Станислав Хабаров - Остров надежды
Антарктида часто присутствовала в размышлениях Софи. Она собиралась стартовать с неё в плавании на айсберге. Она не оставила эту заманчивую затею, а только на время отставила её. И теперь рассматривала воображаемый маршрут к ней. Вот Южная Георгия – прекрасная, хорошо освещённая, а вокруг огромное ледяное поле. От него откалываются айсберги.
Именно сейчас из пролива Дрейка курсом в Атлантику к Африке направляется целый ледовый караван. По дороге айсберги тают. За ними меняется цветность воды… На борту все по Гейзенбергу, принцип неопределенности: собираешься заняться одним, готов, настроился; ан нет, этого не дано, извольте заняться другим. Последнее время её увлекала проверка собственной гипотезы, что реки, как правило, текут по разломам, но приходилось наблюдать лишь то, что не скрыто облачностью. Спасала организованность, Софи просто меняла журнал и записывала встреченное. Шло накопление информации.
Софи сравнивала контуры берегов с профилем лица, а трещины и разломы с дактилоскопическим узором. Но в отличие от спиралей ногтевых фаланг характерными здесь были кольцевые структуры – многочисленные окружности, овалы, местами похожие на мишени, местами обилием пересечений напоминающие мощённую мостовую. Что для них общее?
Америка возле озер Поопо и Титикака – скопление древних вулканов и кольцевых структур. И в Индии рядом соседствуют поля кольцевых структур и древние красно-коричневые вулканы. Возможно, метеоритные удары ослабили земную кору. И в этих местах, ослабленных трещинами, магма поднимается к поверхности. Весьма любопытны такие районы.
Овалы тут видишь – разнокалиберные, от одного до полутора тысяч километров. Местами – это сплошное кружево. Иногда их подчеркивает кольцевой характер растительности, иногда вспучивание и опускание поверхности, а порой они как бы «мерцают», просвечивая сквозь толщу молодых пород.
Софи узнала, готовясь, что центры гигантских кольцевых структур находятся в мантии, а небольшие «колечки» (всего в десятки километров) связаны с выступами земной коры. Помимо кольцевых и дуговых наблюдалось и множество прямолинейных трещин: радиальных, секущих швов лопнувшей коры. Выявлялись они отрезками рек, цепочками озёр, контрастом осадочных пород, проступающим в утренние и вечерние часы, сменой растительности. По-разному видишь в разное время один и тот же разлом. Осадочные породы скрывают глубинный «генеральный чертеж», а выявляют его незначительные детали и черточки, и восприятие их – особое искусство.
С системой разломов многое связано. И глубочайшие провалы: Байкал, Маракайбо, Великие американские озера, и вулканическая деятельность в циклопическом и слабом проявлении – ключами, гейзерами, паровыми и газовыми фонтанами.
Теперь Софи пролетала над Аравийским полуостровом, а дальше то место, откуда они стартовали. И, к счастью, не в облачности. Любопытен разлом на север от Красного моря по библейским местам. Он идёт – вдоль залива Акаба, Мертвого моря, Тивериадского озера, вдоль ливанских хребтов к турецкому Тавру. А дальше вдоль южного края Каспия, обрезанного ровно (точно это плотина), серия мощных шрамов и толчея складок. И всё очень похожее – север Африки, Аравийский полуостров, побережье Каспия.
От залива Кара-Богаз-Гол три солёных озера переходят в тонкую линию на песке: слева песок тёмный, а справа – светлый. От Арала цепь озер к Балхашу и Телецкое озеро – все они на линии разлома. Рядом с огромным разломом – красной линией – «Красная река», старое русло Чу. Русло Инда продолжено на восток глубинным разломом.
Разломы, складки поверхности, как черты лица. А здесь, на востоке Тибета лицо словно оспой изрыто – огромные словно вулканические конуса. Лицо? Но ведь называют земную поверхность Ликом Земли. Ах, как хочется временами Софи поделиться увиденным, но для этого нужно, чтобы хотя бы кто-то был рядом, ведь не успеешь оглянуться, как всё уже позади. Сергей постоянно занят, а Жан? У того – ветер в голове. Он смотрит на тебя и одновременно сквозь тебя. Что поделаешь? Возраст, витает в облаках.
Жану и впрямь хотелось разобраться в облаках. Во-первых, это практично. Ведь чаще в иллюминаторах – облачность. Прекрасно рассматривать разные необыкновенные места. Австралийские горы, блестящие как фольга; загадочные «отпечатки кедов на глине» гор Атлас; «шкуру ящера» в Калахари. Рассматривать и осознавать, что разгадать эти загадки под силу именно тебе. Что «чешуя ящера» это – барханы, итог постоянства ветра, застывшие волны, которые всё-таки медленно перемещаются. Вся прелесть в том, что видно их разом, с высоты. Ведь сколько сил и средств потрачено на составление глобуса, а Жан видит планету в натуре и постигает её общие закономерности.
И с тротуаром наблюдается схожесть. На тротуаре – свой мир, свои микроскопические обитатели, которых мы вовсе не замечаем. Мы для них боги. Любой твой шаг по тротуару – для них катаклизм.
Земля наблюдателю с орбиты – тот же «сад камней». Не разглядишь мимоходом. Есть общее сходство то с тротуаром, то со стеной. С таким же успехом можно, уставившись себе под ноги, разглядывать каждый случайный клочок земли: тут – трещина, а вот – потёк и любопытно это сырое место.
С орбиты разве что только окурка не увидишь. Не курили боги, а то бы валялся окурок шестикилометровой длины. И все эти трещины и потёки на поверхности Земли – её история, следы воды, лавы, песка. Вот в этом месте прошёлся ледник, оставив следы абразива. Всё это требует изучения и уместней на Земле (по фото, по телевизионной картинке). А облака – совсем иное дело. Хотелось истолковать их замысловатые узоры.
Сергея тоже тянуло к иллюминаторам. Земля нужна была ему для поддержки, как Антею. Увы, на станции не было привычной избыточности, процессов, залечивающих раны. Здесь всё висело на ниточках. А вера в документацию напоминала ему историю о человеке, лечившимся самостоятельно, по справочнику и умершем от опечатки в нём.
Сергею не хватало земного «плача дождя на стекле», и выражение древних «всё свое ношу с собой» он считал теперь буквальным для себя. Ему вспоминалась рабочая комната с видом из окна – готовой картиной: молодой берёзовый лес.
Виды Земли рождали иные образы. Особенно родной страны. Москва в темноте живописно светилась огнями. На карте она выглядела сердцем, а с орбиты звездой. Вода в Балхаше такая же, как и в Балатоне. Из всех озёр на земле только эти два озера с одинаково изумрудной водой. Байкал – тёмно-синий весь, похож на большой сапфир. И вот – дорогая сердцу Камчатка. Вулкан дымит, а ветра нет и дым встаёт облаком. Родная земля. Не хочется уходить. Так и торчал бы у иллюминатора.
Есть способ отвадить себя – всё ругнуть. Повторяют, мол, на все лады: лик, лик. А посмотрели бы, как он выглядит с орбиты? Старческий лик: морщины, сосуды, пигментация. И если честно, может, и жить планете осталось всего ничего. Её погубил болезнетворный микроб – человечество, опять же невидимое с орбиты.
Легко быть умным задним числом и смелым, когда уже минула опасность. Ещё вчера Жан с ужасом ожидал НЛО, а сегодня без устали демонстрировал Софи их производство. При выходе на освещенную орбиту, в первых лучах видны редкие частицы. Пылинки обычно – тёмные, их просто отличаешь от звезд, голубых и не мерцающих. Ударишь по стенке и появляются серебристые стайки. Мерцая отходят они от станции, а некоторые пылинки остаются и висят рядом, колышутся, точно в воде. Другие светятся, отойдут от иллюминатора на четверть метра, застынут и горят, как лампочки.
Когда-то Жан любил телепередачи об НЛО, про круги на полях, оставшиеся в местах их приземления. Астрологи в передачах, уверенно улыбаясь, называли людей, встреченных на Луне астронавтами, а космонавты всё отрицали, словно имелся запрет или касаться темы им было неприятно. Но Жану хотелось самому убедиться, и, готовясь к полёту, он верил, что ему-то такая возможность представится. А то, что дневниковые листы вырваны, как раз и говорило ему о том, что и тогда, видимо, с этим разобрались.
Следующей записью в журнале была история с микробами, что они как-то съели изоляцию кабелей. Тогда на станции многое повыходило из строя, но потом вроде бы и с этим покончили, нашли управу. А, может, это как эпидемия, как грипп, что накатывает волнами, и снова с ним начинают бороться. Затем опять всё куда-то отступает… Пауза… Но и она не бесконечна. И снова сморкаются и чихают.
«Микробы съели изоляцию», – записано в дневнике. – Мутанты-монстры могут и до нас добраться. Опасность серьезная и действительно ужасная. При их невидимости, неисчислимости и способности размножения только баланс сдерживания удерживает их в узде до поры, до времени. Повелитель микробов способен стать повелителем мира. Но как управлять невидимыми? А в этом нет ничего особенного. Любой повелитель не общается с подданными.
