Алексей Биргер - Властелин огня
Варравин кивнул с мрачным видом.
- Помешался от испуга. В жизни такого бреда не слышал.
- Я помешался? Я несу бред? Да ты последний идиот, внучок! У тебя есть шанс жизни, а ты смеешь перечить прадеду!
- Это ты - мой прадед? - спросил Варравин.
- Я, а кто же еще!
- Достаточно, - Варравин отвернулся и хотел выйти из комнаты. - Разберись с ним, - сказал он начальнику охраны.
- Да ты еще больший дурак, чем я думал! - заорал Варравка. - Нет, ты послушай! С тех пор, как я лишился своего золота из-за этого проклятого Ковача, а потом и пытан был, и с вырванными ноздрями в Сибирь пошел, я мечтал о том моменте, когда отомщу! Каждую секунду мечтал, все эти века! А теперь ты слышать ничего не хочешь? Да тебя бы самого за это кнутом! ..
- Заткни его, - устало сказал Варравин. - Уже в ушах от него звенит.
Начальник охраны быстро и ловко залепил мне рот куском пластыря, и теперь Варравка мог только мычать.
- Значит, с Безбашевым будем разбираться, - подытожил Варравин. - Только про Артура Безбашева этот пацан мог слышать, больше у нас Артуров среди врагов нет... Что ж, хоть что-то.
Варравка бесновался внутри меня, но сделать ничего не мог.
- А пацана ... - начал Варравин.
Он не договорил, потому что раздался мощнейший удар, а потом и оглушительный грохот.
Варравин и начальник охраны бросились к окну.
- Вот это да! .. - выдохнул начальник охраны.
- Он снес железные ворота вместе с куском кирпичной стены ... - пробормотал побледневший Варравин.
Кто «он», и догадываться не надо было. Я почувствовал, как Варравка затрепетал и поспешил улетучиться из моего тела.
- Пусть они стреляют! Скажи им, пусть стреляют, чтоб их! - крикнул Варравин.
Начальник охраны вытащил портативную рацию и заорал в нее:
- Огонь! Огонь на поражение!
Зазвучали одиночные выстрелы, потом ударила автоматная очередь.
Варравин и начальник охраны попятились от окна.
- Его и пули не берут ... - прошептал начальник охраны.
- Скажи им, чтоб в голову целились, только в голову! - разозлился Варравин. - На нем, наверное, бронежилет.
- Бронежилет, который такие очереди выдерживает? - воскликнул начальник охраны. Но приказал в рацию: - В голову цельтесь, болваны, в голову! И по ногам!
Опять стрельба, а потом мощнейший удар сотряс стены дома, и стало слышно, как рушится входная дверь.
В комнату влетел тип в шелковом шарфе - секретарь.
- Все драпают! - крикнул он. - И вам драпать советую! Да побыстрей!
Но драпать им было уже некуда. В комнату тяжелыми шагами вошел Ковач.
- Я пришел за мальчишкой, - сказал он. - Вы опять очень нехорошо поступили.
- Погоди! - Варравин шагнул ему навстречу. - Я дам тебе любые деньги, если ты будешь работать на меня! Я дам тебе что угодно! Я ...
- Мне ничего не надо, - сказал Ковач. - Ничего, кроме того, чтобы вы навсегда убрались отсюда. И оставили в покое комбинат, навсегда. А еще - людей, которых я защищаю.
- Да кто же ты такой? - заорал Варравин.
- Ты не поймешь, - сказал Ковач.
Он одним движением пальца разорвал веревки, которыми я был связан, и взял меня на руки.
Начальник охраны, решив, что вот он, удобный момент, прыгнул на Ковача, целясь рукояткой пистолета ему в затылок, чтобы оглушить. Ковач развернулся, встретил его локтем и плечом - и начальник охраны, обливаясь кровью, отлетел назад.
Варравин наклонился над своим начальником охраны.
- Он мертв ... - проговорил Варравин.
- Да, - сказал Ковач. - Я не хотел его убивать. Я и тебя не хочу убивать. Но если ты еще хоть раз попадешься у меня на пути, я тебя убью.
И он пошел к выходу.
у меня в глазах все расплывалось и темнело.
- Тебе ворон сказал? .. - спросил я, еле ворочая языком.
- Ворон, - ответил Ковач.
И больше я ничего не помню. Я окончательно потерял со знание.
Глава восьмая ПРОЩАЛЬНЫЙ ДАР
Я не помню ни того, как Ковач доставил меня домой, ни того, как меня выхаживали. Знаю, что у него был долгий разговор с отцом и дядей Колей Мезецким, и после этого разговора отец велел домашним не поднимать бучу вокруг моих приключений и вообще поменьше рассказывать о том, что со мной случилось. Версия для всех такая: я подрался с мальчишками с другого берега на дальнем катке, а Ковач, проходивший мимо, нас разнял и доставил меня домой.
По-моему, никто из моей семьи, кроме отца, так и не узнал, что я побывал в заложниках у Варравина. Во всяком случае, отец велел мне держать язык за зубами даже с мамой, бабушкой и дедушкой. Он сказал, так будет лучше для всех.
Выходит, вся правда была известна только мне, Ковачу, отцу и Мезецкому.
- А что с Варравиным? - спросил я.
Отец, сидевший у моей кровати, ухмыльнулся.
- Варравин спешно уехал из города. В газетах пишут, он очень расстроен тем, что начальник его охраны насмерть раз бился на лыжном трамплине, и лично повез тело в Москву, где состоятся похороны
- Ну да, - сказал я. - Ему самому не с руки поднимать шум.А к нам он больше не сунется.
- Это уж точно, - сказал отец.
- Послушай ... - сказал я.
- Да?
- А Ковача дядя Коля вызвал? Его Челобитьев научил, да? Или Ковач сам по себе пришел? А ты не верил, что у дяди Коли что-то получится? Или как это было?
- Так ли, иначе, - сказал отец, - а Ковач с нами.
- Но ведь ты знаешь правду.
- Всей правды не знает никто.
Я вздохнул.
- Надеюсь, он останется с нами подольше. Я знаю, ему когда-нибудь надо будет уйти в печь, чтобы появиться на новом месте, а к нам вернуться лет через пятьдесят. Но хоть бы этого подольше не случилось!
- Мы все этого хотим, - сказал отец. - Но он сам решает, как ему быть.
- А ты в этом как-то участвовал? - спросил я. - Помогал дяде Коле?
- Брось! - сказал отец. - Я до самого конца не верил, что такое возможно, хотя и слышал старые предания. Но разве в такие предания можно поверить? Потом уже - помогал ...
- Выходит, и ты, и дядя Коля - сталевары высшего класса, иначе бы Ковач к вам не пришел?
Отец рассмеялся.
- Как будто ты и без Ковача не знал, что мы с Николаем сталевары высшего класса!
В общем, отец подтвердил все то, о чем раньше избегал разговаривать.
Меня на несколько дней освободили от школы, чтобы я не красовался разбитой рожей, да и слабость после «укола правды» была страшенная.
Машка меня навестила - я и удивился, и обрадовался. Она объяснила, что узнала от моего деда, которому эти дни приходилось выгуливать Лохмача по вечерам, что со мной стряс лось, И решила ко мне зайти.
- Здорово тебя разукрасили! - сказала она. - И охота тебе было схлестываться со всякой шпаной.
- Это не шпана была, - сказал я. - Это ... В общем, слушай. И я рассказал ей все, от и до, в том числе и то, что раньше от нее утаивал, и не просто утаивал, а, если прямо говорить, водил ее за нос. Рассказал и о том, как меня тоже похитили, и чем это кончилось, и откуда мои боевые раны. Она ахала и время от времени спрашивала:
- А ты не присочиняешь ?
Я показал ей глобус-копилку, привел и другие доказательства, а под конец сказал:
- И твой отец знает, кто такой Ковач. Если ты как-нибудь хитро начнешь его расспрашивать, он обязательно проговорится.
Машка задумчиво кивнула:
- Теперь я догадываюсь, о чем отец так долго говорил с Ковачем, когда тот меня привез.
- Вот погоди, - сказал я. - Когда у меня лицо заживет и не будет сплошным синяком, мы вместе пойдем к Ковачу, и ты сможешь задать ему какие угодно вопросы.
- Куда же мы к нему пойдем, если его дом сгорел, и он теперь из мартеновского цеха не вылезает? - спросила Машка.
- Я вытащу его на прогулку, - заверил я.
- Знаешь, - сказала Машка, - по-моему, тебе надо все это записать.
- Как я могу? - ответил я. - Это же тайна!
- Согласна, тайна, - сказала она. - Но это - из тех тайн, которые люди обязательно должны знать.
- Ты думаешь?.
- Уверена.
- Ну не знаю. Надо поразмыслить.
- Не надо размышлять. Бери тетрадку, ручку и пиши, пока ты лежишь в постели и тебе нечего делать!
- Но я не могу выдавать ...
- А ты замени имена. И еще как-нибудь следы запутай, чтобы прицепиться было не к чему. Так все писатели делают.
- Но я же не писатель ...
- Тебе и не нужно быть писателем. Тебе нужно правдиво и толково рассказать эту историю, чтобы главное дошло до людей. Может, у каждой профессии есть свой Ковач. Вот пусть люди и учатся вызывать своих защитников. А главное подчеркни, что вызвать такого защитника может только настоящий мастер своего дела.
- Ты прямо за меня все по полочкам разложила, как школьная учительница, когда дает план сочинения, - сказал я.
- Я не даю тебе никаких планов. Я пытаюсь подсказать тебе, как начать, чтобы было легче рассказывать. А ты просто пиши, ни на что не оглядываясь.
В общем, она меня уговорила. Я взял тетрадку и ручку и стал писать. Первые страниц сорок я написал в постели, а потом потихоньку дописывал изо дня в день. Иногда, в удачные дни, получалось написать страниц десять, а иногда, когда я был занят или что-то не клеилось, я добавлял всего по пол странички.
