Алексей Биргер - Властелин огня

- Знаю.

- И ты не боишься?

- Нет.

- А помнишь, ты мне говорил, что Масленица для тебя - опасное время, в которое твои враги могут тебя одолеть?

На его лице появилось нечто вроде очень слабой улыбки.

Будто он хотел сказать мне: «Спасибо за заботу. И за то, что помнишь». Но он просто сказал:

- Могли бы. Но уже не одолеют.

- Почему? - с подозрением и беспокойством спросил я.

- Потому что я их столкнул между собой.

- Как?

- Ты не поймешь.

- А может, пойму. Ну, скажи, пожалуйста!

Мне приходилось перекрикивать шум в цехе, а слова Ковача, хотя говорил он негромко и связок не напрягал, доносились до меня абсолютно отчетливо.

Заметив, что у меня уже почти срывается голос, он взял меня за плечо и повел из цеха в сторону заводской столовой.

Столовая года четыре не работала, и все носили обеды и завтраки с собой. Термосы и свертки с бутербродами в начале каждой смены выстраивались в ряд в раздевалке. Однако теперь столовую собирались открыть заново, и в ней уже заканчивался ремонт. Уже завезли новые пласти­ковые столики, стойки самообслуживания с холодильными отделениями и новые электроплиты, огромные-преогром­ные - гордость начальства: их удалось по дешевке купить у пароходства. Дело в том, что пассажирский теплоход для речных круизов, на котором они стояли, переоборудовали под теплоход высшего класса, для самых «дорогих» пасса­ жиров, и прежние плиты заменили на суперсовременные. А старые были еще в отличном состоянии, вот они-то и достались комбинату за копейки, по старой дружбе между предприятиями. Да и наш комбинат, надо сказать, не раз выручал пароходство!

Мы с Ковачем остановились в застекленном переходе, ведущем в столовую. Там было намного тише, и я повторил свой вопрос:

- Как ты их столкнул?

- Пожар помнишь? - спросил Ковач.

- Смеешься? Как я мог его забыть?

- Я специально тот дом выбрал ...

Мое бледное отражение в оконном стекле с наморщенным лбом было безумно смешным.

- Погоди, давай по порядку, - сказал я, соображая. - Когда дядя Коля Мезецкий стал объяснять тебе, что какое-то жилье тебе необходимо, чтобы ты не слишком выделялся, ты сам ему сказал, что хочешь поселиться именно в том выселенном доме, и нигде больше?

- Да.

- И он, разумеется, сначала удивился?

- Да.

- А потом ты объяснил ему, зачем тебе это нужно, он все понял и устроил так, чтобы и директор разрешил поселить тебя там, и ремонт чтобы сделали?

- Да, - в третий раз повторил Ковач.

- А этот дом был нужен тебе, потому ... потому что в нем водились привидения, так? И эти привидения могли быть для тебя опасны, и особенно опасны они стали бы на Масленицу? И ты хотел жить вместе с ними, чтобы заранее их обезвре­дить? Так?

- Все так, - сказал Ковач. - Странно, до чего хорошо ты все понимаешь.

- Чего же тут странного? - удивился я. - Ты мне вот что скажи. Получается, когда дом сгорел, привидения лишились своей силы? Ну да, я же видел, как они бесились!

- Не только это.

- А что еще? Погоди, дай самому догадаться ... Ты сказал, что столкнул их ... Значит, теперь призраки обозлились на тех, кто сжег их место ...

- Землю выжег насквозь, - уточнил Ковач.

- Понятно, насквозь выжег! И теперь они на этих бандитов злы даже больше, чем на тебя, и будут им вредить! И те даже на Масленицу, когда призраки имеют самую большую силу, не смогут их призвать в союзники! А значит, и с тобой ничего не смогут сделать, так? А меня призраки дергали и пытались спугнуть из укрытия, чтобы поджигатели, увидев меня, переключились и, может, не успели бы поджечь дом! Так?

- Приблизительно так. Сам-то дом не важен, он возник намного позже. Дом был нужен как горючий материал.

- Чтобы их землю прокалить?

- Да. Теперь они из этой земли изгнаны.

- Выходит, ты заранее знал, что так будет?

- В точности не знал. Но знал, что мне нужно поселиться

именно в этом доме. Чтобы доделать когда-то недоделанное. - Недоделанное в сорок шестом году и ... и раньше?

- Да.

- А почему эти призраки на тебя такие злые?

- А как же иначе? Можно сказать, я их когда-то в призраков и превратил.

- Так ты и был кучером этого ... как его ... фон Краутца?

- Не кучером. Меня записали его кучером, чтобы не возникало лишних вопросов.

- А ты тогда был такой же, как сейчас?

- Приблизительно.

- И никто не знал?

- Мастера знали. Но литейных дел мастера всегда умели хранить мою тайну.

- И ты, значит, одолел весь пугачевский отряд и отдал его солдатам, которые всех перевешали?

- Да. Я отвечал за завод и за мастеров, которые на нем работали. Разорения и гибели я допустить не мог. - Он помолчал, потом добавил: - Это были первые годы тигельной стали, ее только учились варить по-настоящему. Я помогал делать первые тигели, и каждый хороший тигель был на вес золота. Нельзя было, чтобы обозленный отряд взял и уничтожил все под корень.

- Неудивительно, что они на тебя зуб имеют ... Но теперь они больше не сунутся?

- Есть одна возможность ... При этом отряде был писарь, из переметнувшихся к восставшим ради спасения жизни. Да и богатство думал обрести, если Пугачев победит и станет ца­рем. Звали этого писаря Варравка ...

- Предок Варравина! - сразу догадался я.

- Точно. Он купил себе жизнь, всех предав и продав. - Ковач говорил медленно и задумчиво, взвешивая каждое слово. - А знал Варравка много: сам Пугачев диктовал ему свои указы. Он заявил, что принужден был служить бунтов­щикам под страхом смерти, и его отправили в Москву, в След­ственную комиссию. Приговор ему вышел - бить его кнутом, вырвать ноздри, лишить всех званий и сослать на вечное по­ селение в Сибирь. Там он и умер. А после смерти вернулся в эти места, потому что успел зарыть здесь большой клад. Награбленное золото, которое утаил от своих сообщников. С тех пор он вместе с другими призраками здесь бродил, стерег свое золото. На меня он больше других зол. Я не дал ему по­пользоваться золотом в свое удовольствие, а для таких людей это страшнее и обиднее, чем потерять жизнь. Сейчас он тоже силы лишился, но если Варравин обратится к своему предку и одолжит ему от своей силы живого человека, Варравка может против меня выступить. До конца масленичной недели он может призвать на помощь тех духов, которые всю эту неделю в самом неистовстве и разгуле. И тогда кто знает ... может, я выстою, а может, мне несдобровать.

- Но Варравину никогда и в голову не придет, что надо звать давно умершего предка! - сказал я. - Может, он об этом предке вообще не знает!

- Точно, - кивнул Ковач. - Так что, как видишь, бояться мне нечего. Со всем остальным я справлюсь. Успокоил я тебя? Тогда беги домой. Мне надо возвращаться в цех.

Он пошел назад, к мартенам, а я побежал к выходу. В голове у меня возникали все новые вопросы, и я решил, что завтра или послезавтра обязательно задам их Ковачу.

Я промахнул через проходную и выбежал на улицу. На душе у меня было легко и радостно. Все мои страхи оказались ложными, можно спокойно жить и дышать.

А потом ...

Я даже не понял, что произошло. В моих глазах потемнело, туловище оказалось как в тисках, а ноги оторвались от земли. Я бухнулся на что-то ровное, подо мной заурчало, меня слегка затрясло - и я сообразил, что лежу на полу отъезжающей машины, на голову мне что-то наброшено, и меня, выходит, за долю мгновения скрутили и похитили.

Тогда мне стало по-настоящему страшно. Я представлял себе, что пережила Машка. Только ей, наверное, было еще страшней, она же девчонка.

Не было ни секунды сомнений, что меня похитили люди Варравина. Но зачем? Почему?

Я пошевелился.

- Мешок с головы можешь сбросить, - послышался голос. ­ Но с пола не поднимайся.

Я скинул кусок рогожи, который мешал мне видеть, и повернул голову. Надо мной покачивались двое мужиков, сидевшие на заднем сидении большого автомобиля. Их лица

казались далеко-далеко. Один был одет весьма изысканно, в длинное пальто и шелковый шарф, на втором была кожаная куртка на меху и свитер с высоким воротом.

Водителя мне видно не было.

- Вы что, с ума сошли? - спросил я. Глупый вопрос, но ничего другого мне в голову не пришло.

- Нет, - ухмыльнулся шелковый шарф. - Мы в полном разуме.

- И тебя в разум введем, - пробурчал кожаный.

- Отпустите меня! - потребовал я.

Они рассмеялись.

- Вот все бросим и отпустим тебя! - издевательски сказал кожаный. - Лежи тихо, ясно?

Куда уж яснее. Я притих и по мелькавшим верхушкам деревьев и крышам домов - единственное, что хоть сколько-то видел - попытался понять, в каком направлении мы едем.

Я сообразил, что мы выскочили на окружную дорогу где­ то в районе улицы Чапаева, а потом поехали к юго-востоку. От города мы ехали, пожалуй, с полчаса - у меня часов не было, но по личному, внутреннему ощущению времени приблизительно так.