Дмитрий Крутиков - Голуби
Савелич встал.
Военком вынул из стола бумажку. Прочитали все трое, молча переглянулись.
Белобрысый расспросил Савелича, как было дело.
Савелич отвечал бойко:
— Так и так.
На Ваньку показывал.
— Вот Ванюшка поймал турмана-то.
Белобрысый внимательно выслушал. Отошел к стене, где висела карта с разноцветными флажками. Кивком головы подозвал товарищей. Рассматривали, тихо переговаривались.
Савелич подмигивал Ваньке.
— Понимай, какое дело.
Обернулся белобрысый.
— Ну-с, товарищи. С вами мы после говорить будем. Теперь нам некогда. Сперва с полковником счеты сведем да с его друзьями. А пока...
Белобрысый протянул Савеличу руку.
— Спасибо, старик. Большое товарищеское спасибо.
Савелич расчувствовался.
— Я-то? Да я всегда... Потому пролетарий, и сын у меня Сашутка на баррикадах в пятом году...
Белобрысый и Ваньке руку пожал.
— Спасибо и тебе, малыш. Нечего сказать, откопал ты дельце. Ну и голубятник.
Хотелось Ваньке спросить, что в записке написано. Побоялся.
Белобрысый спросил где живут, записал.
— Теперь идите. Я вас вызову, когда придет время.
Выходили из комиссариата сквозь строй любопытных лиц.
В коридоре навстречу — толпа. Ванька вгляделся и уцепился за Савелича.
— Гляди-ка!
Впереди шагали полковник и Корней Давыдыч, а сзади и по бокам красноармейцы с винтовками в руках.
Ванька и Савелич посторонились.
Вышли на улицу.
— Видал? — спросил Савелич.
— Да. Что же им теперь будет?
— Им-то? Не помилуют за эти дела.
— А белых победят теперь?
— Белых?
Савелич свистнул.
— Фью. Теперь белым конец. Вишь как начальники радовались. Теперь у них пики-козыри в руках. Небеспременно быть белым битыми.
Возле полковничьего дома — толпа. Улица встревожена, улица галдит, улица шушукает.
— Обыск.
Конвойные цепью возле дома. Верховые во дворе. Ворота настежь.
Ваньку и Савелича окружают соседи. Слух о записке успел добраться до них.
— Как, да что, да почему?
Савелич рассказывает.
— Так и этак. Переписку вел полковник с белыми. Наши планы, выходит, им открывал или еще что... Смотрел я записку-то, да мелко написано, неразборчиво.
Возмущаются соседи.
— Ах он такой сякой. Примазался, значит, да и пакостил.
По адресу полковника ругань. Ваньку одобряют.
— Вот так Ванька. Молодец. Подцепил почтальона.
Передрягин Силантий Григорьич голову в толпу сунул, пробовал говорить.
— Может, полковник-то не виноват. Мало ли откуда голубь залетел.
Не дали говорить Передрягину.
— Не он? Нет, ты, гражданин Передрягин, оставь защищать. Знаем мы — не он.
Из толпы выкрик.
— Все на один лад сшиты, — что полковники, что купцы.
Плюнул Передрягин, отошел. А вдогонку ему посвистали.
— Так-то лучше.
V.
Всю ночь шли по городу аресты. Всю ночь до зари неслись из-за леса гулкие орудийные выстрелы. Не спалось Ваньке.
А тут мать ноет:
— И надо тебе было с этим голубем путаться. Ну что, как придут белые. Они нас за полковника со свету сживут.
Ванька прислушивался к орудийному гулу.
Уверял:
— Не придут. У начальников теперь пики-козыри в руках.
Утром чуть свет Ванька на улицу, а Савелич уже навстречу спешит. Радостный.
— Эй, оголец, отбили белых.
Ванька обрадовался.
— Ну!
— Разбили в пух и прах. Я сейчас в Военкомате был. При мне вестовой приехал с донесением. Отступили белопогонники.
— А полковник?
— Полковник сидит. Всю его шайку сцапали. Они, вишь, восстание задумали в городе. С белыми переписку вели, планы военные им передавали. Это мне дежурный в комиссариате объяснил. Ну, да теперь кончено. Попались, голубчики.
Ванька засиял от радости.
— Эх, и утру я нос Митьке-поповичу!
Засмеялся Савелич.
— Утри. Беспременно утри. Покажи ему каков пролетариат.
