Рафаэль Михайлов - Тайной владеет пеон
Нет, у него была другая цель — более высокая, более благородная. Вот уже много лет, как посвятил он себя поискам расхищенного сокровища. В архивах полицейского управления эта история сохранилась под названием «мадридского дела». Гватемала, родина древних майя, народа с высокой и многообразной культурой, обладала уникальной коллекцией старинных индейских реликвий. Все лучшее, что в ней хранилось как память об умном, талантливом народе-землепашце, народе-зодчем, народе-звездочете и математике, Гватемала в 1892 году послала на выставку истории испанских народов в Мадрид. Не сохранилось даже каталога посланной в Мадрид коллекции, но в воспоминаниях очевидцев возникают контуры огромного меча, который, по преданию, Кортес вручил для покорения Гватемалы своему хитрейшему из офицеров Педро де Альварадо, сверкающая серебряная чаша, с изображением кецаля, которую воины-индейцы передавали из поколения в поколение, огнеупорные глиняные вазы с тончайшим рельефным узором.
И все это богатство чиновник гватемальского правительства, пройдоха и авантюрист, выкрал на обратном пути и увез на распродажу в Чикаго, а в Гватемалу отправил лишь пустые ящики и стенды с надписями, которые напоминали о том, какого сокровища лишилась республика.
Разве не великая цель — вернуть родине ее богатство! Разве не стоило посвятить ей столько изъезженных миль пути, столько трудных лет уже немолодой жизни! И, когда он приблизился к цели и завоевал доверие своих американских клиентов, мальчишка, вообразивший, что он приносит стране большую пользу, чем отец, встал на его пути.
Но прошлого не вернуть.
...Антиквар перебирает бумаги сына, а сердце точит мысль: ты был далек от него, ты отпустил его из дому, ты сам виноват в его гибели.
В книжном шкафу нашлись и старые газеты. Чего хотело прежнее правительство? Земельная реформа. Что ж, это разумно: кто бросает зерно, — говорится в старой поговорке, — вправе рассчитывать и на всходы. Начали строить свой порт. Деловые люди. Где порт, — там и дороги к нему. Больницы, школы... Очень хорошо! Стране нужны и здоровые и образованные люди.
Молина начинал понимать, почему его сын ушел из дому.
Однажды он постучался к кондитеру, где жил когда-то сын. Его не впустили. Старческий голос ответил из-за двери, что никаких Молина знать не желает, довольно было неприятностей из-за одного арестанта.
— Я хочу видеть товарищей сына! — крикнул антиквар в замочную скважину. — Передайте, если знаете, где их найти.
За дверью молчали.
А через несколько дней к Молина зашел Андрес. Он сразу покорил антиквара тактом и застенчивой улыбкой. Они говорили долго и о многом. Молина хотел знать, как сын одевался, что ел, на чем спал.
Разговор Молина закончил предложением:
— Оставайтесь у меня, Андрес. Дом большой, места хватит. Вы единственный человек на земле, с кем я могу говорить о сыне.
— Я мог бы у вас снимать комнату, — осторожно ответил Андрес. — Но признаюсь вам сеньор Молина, всюду, где я появляюсь, у хозяев случаются недоразумения с полицией.
— Если я могу им насолить, Андрес, моему горю будет легче. Заметьте: мой дом вне подозрений. Власти знают, что я в нем почти не живу. Верхний этаж сдается. Вы поселитесь в одной комнате с доном Габриэлем, племянником моих друзей. Разумеется, о плате не может быть и речи.
Андрес сказал:
— Я должен кое с кем посоветоваться, сеньор Молина. — Он нерешительно спросил: — А чем занимается племянник ваших друзей?
— Вы это узнаете по стенам комнаты, — улыбнулся антиквар.
В тот же вечер Андрес перенес свои скудные пожитки в дом сеньора Молина. Комната, которую ему предоставил антиквар, была угловая и, как сразу заметил Андрес, позволяла просматривать все подходы к дому. Напротив одного окна тянулись лавки, аптекарский и цветочный киоски, другое выходило в сквер. Антиквар усмехнулся:
— Вас здесь не застигнут врасплох, сеньор Сплошное Беспокойство.
Андрес ответил своей застенчивой улыбкой. Потом он взглянул на стены. Они были завешаны рапирами.
— Мой сосед фехтовальщик?
— Не угадали, — сказал Молина. — Дон Габриэль — тореро.[37] Когда-то его любили. Но в последние годы он уже не тот. Пойдете на бой быков, — увидите сами.
Тореро явился поздно ночью, когда Андрес уже улегся. Вошедший сбросил с себя плащ, стянул ботинки и, не раздеваясь, бросился на постель. Соседа как будто даже не заметил.
— Будем знакомиться? — спросил Андрес. — Или так?
— Лучше так, — отвечал Габриэль и расхохотался. — Когда полдня бегаешь от быка, мой милый, а вечером обучаешь разных ослов испанским танцам, тебе не очень-то хочется тратить ночь на болтовню.
Он вскочил с постели, и Андрес залюбовался своим компаньоном. Тореро был красив и хорошо сложен. Добрые глаза и легкая округлость подбородка смягчали его острый профиль. Очень тонкие, но мускулистые руки и узкая талия делали фигуру изящной и необыкновенно легкой. Смеясь одними глазами, Габриэль с явным любопытством осматривал своего соседа.
— На ночь? Насовсем? — бросил он.
Андрес уклончиво сказал:
— Пока хватит денег на койку...
— Врете! Старик не нуждается в средствах. Вы кто ему, — знакомый, родич?
— Я племянник его друзей, — Андрес решил проучить соседа за любопытство. — А вы, сеньор?
Тореро подбежал и пожал ему руку:
— Я тоже племянник, тоже друзей. Спасибо за урок. Вы очаровательный малый, сеньор Андрес.
— Кто вам назвал мое имя, дон Габриэль? — улыбнулся Андрес.
— Тот же, кто вам назвал мое.
Они жили дружно, не вмешиваясь в дела друг друга, не спрашивая о причинах поздних приходов, не делясь впечатлениями дня. Тореро несколько раз приглашал Андреса на бой быков, но в университете начались студенческие волнения и Андрес пропадал там допоздна. Оба уставали и беседовали односложно. Как-то Габриэль стоял у окна и брился, Андрес собирался уходить. Он уже взялся за ручку двери, когда тореро его остановил:
— Взгляните-ка! — весело сказал он. — Они собираются кого-то сцапать.
Андрес подошел к окну. Группа полицейских рассыпалась цепью по скверу.
— Вы любите зрелища, — безразлично заметил Андрес.
Он смотрел из-за плеча Габриэля и в зеркальце, которое тот держал перед собой, заметил, как нахмурилось лицо тореро. Впрочем, это продолжалось всего секунду. Габриэль намылил щеки и ловко водил кисточкой, взбивая белую пену. Андрес держал шляпу в руке, не зная, как поступить.
— Пожалуй, я примусь сегодня за книги, — решил он. — Кончится же когда-нибудь забастовка!
— Я бы тоже не сунулся сейчас в сквер, — заметил тореро.
Андрес искоса взглянул на него, но Габриэль продолжал растирать пену, оставаясь безучастным.
Молина видел, что квартиранты ужились, и особо им не докучал. Лишь раз в неделю он позволял себе останавливать Андреса и выспрашивать подробности о последних месяцах жизни сына.
Случилось так, что и Андрес обратился к хозяину дома: предстояло организовать побег из тюрьмы одного товарища и переправить его в провинцию. Андрес, смущаясь и напирая на то, что речь идет всего о сутках, попросил у Молина ссуду. Антиквар задумался:
— Вы вряд ли сумеете вернуть такую большую сумму, — решительно сказал он. — Деньги я дам без возврата, если они пойдут против армасовцев.
Когда к вечеру следующего дня Андрес принес ему долг, антиквар серьезно сказал:
— Мы, деловые люди, ценим уменье держать слово.
...И вот не прошло и полмесяца, он должен снова беспокоить хозяина дома. Роб. Негритянское имя. Молина сочтет Андреса назойливым, да и тореро не придет в восторг.
Обдумывая, как начать разговор с Молина, Андрес не знал, какие беспокойные дни у антиквара. Позвонил следователь из тайной полиции. Он знает, что у сеньора Молина траур и что он не выходит к клиентам. Но сеньор Молина мог бы быть полезен новому режиму, сумей он вспомнить товарищей своего сына. Тысячу извинений, но безопасность государства...
— Я жил главным образом за границей и не поддерживал никаких отношений с сыном, — резко ответил Молина. — Мы были чужими до самого дня его...
Он не кончил. Он не мог произнести последнего слова.
— Я так и думал, сеньор Молина. Но на всякий случай... Тысячу извинений.
Затем — приезд коллекционера из Гондураса. Когда-то они дружили. Сейчас Молине хотелось выгнать этого преуспевающего рассудительного дельца, который цинично рассказывал, как он вывез из музея своей страны старинные сосуды, заменив их отличной подделкой, и нажил двадцать тысяч долларов, перепродав бостонскому королю кофе.
— А потом кофейный король, — стиснув зубы, сказал Молина, — в кругу своих друзей назовет нас дикарями, которые не умеют ценить наследие своих же предков.
Коллекционер поспешил откланяться. Он понимает состояние дона Феликса. Он, собственно, и приехал выразить ему сочувствие в постигшем его горе. Но не стоит всех американцев мерить под одну гребенку. Среди них есть и люди, преданные искусству старины. Например, бостонский джентльмен...
