Эрнест Сетон-Томпсон - Маленькие дикари

Рафтен оглянулся и невольно вздрогнул: из кустов, слегка скрытое листьями, выглядывало чучело, очень похожее на живого оленя.

– Попробуйте выстрелить, – предложил Ян.

Рафтен выстрелил из лука и промахнулся.

– Эта штука не для меня. Я предпочитаю ружье. – И потом вдруг спросил: – Старый Калеб приходит иногда к вам?

– Калеб? Он у нас часто бывает.

– Смотрю, он к вам лучше относится, чем ко мне.

– Послушай, отец, почему ты думаешь, что это Калеб стрелял в тебя?

– Может, на суде я и не смог бы доказать, но в тот день, когда мы с ним обменялись лошадьми, между нами произошла ссора. Он поклялся убить меня и скрылся из города. Его пасынок Дик Пог стоял рядом и все слышал. Ночью, когда я возвращался домой, кто-то стрелял в меня из кустов. Наутро неподалеку от того места нашли кисет Калеба и несколько его писем. Вот все, что я знаю, и этого вполне достаточно. Пог сыграл с ним скверную шутку, отняв у него ферму, но это уже не мое дело. Я думаю, старику скоро придется убираться оттуда.

– Похоже, Калеб хороший человек, – сказал Ян.

– Он страшно вспыльчив и, когда напьется, способен на все. А так он очень спокоен.

– Что же у него произошло с фермой? – спросил Сэм. – Разве он там не хозяин?

– Нет, теперь ферма не его. Но точно не скажу. Слыхал, что говорили. Конечно, Сарианна не родная ему дочь. Она даже не его родственница. У него больше никого нет. Дик женился на Сарианне и уговорил старика написать им дарственную на ферму. Дик обещал, что Калеб будет жить с ними до конца своих дней. Но, завладев фермой, он захотел избавиться от старика. Первая ссора вспыхнула из-за Турка. Дик не разрешил ему жить на ферме, потому что пес гонял кур и душил овец. Мою овечку, верно, он загрыз. Если б я был твердо уверен в этом, сам не пожалел десяти долларов тому, кто пристрелил бы этого пса. Калеб не захотел расстаться с собакой и переехал жить в хижину на другом конце фермы. Дела пошли лучше, и Дик с Сарианной посылали старику муку и другую провизию. Но люди говорят, что они хотят совсем выжить старика. Я-то ничего не знаю, это не мое дело, хоть Калеб и думает, что я восстанавливаю Дика против него… Ну, как твоя записная книжка? – спросил Рафтен, заметив в руках Яна тетрадку.

– Вот хорошо, вы напомнили! Я хотел спросить, что это такое. – И Ян показал след копыта, который он нарисовал в своей тетрадке.

Рафтен прищурился.

– Не знаю. Напоминает след большого оленя. Но едва ли это так. Олени здесь уже перевелись.

– Послушай, отец, – не успокаивался Сэм, – ты бы тоже огорчился, если б тебя обобрали и выгнали из дому. Разве не так?

– Конечно. Но, неудачно выменяв лошадь, я не стал бы стрелять в человека. Если сердишься на кого, побей его или сам получи сдачи… Ну ладно, хватит. Поговорим о другом.

– Мистер Рафтен, купите, пожалуйста, мне записную книжку, когда снова поедете в город. Я не знаю, сколько она стоит, я бы сразу дал денег, – сказал Ян, беспокоясь в душе, что она стоит дороже пяти или десяти центов, которые он успел накопить.

– Обязательно. Но тебе не нужно ждать. В поселении у белых есть одна записная книжка, и ты получишь ее даром.

– Знаете, мистер Рафтен, – вдруг заговорил Гай, – я лучше их всех стреляю в оленя.

Сэм и Ян переглянулись и, ухватившись за свои длинные ножи, в один прыжок очутились около Третьего Вождя.

Тот спрятался за спину Рафтена и, как всегда, кричал:

– Не трогайте меня… Отстаньте!

Рафтен подмигнул:

– Я-то думал, у вас мирное племя.

– Скажите им, чтоб они меня не трогали! – прохныкал Ветка.

– Мы тебя отпустим, если ты разыщешь того сурка. Уже два дня у нас не было сражений.

– Ладно, – ответил Гай и немедля пошел на поиски.

Он скоро вернулся, делая таинственные знаки. Мальчики схватили луки и стрелы, но, опасаясь обмана, выжидали. Гай бросился к своему оружию. Тогда все направились к полю. Рафтен, спросив, не помешает ли он охоте, пошел за ними вслед.

Старый седой сурок поедал клевер. Мальчики поползли вперед, как настоящие индейцы. Сурок, встав на задние лапки, прислушался. Когда он улегся, мальчики поползли дальше и замерли шагах в сорока от зверька. Сурок снова насторожился, и Сэм шепнул:

– Когда он примется есть, стреляем все разом.

Как только показалась серая спинка, мальчики, приподнявшись, выстрелили. Стрелы просвистели мимо, а сурок скрылся в норе раньше, чем охотники выстрелили вторично.

– Что же ты промахнулся, Ветка?

– Вот увидите, в следующий раз…

Рафтен встретил их насмешкой:

– Эх вы, горе-охотники! Не будь рядом поселения белых, вы бы давно умерли с голоду. На вашем месте настоящие индейцы всю ночь караулили бы сурка около норы и поймали его на рассвете. Когда вы покончите с ним, я вам покажу, где водится еще один сурок.

С этими словами он ушел. Сэм крикнул ему вдогонку:

– Послушай, отец, где записная книжка для Яна? Он ведет счет нашим подвигам, и книжка ему скоро понадобится!

– Я оставлю ее на твоей кровати. Рафтен так и сделал, а Сэм и Ян достали ее через окно палкой, расщепленной на конце.

XVI. Как Ян узнавал уток издали

Однажды Великий Дятел, лежа в теньке, сказал повелительным голосом:

– Мне скучно, Маленький Бобр! Расскажи что-нибудь.

– Не хочешь ли поучиться говорить на моем языке? – спросил Второй Вождь, хотя уже не раз пробовал учить Гая и Сэма древнему языку своего племени (который он сам придумал).

– Говорю тебе: расскажи что-нибудь, – мрачно повторил свирепый Дятел.

– Ну, слушай, – начал Маленький Бобр. – Я расскажу тебе об одном человеке. Он поселился в лесу и хотел поближе узнать жизнь зверей. Было очень трудно: никто не помогал ему, но он по-прежнему оставался в лесу. Как-то он прочел книжку, в которой рассказывалось про птиц, и ему казалось, что он видит их своими глазами. На самом же деле птицы были далеко, и его это очень огорчало. Однажды он заметил дикую утку на пруду, но разглядел только цвет ее перышек. Он все-таки зарисовал ее и спустя некоторое время по рисунку определил, что видел чирка-свистунка. И тогда ему в голову пришла отличная мысль: у каждой утки свои пятнышки и полоски, которые служат им, как солдатам мундиры. Если зарисовать все их крапинки, то можно различать уток на расстоянии. Так он и сделал. И вот однажды он срисовал на пруду новую утку и после этого видел ее еще много-много раз. Никто не мог ему сказать, какой она породы, хотя рисунок был ве-ли-ко-леп-ный. Пошел он с горя в типи, стащил последнее яблоко своего Великого Вождя и стал его жевать, чтобы больше не расстраиваться.

С этими словами Ян вынул яблоко и с печальным видом принялся грызть его.

Не дрогнув ни одним мускулом, Великий Дятел продолжал рассказ Яна:

– Когда Великий Вождь узнал ужасную историю погибшей жизни, он сказал: «Мне не жалко это старое яблоко. Я выудил его из свиного корыта. Мне кажется, что, если человек не доводит до конца дело, он поступает очень глупо. Если бы этот храбрый юноша, вместо того чтобы красть гнилые яблоки, по которым разгуливали свиньи, пришел и поделился своими сомнениями с Великим Вождем Племени, то благородный краснокожий индеец сказал бы ему: „Сын мой, ты правильно сделал, что пришел ко мне. Ты хочешь знать уток? Вах! Хорошо!“ И он повел бы этого простодушного юношу в гостиницу города Дауни и показал ему все породы уток, которые только рождались на свет. На каждой утке там есть ярлычок и название. Вах! Я кончил!»

Великий Дятел бросил гневный взгляд на Гая, который не знал, как отнестись к рассказу, и принял все за насмешку. Однако Сэм говорил об этом всерьез.

Последнее предложение Главного Вождя показалось всем очень разумным, и они решили отправиться в маленький городок Дауни, стоявший милях в пяти от их лагеря.

– По-моему, надо оставить Третьего Вождя для охраны, – сказал Сэм. – И я думаю, мы должны пойти в город как белые.

– Ты хочешь снова стать белым?

– Да. И взять двуколку и лошадь тоже. До города пять миль.

Ян огорчился. Он воображал, что они пойдут пешком через лес. Но предложение Сэма было разумным, и он согласился.

Рафтена дома не оказалось. Мальчики быстро запрягли лошадь и поехали в город.

Приехав в Дауни, они первым делом зашли в лавку, где Сэм сделал закупки для матери. Убедившись, что у Яна есть карандаш, резинка и тетрадка, мальчики направились в гостиницу. Ян чувствовал себя, как деревенский мальчик, который впервые шел в цирк, – наконец-то увидит он то, о чем так долго мечтал.

Все послеобеденное время Ян рисовал селезней и уток: у владельца гостиницы их оказалось больше пятидесяти пород. Ян чувствовал себя Аладдином в волшебном саду перед несметными сокровищами. У каждой птицы был ярлычок с названием, и Ян увез с собой кипу набросков. Он был безмерно счастлив. Впоследствии он составил целую таблицу разных уток, и многие загадки были для него решены.

Когда в сумерках они вернулись в лагерь, на тропе их встретило белое привидение. Головою ему служил гриб-дождевик, вырезанный как череп, а туловищем – старая газета.