Николай Блинов - Флаг на грот-мачте

– Тоже мне, Пинкертон, – безнадежно махнул рукой Ленька.

– А может, братцы, это привидения? Души утонувших матросов там бродят? – страшным шепотом процедил Карпа.

– Тьфу! Пионер называется, – разозлился Ленька.

– Но-но! Нельзя ли полегче! Шуток не понимаешь, – обиделся Карпа.

– Да ладно вам, – сказал Никита. – Пора по палаткам.

Словно в ответ, со стороны лагеря Петькин горн пропел отбой. Друзья поднялись, последний раз бросили взгляд на темную пучину, где все еще угадывалась черная тень корпуса, и заспешили в лагерь. Когда они подошли к палаткам, вокруг уже было пусто. Только одинокий часовой медленно вышагивал у флагштока взад-вперед, положив на плечо посох. Из палатки девочек слышалась возня и приглушенное хихиканье.

Еще один лагерный день кончился.

Утром Никита проснулся рано, задолго до подъема – пришла очередь дежурить «чайкам». На траве лежала седая роса. Стенки палаток от нее казались серебряными.

Быстро развели огонь под кухонными котлами, сушняк был заготовлен накануне дежурными. Девочки из звена имени Розы Люксембург ловко варили кашу, расставляли миски и кружки вдоль длинного стола. Так было заведено, что вместе с дежурным звеном дежурили по четыре девочки. С «чайками» всегда дежурила Маша Уткина. С ней было легко. В ее руках все кипело.

Когда в одном из котлов вкусно забулькала и запахла пшенная каша, а в другом чай, Володя позвал звеньевых в штабную палатку.

– Вот что, орлы, – сказал он, – мне в город нужно мотнуться. Кое-какие дела накопились. Вы уж тут похозяйничайте как следует. Вместо себя оставляю Леню. Вернусь вечером или завтра утром.

Весь день крутился Никита, выполняя многочисленные обязанности дежурного. Только вечером Карпа разыскал его на речке, где «чайки» последний раз домывали посуду после ужина.

– Кончай быстрее, – сказал Карпа. – Опаздываем!

– Куда это? – удивился Никита.

– Как куда? – закричал Карпа. – Вчера же договорились. Кладоискатели! Ты что, забыл?

– Да брось ты, – сказал Никита. – Ерунда все это.

Карпа совсем расстроился.

– Ладно, – сказал Никита, ему стало жалко друга. – Пойдем, чего там. Я сейчас заканчиваю.

«Чайки» быстро нарубили дров – заготовили на следующее утро, сложили их у плиты. И все дежурные дела были закончены.

– Пошли, – заторопился Карпа. – К обрыву подойдем незаметно, а там ляжем в траву, чтобы нас с реки было не видать.

Когда взобрались на косогор, начало смеркаться. Залегли возле большего камня. Отсюда хорошо просматривалась река и оба ее берега. Черный покореженный корпус «Святителя Михаила» был прямо перед ними метрах в трехстах от обрыва.

Точно по расписанию появился «макарка». Долго причаливал к ветхой пристани, пуская из-под лопастей колес маленькие водовороты. Карпа нервничал.

– Вот погоди, – говорил он. – Надо, чтобы «макарка» ушел. Чтобы опустело. Они только тогда появятся. И чего он там возится, «макарка» этот? Причалить не может как следует!

На берег сошел всего один пассажир. Он закинул мешок за спину и торопливо начал взбираться по косогору.

– Да это же Володя! – закричал Никита.

И оба они, забыв о конспирации, вскочили и замахали руками.

– Володя! Володя! К нам!

Володя увидел их фигуры на крутом косогоре, помахал рукой и вскарабкался к ним по песчаному откосу.

– Что, отдыхаем? – сказал он, присаживаясь рядом, и поставил между ног тяжелый солдатский мешок. – А я вот еще лекарства раздобыл. Конфеты-подушечки от комсомольцев чай пить. Какие новости?

– «Красный моряк» занял первое место по разжиганию костра, – похвастался Карпа. – А больше никаких.

Посидели, помолчали. «Макарка» изо всех сил шлепал колесами, отворачивая от острого носа «Святителя Михаила».

– Вот интересно, – сказал Карпа, – куда это шел «Святитель Михаил», когда его потопили? И что на нем везли?

– А вы что, разве не знаете истории этого парохода? – удивился Володя. – Ее здесь все местные знают.

– Расскажи, а, – попросил Карпа.

– История простая, но героическая. Когда Архангельск был занят англичанами и образовалось контрреволюционное правительство, коммунисты ушли в подполье. Здесь и дальше в лесах начал действовать рабочий партизанский отряд. К нему присоединились местные крестьяне. Сильный был отряд. Трепал беляков почем зря. Тогда генерал Миллер дал команду уничтожить его во что бы то ни стало. На «Святителя Михаила» загрузили не меньше батальона карателей и юнкеров и повезли. Вот здесь, напротив Черного яра…

Глава 25

Это красивое железное чудовище сделали специально, чтобы убивать.

Оно долго рождалось в грохоте клепальных молотков и белых огнях сварки. Когда на палубе установили орудийные башни и мачты, пришел священник в блестящей ризе, окропил железную громадину святой водой и осенил крестным знамением. Потом разбили о борт бутылку шампанского, на мгновение окрасив свежую серую краску белой пеной, и хор бородатых мужиков спел «Боже, царя храни». Под это пение чудовище медленно съехало в воду.

Потом на него посадили сорок восемь рабов, которые трудились днем и ночью, чистили палубы и трюмы, смазывали машины, кормили прожорливые пасти котлов черной каменной пищей. И если рабы плохо служили ему, их жестоко наказывали другие рабы, надсмотрщики за теми.

В темном и смрадном его чреве было всегда жарко. Черные от угольной пыли, блестящие от пота, голые по пояс кочегары, не останавливаясь, бросали в открытые дверцы топок тяжелые лопаты каменного угля. В топках гудело синее пламя.

Кочегары, умаявшись, смахивали марлевыми сетками с лиц грязный пот и по очереди прикладывались к носу медного чайника, что висел на веревке, пили подсоленную теплую воду. Потом снова брались за лопаты.

Слабым желтым светом горели под потолком электрические лампы, забранные металлическими решетками. Качались, блестя смазкой, шатуны, тяжело вращали мотыли коленчатого вала, разбрызгивая горячее масло, ритмично щелкал насос.

Изредка звенел машинный телеграф, передавая команду с мостика. Механик совмещал стрелки на круглом циферблате телеграфа, посылая команду машине. При этом менялся ритм работы шатунов и коленчатого вала, то замедляя, то ускоряя их монотонное движение.

У машинной команды всегда была одна и та же изнуряющая работа в жаркой коксовой вони, при тусклом свете ламп. Ритм не менялся от того, шел ли корабль в бой или вез его превосходительство генерал-губернатора в Мезень на освящение нового храма. Только в бою корпус сотрясали гулкие артиллерийские залпы да на лицах замирала напряженная тревога. Потому что каждый знал: если корабль начнет тонуть, машинной команде погибать первой…

С августа тысяча девятьсот четырнадцатого, с начала мировой войны, канонерская лодка «Святитель Михаил» курсировала по Белому и Баренцеву морям, охраняла берега от немецких рейдеров, сражалась с подводными лодками. В начале восемнадцатого, когда в Архангельск пришла Советская власть, канонерка подняла красный флаг. Когда город захватила Антанта, почти всю команду арестовали и отправили на остров смерти Мудьюг. А на канонерку спешно набрали новых матросов из белогвардейцев, бежавших из красного Питера, да из местных мобилизованных поморов и моряков рыбачьих шхун. Возили снаряжение французским и английским отрядам на побережье, ходили дозором по Белому морю, а больше стояли у стенки, грозно направив на рабочие кварталы стволы корабельных орудий.

В городе было неспокойно. По ночам стреляли. К утру в тяжелых крытых американских грузовиках увозили куда-то арестованных. До машинной команды канонерки доходили тревожные слухи, что в городе действует подпольный большевистский комитет, готовит восстание, что в лесах выше по Двине бунтуют мужики.

Вся машинная команда подобралась местная. И даже старший механик Федоров был не из кадровых, свой архангелогородец. Его мобилизовали беляки, взяли прямо из цеха лесопильного завода бывших купцов Ремизовых, где он работал инженером.

Василий Степанович Федоров был тихим, вежливым человеком, совсем непохожим на офицера. Он так и не научился командовать.

– Голубчик, Ваня, пора в средней топке колосники чистить, – бывало, приказывал он двухметровому кочегару Вавуле.

– В один момент, Степанович, не сумлевайся! – отвечал Вавула и, как игрушку, подхватывал пудовый лом «понедельник».

Машинная команда любила своего стармеха.

Однажды летним днем девятнадцатого года в машину по крутому трапу скатился моторист Прошка. Возбужденно блестя глазами, он закричал:

– Ой, братцы, наверху-то что деится? По всему причалу солдаты в англицкой одеже, орудиев полевых полно. Сходни ладят широкие. К нам грузить, не иначе… Видать, пойдем куда-то. Видел, Степаныча нашего к капитану повели…