Николай Блинов - Флаг на грот-мачте
– Ой, братцы, наверху-то что деится? По всему причалу солдаты в англицкой одеже, орудиев полевых полно. Сходни ладят широкие. К нам грузить, не иначе… Видать, пойдем куда-то. Видел, Степаныча нашего к капитану повели…
– Куды-то, куды-то! – сказал хмуро кочегар Вавула. – Известно куды. Кровь пущать нашему брату мужику в Усть-Пинежские леса. Люди бают, там народ за Советскую власть налаживается.
– Что же это, братцы? – сказал тихо пожилой кочегар Митрий. – У меня же в Усть-Пинеге семеро по лавкам. Батяня больной… Как же это?
– Слышь? – сказал Прошка, поворачивая голову.
По корпусу пошел монотонный тяжелый гул и дрожанье, словно от многих ступающих ног.
– Видать, начали погрузку. Пойду гляну еще, – сказал Прошка и взлетел по трапу.
В машинном отделении нависло угрюмое молчание.
Наверху открылась узкая дверь, и на мгновение слышнее стал топот ног и металлический лязг. Медленно спустился механик Федоров. Ни ни кого не глядя, он сказал:
– Готовь машину. Пар на марку, через полчаса отход…
И пошел на свое место к машинному телеграфу.
– Беда! Ой, беда, – вздохнул Митрий и встал к топкам.
– Что же это, вашбродь, неуж своих бить пойдем? – спросил Вавула, распрямляясь во весь рост и едва не цепляя головой паропровод, идущий в машину.
Федоров помолчал, потом сказал хмуро:
– Приказ был: пар на марку!
Вавула со злостью откинул дверь топки так, что она гулко зазвенела, ударившись о котел, и начал с яростью метать туда уголь лопату за лопатой. Через минуту сверху ссыпался Прошка.
– Кондухтор, жаба, прогнал, – зачастил он, не переводя дух. – Не менее батальона будет. Все юнкера. Рожи-то барские кривят… Велено быть при машине… Штабс-капитан ихний неотлучно на мостике. Часовых везде понатыкали. Слух такой, что и верно, в Усть-Пинегу идем. Орудия-то расчехлили уже… Полевые пушки на ют закатили…
– Ой беда, братцы, – застонал кочегар Митрий. – Юнкера ведь! Не пожалеют, побьют усех. И баб, и малых детушек…
Над колосниками уже бушевало злое пламя. Кочегары работали у открытых топок, озаряемые его неверным светом. Указатели манометров медленно сдвинулись и поползли по циферблатам.
Зазвенел машинный телеграф. Стрелка его качнулась и встала на отметке: «Вперед. Самый малый». В раструбе переговорного устройства раздался голос капитана:
– Вы готовы, Василий Степанович? Отходим. Вперед помалу…
Федоров нагнулся к трубе и ответил:
– Есть самый малый!
Федоров повернул ручку телеграфа, включил движение. Двинулись тяжелые шатуны, медленно тронулся коленчатый вал, и пошла чавкать машина. Дрогнул тяжелый корпус. Через толстые борта слышно было, как плеснула снаружи вода.
– Пошли! Мать честная! – выдохнул Прошка. Вавула вдруг с грохотом бросил лопату на стальной настил палубы.
– Нет, не могу я, братцы! – закричал он. – Что хотите делайте, не могу! Ведь своим погибель несем…
И он ничком бросился на черную кучу угля посреди кочегарки.
– Да что же это? Господи! – запричитал Митрий. – Матерь пресвятая богородица, спаси и помилуй!
– Прекратить! – вдруг раздался рядом твердый голос. – Сейчас же прекратите истерику! Как вам не стыдно?
Вавула поднял голову и стал угрожающе подниматься. Рядом с ним стоял Федоров. Даже в тусклом свете электрических ламп было видно, что он неестественно бледен.
– Встать! – крикнул Федоров. – По местам стоять! Слушать мою команду!
Вся машинная команда стояла «во фрунт» и ела глазами своего командира. На лицах у них ясно читалась надежда.
– Через полтора часа, когда войдем в узкость, мы должны взорвать котлы… Другого выхода нет, – сказал Федоров. – А сейчас выполнять каждую мою команду!
И все пошло своим чередом. Лязгали, время от времени открываясь, дверцы топок, с шуршанием слетал с лопат уголь. Едва слышно булькала волна за бортами, да чуть покачивалась вода в водомерных стеклах котла.
Через час Федоров вынул из кармана часы, щелкнул крышкой и сказал:
– Пора! Иван, возьми разводной ключ…
В это мгновение моторист Прошка вдруг замер, уставившись на трап, и предупреждающе прошептал:
– Офицер!
На нижней ступеньке трапа стоял щеголеватый лейтенант в черном кителе с золотыми пуговицами. В руке у него тускло блестела вороненая сталь револьвера.
– Спокойно, ребята, – сказал лейтенант и угрожающе повел стволом. – Делайте свое дело.
Вавула вроде бы нехотя потянулся за ломом, Прошка не торопясь начал обходить трап, подбираясь лейтенанту за спину.
– Отставить! – сказал лейтенант. – Стреляю без предупреждения!
Вавула выпрямился, оставив лом лежать на угольной куче. Прошка вернулся на место. Офицер внимательно смотрел на них, молчал и не двигался. Потом он вдруг сказал:
– Товарищи! Я здесь по заданию подпольного комитета большевиков… Нельзя мне раскрываться, но выхода нет… Отход назначили неожиданно, и я не успел никого предупредить… Вы знаете, куда и зачем мы идем. Нельзя допустить, чтобы пролилась кровь мирных людей. Нельзя, чтобы английские пушки расстреливали женщин и детей! Помогите мне, товарищи! Корабль нужно взорвать. Красная Армия близко! Вы только помогите мне. Здесь до берега рукой подать… А я сделаю что надо…
– Мил человек! – сказал Вавула, шумно вздохнув, – а мы тут было сами наладились котлы рвать. Вон наш Степанович уже распорядился…
И все зашевелились, задвигались, по очереди подходили к лейтенанту. Кто руку жал, кто хлопал по плечу.
– Иван, бери ключ, лезь наверх, затягивай до упора, – сказал снова Федоров.
Через десять минут предохранительные клапаны были поджаты. Вавула и Митрич закидывали в топки последние лопаты угля.
– Теперь надо незаметно выбраться на палубу и прыгать в воду. Если задержат, говорите, что я послал брашпиль ремонтировать… – сказал механик.
– А ты, Степаныч? – спросил Вавула.
– А мы с товарищем большевиком дождемся, пока вы уйдете, перекроем стопорный клапан донки и тоже… Давай прощаться, братцы! Мало ли что. Не поминайте лихом.
– Выбирайтесь через угольный трюм, там часовых нет, – сказал офицер.
Все по очереди подходили к Федорову, обнимали его и молча исчезали за низкой дверью угольного трюма, кивнув лейтенанту.
Лейтенант и механик остались одни. Лейтенант поднялся по трапу и слушал, что делается на палубе, прислонив к двери ухо. Прошло несколько томительных минут. Лейтенант спустился в машину.
– Тихо, – сказал он. – Похоже, все благополучно.
Федоров поколдовал с круглыми баранками вентилей.
– Вот и все, – сказал он тихо. – Минут через десять будет взрыв. Идите и вы, лейтенант.
– Я с вами, – сказал офицер.
– Мне еще одно дело непременно нужно сделать, – сказал Федоров. – Я должен предупредить команду. На палубе сотни людей, многие могут погибнуть…
И он подошел к переговорной трубке.
– Что вы делаете? – закричал лейтенант. – Разве это люди? Это же каратели. Враги народные… Вы же все испортите! Остановитесь!
– Для вас они враги, а для меня люди… А сорок матросов? Идите. Я должен это… – сказал Федоров. – Идите, я подожду… Торопитесь, время уходит.
– А если они ворвутся в машину? – спросил лейтенант.
– Не успеют, – сказал механик. – На всякий случай нужно задраить двери. Идите, я успею это сделать.
– Эти спасенные вами юнкера вернутся в город, пересядут на другой корабль и снова отправятся убивать…
– Я иначе не могу, – упрямо ответил механик. – Идите же!
– А, черт с вами! – крикнул лейтенант и бросился по трапу задраивать дверь.
Федоров на минуту исчез в грузовом трюме, повозился там с люком.
– Готово, – сказал он, возвращаясь. Потом остановил машину. Наступила непривычная тишина. Федоров вынул свисток из переговорной трубки и сказал:
– Виктор Аркадьевич, дайте команду всем покинуть судно. Через пять минут взорвутся котлы. Машинная команда заклепала предохранительные клапана. И не нужно рваться в машину. Мы задраили дверь. Все равно не успеть. Три минуты! Дайте команду, Виктор Аркадьевич…
– Вы с ума сошли! – раздалось в трубке. – Что вы наделали?! Под расстрел захотели?!
– Виктор Аркадьевич, я сам распоряжусь собой. Дайте команду, времени нет, – сказал Федоров.
Лейтенант напряженно слушал булькающие звуки из трубки. Слышно было, как кричал кто-то рядом, как резко возражал капитан. Потом вразнобой засвистели дудки боцманов, и глухо прозвучал искаженный рупором голос капитана:
– Внимание! Тревога! Шлюпки на воду! Всем покинуть судно! В машине авария, возможен взрыв котлов! Всем покинуть судно!
Снаружи раздался топот множества ног, крики и плеск воды. Кто-то несколько раз дернул дверь наверху. Федоров смотрел на часы.
– Еще минуты три у нас есть, не больше, – сказал он.
