Георгий Свиридов - Вовка - сын командира, или необыкновенные приключения в тылу врага
Полковник Редлер смотрел на часы и чувствовал, как ладонь, сжимающая телефонную трубку, вспотела. Беда, которую он предчувствовал с утра, нагрянула. С генералом что–то случилось, случилось там, на дороге. Перебивая майора, он выдохнул в трубку:
— Генерал еще не приехал…
— Что?! Оставьте свои идиотские шуточки, полковник! — прокричал майор.
— Генерал еще не приехал… — упавшим голосом повторил Редлер. — Мы подняли тревогу.
На дальнем конце что–то звякнуло. Полковник Редлер подержал еще несколько секунд трубку, из которой доносились монотонные гудки, потом бросил ее на аппарат. «Только бы несчастье произошло не на моей территории, — мелькнула трусливая мысль. — Только бы не на моей территории. В лесу бродят остатки недобитых русских полков. Беглецы из концлагеря… О доннерветтер!»
Рев сирены оглушил гарнизон. Солдаты, поднятые по боевой тревоге, хватали оружие и бежали к машинам, не понимая, что произошло…
— Осторожнее! — Вовка протянул руку, останавливая Саньку. — Не бросай!
Санька недоуменно посмотрел на Вовку, не выпуская из рук кожаной сумки. Сумка была из добротной толстой кожи, с никелированным замком. Ее взяли в машине.
— А что с ней станется? Она крепкая. — Санька долго возился с замком, но открыть его так и не смог. — Надо же посмотреть, что тут лежит.
— По–твоему, если стукнуть сумкой о землю, замок откроется сам?
— Ага. Откроется. Почему бы и не открыться.
— А ты знаешь, что в сумке лежит?
— Нет. — Санька пожал плечами и на глазах у Вовки прощупал сумку. — Какие–то плоские плиточки.
— Дуб! — не выдержал Вовка. — А может, в сумке динамит! Он тоже плиточками.
Санька одеревенел. Он смотрел на Вовку и не мог выговорить ни слова. Потом с величайшей осторожностью опустил к ногам сумку. Минуту назад он вертел ее в руках, дергал замок, а сейчас готов бежать от нее подальше. «Пусть Вовка сам открывает ее, — подумал он, — нашел дураков с динамитом возиться. С меня хватит. Спасибочки!..»
Санька сунул ее Вовке и облегченно выдохнул.
— Где ножик? — спросил Вовка.
— У меня. — Санька достал его из кармана.
Вовка перочинным ножом сначала подрезал кожу, потом подкладку и заглянул внутрь. Там лежали плотными рядами плитки в бумажных обертках. Приятно запахло знакомым ароматом кондитерской. Вовка осторожно вынул одну плитку, развернул и, не веря своим глазам, понюхал темно–коричневую толстую пластинку, лизнул ее языком.
— Шоколад!
Он схватил сумку, перевернул, из нее посыпались шоколадные плитки.
— Ребята! — закричал Вовка. — Сюда! Шоколад!
За все дни похода на восток впервые полной мерой ощущали они радость победы: генерала взяли в плен, ели шоколад с молоком!
Обед был очень сытным, более двух плиток за раз никому одолеть не удалось.
Санька, блаженно улыбаясь, лениво растянулся под кустом. Тинка отвернулась, незаметно вытирая рукавом измазанные губы.
Вовка сосчитал оставшиеся плитки и сложил их в кожаную сумку.
— Сколько? — поинтересовался Санька, лежа вверх животом на солнцепеке.
— Двадцать шесть штук.
— Выходит, каждому еще ровно по шесть шоколадок с добавкой.
— Меньше, — поправил его Вовка, доставая из сумки три плитки. — Надо Михасю отнести.
— Три? — удивился Санька. — Не слопает он. Мы еле-еле по две осилили…
— Там не только Михась. Пленных тоже кормить полагается.
— «Полагается, полагается», — передразнил его Санька, — где видано — пленных шоколадом кормить?
— Тогда вставай! — приказал ему Вовка. — Живо!
— Зачем? — Санька лениво потянулся.
— Дуй ягоды, для него собирать. Пленных голодом морить не положено.
Но Саньке вставать не хотелось. И шоколад уже не волновал его. Он махнул рукой.
— Ладно, пусть жрет фашист и знает нашу доброту.
Тина громко рассмеялась:
— Жадина ты ленивая!
— Вот что, Санек. Отдыхай до заката, а потом пойдешь сменишь Михася. — Вовка вскинул автомат на плечо.
— Ладно, пойду… — лениво пробурчал Санька.
— Повтори!
— Есть, товарищ командир, после заката пойти на смену Михасю и караулить пленного генерала. — Санька чуть приподнялся и отдал честь. — Все понятно.
— То–то, смотри у меня! — Вовка сунул шоколад в карман. — Ну, я пошел. Отнесу им еду.
После ухода Вовки Санька и Тина некоторое время молчали. Солнце стояло низко, и лес казался притихшим.
Тинка сидела, поджав ноги, смотрела в глубь леса и думала о доме, о мамке, о бабушке и маленьком братишке. Ей вдруг показалось, что все происходящее только снится ей. Стало грустно–грустно, и слезы навернулись на глаза. Она отвернулась, чтобы Санька не видел их.
— Пойду за водой, — сказала она глухим голосом.
— И мне принеси.
— Ладно.
Тина взяла ведро и медленно пошла в ту сторону, где были окопы и стояла пушка. Там, неподалеку от дороги, в лощинке, бил родничок,
Санька некоторое время смотрел ей вслед. Он вспомнил, как Тинка не раз с восхищением смотрела на Вовку. А Саньку она почти не замечала. В ее присутствии Санька чувствовал себя странно. Говорил и поступал совсем не так, как следовало бы. А ему очень хотелось проявить храбрость, совершить какой–нибудь героический поступок.
Санька еще немного полежал, вздохнул, достал из кармана фашистский пистолет. Рассматривая его, он подумал, что Тинке следовало бы помочь нести ведро с водой. Вояка! Санька вскочил и поспешил вслед за девочкой.
Тина уже подходила к лощине, где тихо журчал ручеек, как вдруг услышала немецкую речь.
Около разбитой легковой машины суетились немцы.
Ведро выскользнуло у нее из рук. «Фашисты! Пропали мы! — мелькнуло у нее в голове. — Надо спасаться!»
Сердце бешено колотилось в груди. Она спешила. А как же ребята? Надо предупредить их. Но как? Она остановилась. Закричать? Но услышат немцы.
Валентина побежала в глубь леса. Увидев Саньку, который удивленно смотрел на нее из–за толстой сосны, Валентина закричала сиплым, сдавленным голосом:
— Немцы! Спасайся!
Санька от неожиданности присел. Глотнув слюну, он шепотом выдохнул:
— А как же Вовка и Михась?
— Надо предупредить… Бежим! — Тинка вырвалась вперед. — Скорей!
Санька торопливо достал пистолет и выстрелил вверх.
И тут же со стороны полуострова раздались автоматные очереди, послышались выкрики.
— Туда нельзя! — Валентина повернула вправо. — Айда в болото. Я знаю одно место, там спрячемся.
— Их же поймают…
— Не бойся, на Заячий хвост не пройдут.
Санька еле поспевал за ней.
Вовка уже приближался к Заячьему хвосту, когда оттуда донесся глухой крик. Вовка узнал голос Михася. Вслед за ним раздался всплеск, словно что–то тяжелое упало в воду.
Недоброе предчувствие охватило его. Сорвав с плеча автомат, Вовка побежал к полуострову.
Одиночный выстрел, словно удар грома, прогремел над лесом. Вовка на секунду задержался. В это время рядом, в лесу загремели автоматные очереди.
— Немцы!
У Вовки похолодела спина. Он замешкался. Что делать? Куда бежать? Назад, к Саньке и Тине? Или вперед, к Михасю?
Михасю труднее, он караулит пленного. Тут Вовка вспомнил про странный крик и всплеск. На полуострове что–то случилось. Надо бежать к Михасю на помощь.
Путь к Заячьему хвосту показался ему страшно длинным. За спиной грохотали выстрелы. Вовка, не думая об опасности, бежал по липкой болотной жиже, а мысли его неслись еще быстрее. Как там Михась? И Тинка с Санькой? Что с ними? Как быть с генералом?
Уберечь генерала, сохранить живым и доставить в штаб Красной Армии — этот план, Вовка понимал, им теперь осуществить не удастся. Оставалось лишь одно. Фашиста необходимо уничтожить…
Наконец Вовка выбрался на сухое место и бросился туда, где оставил Михася и пленного.
— Михась! Михась!
В ответ ни звука. Кругом пусто. Вовка осмотрелся. Может, ошибся? Нет, не ошибся. Вот примятая трава, где лежал генерал. Вот куст, где сидел Михась. Где же они?
— Михась! Михась!
Вдруг со стороны болота раздался крик, полный ужаса и безнадежности. Лесное эхо, повторявшее стрельбу, разнесло и этот вопль.
— А–а–а!..
Потом послышались крики на немецком языке. В них звучали мольба и отчаяние. Вовка кинулся к болоту.
Метрах в пятидесяти от Заячьего хвоста в липкой трясине тонул генерал. Он старался выбраться. Но трясина неумолимо засасывала его.
— Ну, гад, получай! — Вовка вскинул автомат.
Но тут вспомнил слова Валентины: «Из трясины не выбраться…» — и опустил оружие.
— Подыхай так… Фашист проклятый!
Вовка отвернулся и оторопел. Он увидел Михася. Тот, неестественно подвернув руку под себя, лежал вниз лицом.
— Михась! — Вовка наклонился над ним.
На голове Михася сквозь волосы проступала кровь. Вовка осторожно перевернул его, расстегнул рубаху, прислонился ухом к груди. Сердце работало, как часы, ровно, спокойно.
