Рейф Ларсен - Невероятное путешествие мистера Спивета

Я не специалист по части рекламы, но, анализируя собственное поведение в районе «Макдоналдса», выработал рабочую гипотезу насчет того, как это заведение в три шага проникает за мои барьеры эстетического желания, воздействуя при этом на разные органы чувств:

Быть может, потому, что теперь я официально стал беглецом, когда я вступал в «Макдоналдс» близ сортировочной станции Покателло, макволшебный трезубец желания действовал на меня в полную силу. Иной раз, когда доктор Клэр везла нас по Харрисон-авеню мимо одной торговой площади за другой, меня охватывало щемящее и тоскливое чувство, но любые муки совести из-за гибели американской природы мгновенно исчезали под воздействием магических чар Трезубца.

И вот теперь, в городе улыбок, за двести пятьдесят миль от Бьютта, я приблизился к мерцающему над стойкой красочно обильному меню и, выбрав цель, указал на нее, с запозданием поняв, что по-прежнему сжимаю в руке измерительную рулетку. Женщина за стойкой обернулась, посмотрела, на что я указываю, и снова перевела взгляд на меня.

– «Хэппи Мил» с чизбургером? – уточнила она.

Я кивнул. Доктор Клэр, теперь ты меня не остановишь!

Она вздохнула и что-то пробила в большом сером ящике перед собой. На маленьком зеленом экранчике наверху ящика зажглась надпись: «Среднее время обслуживания 17,5 секунд».

Собрав все составляющие «Хэппи Мил», продавщица сказала:

– Пять долларов, сорок шесть центов.

Я вдруг понял, что руки-то у меня заняты компасом, блокнотом, рулеткой и лупой, так что торопливо перехватил их по-другому, чтобы выудить из кошелька десятидолларовую бумажку.

– И куда ты собрался со всем этим барахлом? – монотонным голосом спросила продавщица, протягивая мне сдачу. Я подумал, укладываюсь ли в это ее семнадцати-с-половиной секундное среднее время.

– На восток, – ответил я загадочно и взял у нее из рук пакет с «Хэппи Мил». Пакет тихонько зашелестел. Я чувствовал себя до ужаса взрослым.

Перед тем как выскользнуть через автоматические двери обратно в ночь, я быстренько проверил, какую игрушку мне дали с «Хэппи Мил». В запечатанном пластиковом пакетике оказалась фигурка пирата – дешевая топорная поделка, цельная, без движущихся частей. Я вскрыл пакетик и провел большим пальцем по лицу пирата. Почему-то сама эта топорность действовала на меня успокаивающе. Возможно, из-за того, что китайский раскрашивающий автомат промахнулся и поставил зрачки пирата чуть ниже выпуклостей для глаз – из-за чего казалось, будто он потупил взор долу со скорбно-смиренным, совсем не пиратским видом.{89}

Возвращаясь обратно в темноте, прочь от однообразного, скорее желтого, чем золотого, сияния высящихся над головой арок, я вдруг вспомнил одну лекцию в Технологической школе университета Монтаны, которую посетил совсем незадолго до смерти Лейтона. Я впервые за все это время подумал о ней – довольно странно, ведь тогда я ушел оттуда в уверенности, что в жизни не забуду того, чему стал свидетелем минуты назад.

Я увязался с отцом до Бьютта, чтобы послушать презентацию восьмидесятидвухлетнего картографа по имени Корлис Бенефидео о его проекте картографирования Северной Дакоты. Лекцию спонсировало Геологическое бюро Монтанского технологического и, наверное, реклама была поставлена из рук вон плохо, потому что кроме меня в зале присутствовало только шесть человек. Я и сам услышал об этой лекции только накануне вечером – из морзянки по моему любительскому радио.{90}

Отсутствие слушателей тем более удивляло, что мистер Бенефидео показал нам сногсшибательные работы. Он завершал двадцатипятилетний проект: систематическое документирование Северной Дакоты посредством серии карт, демонстрирующих поистине всеобъемлющее понимание истории, геологии, археологии, ботаники и зоологии этого штата. Например, одна карта показывала незначительные колебания миграционных маршрутов птиц по западно-восточной оси за последние пятьдесят лет, другая иллюстрировала связь между флорой и материнскими породами на юго-восточных равнинах штата, третья – зависимость количества убийств от частоты использования семнадцати пограничных пунктов с Канадой. Все было выполнено карандашом и пером, очень тонкими линиям: ему приходилось показывать нам подробный слайд каждой карты – и в том проявилась его сила увеличения всего остального мира.{91}

Тихим, еле слышным голосом мистер Бенефидео поведал нам, что сделал более двух тысяч подобных карт, и что именно с такой степенью глубины мы и должны изучать наш край, наши штаты и нашу историю. В идеале, сказал он, ему бы хотелось сделать такие серии для каждого штата, но он скоро умрет, а потому надеется, что эту задачу возьмет на себя следующее поколение картографов. Мне показалось, что, произнося это, он глядел прямо на меня, и все в комнате словно бы вдруг наполнилось мерным гулом.

Шагая к сортировочной станции по темным улицам Покателло, я вспоминал диалог между одним из немногочисленных слушателей и мистером Бенефидео по окончании лекции.

– Не спорю, роскошные карты, – заявил слушатель, с виду – типичный пижонистый выпускник, полевик-геолог. – Но как насчет современности? Почему вся эта область так и застряла в прошлом веке? Как насчет карты расположения «Макдоналдсов», или беспроводных точек доступа к интернету, или зон приема сотовых телефонов? Гугловских мэшапов? Как насчет демократизации географических информационных систем для масс? Разве вы добьетесь полноты обзора, игнорируя все эти тренды? Почему бы не взяться и за них тоже? Почему бы… ну, вы понимаете!

Мистер Бенефидео посмотрел на разошедшегося юнца без гнева, но и без особого интереса.

– Даю вам свое благословение взяться за все эти карты и схемы, – промолвил он. – Гугловские смеша?..

– Мэшапы, сэр. В наши дни всякий может очень быстро сделать карту, например, своих любимых маршрутов восхождения на Титоны. А потом пустить ее в сеть, чтоб мог пользоваться любой.

Этот парень явно страшно гордился картой своих любимых маршрутов. Широко улыбаясь, он повернулся и провел ладонью по голове.

– Мэшапы, – повторил мистер Бенефидео, словно бы катая это слово во рту и проверяя на вкус. – Заради бога, делайте ваши мэшапы. Звучит… заманчиво. А я уже слишком стар для всех этих технологий.

Геолог снова самодовольно погладил макушку, улыбнулся остальным немногочисленным слушателям и, радуясь своей технологической просвещенности, собрался уже было сесть на место, как мистер Бенефидео заговорил снова.

– Однако же я свято уверен, что прежде, чем хотя бы приступить к вопросу о влиянии «Макдоналдса» на нашу культуру, нам следует гораздо полнее понять происхождение различных ингредиентов нашей пищи, их связь с землей, на которой они выращены, а также их взаимодействие между собой. Я мог бы, взяв лист бумаги, изобразить на нем очертания Северной Дакоты, а потом точками обозначить местоположение каждого «Макдоналдса» – и даже разместить то, что получится, в интернете. Но для меня это не будет настоящей картой – всего лишь пометками на бумаге. Карта не просто отображает, она формулирует и создает смыслы, она образует мосты между «здесь» и «там», между разобщенными идеями, о взаимосвязи которых мы прежде не подозревали. А вот это уже гораздо сложнее.

Лично я (возможно, потому, что так и не научился толком противостоять макволшебным трезубцам), в отличие от мистера Бенефидео, не видел такой уж проблемы в том, чтобы включать в свои карты детища современного прогресса. Да, я мог прослеживать тропы скупщиков пушнины в девятнадцатом веке – но я проследил бы их относительно расположения современных торговых центров.

Словом, особый упор, который мистер Бенефидео делал на старых принципах и методах картографирования – при помощи лишь рук, да набора инструментов, а также карандашей, ручек и теодолитов, – так на меня подействовал, что у меня аж кончики пальцев зачесались от возбуждения. Подобно ему, я рисовал карты без всяких там компьютеров и навигаторов. Сам не знаю почему, но так я куда сильнее ощущал себя творцом. А с компьютерами – всего лишь оператором.

– Ты старомоден, – как-то со смехом сказал мне доктор Йорн. – Мир стремительно шагает вперед, ты родился после изобретения интернета, а цепляешься за методы, которыми я пользовался в семидесятые годы, студентом.

Доктор Йорн, конечно, не хотел никого обижать, но его слова меня больно задели. Поэтому теперь, услышав мистера Бенефидео, я внутренне выдохнул: вот предо мной стоял обладатель самых внушительнейших эмпирических навыков, какого я только когда-либо видел, – и он разделял мои старомодные убеждения! После окончания лекции, выждав, пока народ разойдется, я подошел к нему. Усталые покрасневшие глаза мистера Бенефидео были частично спрятаны маленькими круглыми очками. Под чуть скошенным налево носом проглядывал легчайший намек на седые усики. Стоя перед кафедрой, старый ученый сворачивал карты.