его статями. Он действительно изнемог от борьбы с Пэтом. Негромко пофыркивая, косил в нашу сторону злой, но усталый глаз. Пэт не дыша соскользнул с его крупа и заковылял ко мне.
— Неделю не напоминай мне о лошадях, Дэнни, — сказал он. — В пещере все в порядке?
— Все.
— В пещере? — заволновался опять Бартли Конрой. — В какой такой пещере? А где бабушка?
— Сейчас ты ее увидишь.
Но нам пришлось еще ненадолго задержаться. К нам приближался Энди, путаясь длинными ногами в стелющейся дымке тумана. За ним покорно следовала вереница лошадей на общей веревке.
— Что мне делать с этими лошадьми? — заскулил он. — Они мне до смерти надоели!
— А, Энди Коффи! — воскликнул сержант из Килморана. — Рад видеть! Так уж и быть, освобожу тебя от этих коняг.
С этими словами он взял из рук Энди веревку, передал ее своему напарнику. И мы все двинулись к лодке Майка, оставленной на песке.
— Ты побудешь здесь с лошадьми, — сказал сержант полицейскому из Леттермуллена. — Остальные садитесь в лодку: Люк — Кошачий Друг, Бартли Конрой, Джон Конрой, Джеймс Макдонаг, Пэт Конрой…
— Ну, заладил, как школьный учитель по журналу! — пошутил Люк. — Прямо котам на смех. Если мы все усядемся в лодку, не хватит места для новых пассажиров.
Сержант махнул рукой, а Люк сам распорядился, кому ехать в пещеру. В лодку сели трое: Люк, сержант и Бартли Конрой, которому не терпелось увидеть мать. Он не ругал нас, но мы все-таки держались от него подальше. Ни я, ни Пэт не горели желанием еще раз плыть в пещеру, и мы с легким сердцем уступили Люку эту честь — завершить последний этап наших приключений. Когда лодка ушла, мой отец принялся нас расспрашивать. Но получал такие бестолковые ответы, что скоро махнул рукой. Мы с Пэтом умирали от голода. Ведь с полудня у нас во рту маковой росинки не было. По ту сторону утеса в паруснике имелась отличная еда. Но мы даже под страхом смертной казни не полезли бы опять на эту отвесную стену. Отец понял, в чем дело, и спросил у полицейского из Леттермуллена, нет ли у него с собой еды. Тот охотно предложил целый кулек леденцов.
Скоро мы увидели, как из пещеры медленно выплыла лодка и пошлепала к катеру. Джон Конрой с отцом впились в нее глазами, силясь что-нибудь разглядеть.
— Почему это Люк — Кошачий Друг свесился за корму? — спросил отец.
— Мы забыли сказать, что в пещере вместе с бабушкой спрятали вороную кобылу, — ответил я. — Она, наверное, плывет сейчас за кормой, а Люк поддерживает над водой ее морду.
Мы подошли к самой воде, чтобы посмотреть, как ее будут грузить на борт. Это оказалось совсем просто. На катере была небольшая лебедка, которой полицейские поднимали на борт потерпевших кораблекрушение. Эта лебедка прекрасно подняла и нашу лошадку. Затем сержант с Люком и Бартли вернулись за нами, прихватив с собой полицейского из Росмора.
Было решено, что двое полицейских останутся на острове ночевать. Сержант обещал прислать за нами назавтра судно побольше, чтобы переправить всех лошадей в Голуэй. Он оставил полицейским провизию для подкрепления сил: хлеб, сыр и шоколад. Хотя им не очень-то улыбалось ночевать на Лошадином острове, но они подчинились: ничего не поделаешь, служба.
Катер в одну минуту доставил нас к тому месту, где был привязан парусник Люка. Прилив уже начался: парусник был на плаву и терпеливо нас дожидался. Люку даже в голову не могло прийти, что мы откажемся плыть обратно на его паруснике, а мы не смели ему сказать, что спасательный катер кажется нам более надежным судном. Но, к счастью, Джон Конрой вызвался плыть с нами, и мы облегченно вздохнули. Пит Фейги дал нам большой фонарь, и теперь у нас на мачте горел свой огонь.
Бабушка уютно устроилась под навесом. Она держала в руке полную рюмку коньяку и улыбалась сама себе. Увидев нас, она задорно нам подмигнула, но ничего не сказала. Краешком глаза я заметил Майка Коффи и его сына. Они стояли поодаль и поглядывали в нашу сторону. Несмотря на всю их злокозненность, мне почему-то стало их жаль. И я очень обрадовался, когда затарахтел мотор и катер снялся с якоря, устремившись в ночную тьму. Огонек на мачте мерно покачивался, вторя движению волн.
Когда ночь поглотила его, Люк глубоко и счастливо вздохнул.
— Не знаю, как вы, — сказал он, — а я бы сейчас хорошенько поспал. — Он издал коротенький смешок. — Ха! Видели бабушку? Сидит такая довольная, как кошка в лавке у мясника. Ночная прогулка, ей-богу, ей ни капельки не повредила.
Мы тоже легли на обратный курс. Люк был очень доволен, что с нами плыл Джон. Минут десять он расписывал Джону достоинства своего парусника. Мы с Пэтом нашли тем временем каравай хлеба, и очень скоро от него не осталось ни крошки. Хотя Джон чуть не лопался от любопытства, он из вежливости не прерывал Люка. Но Люк и сам скоро заговорил о наших приключениях.
— Стыд и позор, что такой прекрасный остров забыт. Вы должны разводить на нем лошадей, как было в старину. Только не увозите с острова вороного жеребца. Его вольнолюбивое сердце не выдержит и разорвется в неволе. А чей этот остров сейчас?
— Думаю, что его законные хозяева — наша семья, — сказал Джон. — Все остальные его жители давно уехали в Америку, в Портленд. В Ирландии осталась только моя бабушка. Она поселилась на Инишроне, вышла тут замуж. Наверное, в Портленде есть люди, которые могли бы претендовать на Лошадиный остров, да только вряд ли они про него помнят. Если мы будем разводить здесь лошадей, я перестану проливать слезы из-за вороного жеребенка, который достанется Стефену Костеллоу.
— А вы еще не раздумали дарить его старому мошеннику? Ведь он нарушил ваш договор! — в негодовании воскликнул Люк. — Решил, попросту говоря, надуть вас.
— Я должен отдать жеребенка Стефену ради Барбары, — сказал Джон. — А Стефен и не считает это обманом: так он привык плутовать. Вот матушка Барбары — прекрасная женщина, у нее доброе сердце. Я всегда удивлялся, как это она согласилась выйти замуж за такого отвратительного скрягу.
Люк хмыкнул:
— Будь у кота стадо коров, и он бы завидным женихом считался. Нет, я вовсе не хочу сказать, что она вышла за него из-за денег, — поспешил он прибавить. — Скорей всего, их сговорили родители. Да еще, наверное, радовались, что дочери такое счастье привалило.
