Юрий Иванов - Сестра морского льва
Это Алькино «чуть-чуть» длилось, пожалуй, так же нескончаемо долго, как обычно тянется «собачья вахта», которая, как известно, начинается на корабле в ноль часов и кончается в четыре утра. Прошло достаточно много времени, а они все еще поднимались и поднимались в гору, буквально разгребая туманное месиво руками. Какая все же это пакость — туман!
Алькин подарок
— Перева-ал! Во-олк, перева-ал! Алька вынырнула из сизо-пепельной стены тумана, как из воды. Лицо у нее было таинственным, глаза сияли.
Сейчас мы в стране дождя и ветра, — крикнула она. — Ну скажи, что бы ты хотел сейчас?
Просушиться. Солнца хочу.
— Это могу сделать, — улыбнулась Алька. — Идем! Она взяла его за руку и повела. Минут пять они еще поднимались, а потом тропинка выровнялась и начался спуск, а ветер вдруг исчез, будто остался по другую сторону склона. Было тихо, туман быстро редел и словно золотился изнутри; в одном месте он был ярко-голубым, в другом — оранжевым, а ближе к склону постепенно наливался сочной зеленью.
— Подождем немного, и ты увидишь такое… — сказала девочка, останавливаясь и внимательно вглядываясь в туман. Она сбросила куртку и села на траву, а Волков опустился рядом. Кусая острыми, ровными зубами травинку, Алька напряженно всматривалась вниз, будто ожидала чего-то, а потом сказала с уверенностью: — Солнце сейчас придет к нам.
Какой удивительный туман! Цветной. Он медленно поднимался снизу, из долины, вдоль склона и будто нес с собой теплый, приятно согревающий лицо и руки воздух.
— Сейчас… Вот сейчас… — сказала Алька. — А ты пока покури… И вот еще что: скажи, вот ты взрослый, да? А что ты видел в жизни самое удивительное, а?
— Самое удивительное? — переспросил Волков, доставая трубку, и задумался. В общем-то за годы морских скитаний много чего довелось ему увидеть удивительного. Девочка, как бы торопя, нетерпеливо глядела на него. Набив трубку, Волков раскурил ее и сказал: — Вот взгляни на эту трубку: она со дна океана.
— Как это?
— Да вот так: тралили мы рыбу у острова Сейбл. А там, у острова, в разные времена погибло более двухсот судов. Ну вот, тралим, ловим рыбу и вдруг…
— Как я люблю это «вдруг»!
— …и вдруг прибегает в рубку матрос и кричит: «Сундук в трале!» Спустился я на палубу — действительно, вынимают матросы из трала весь покрытый илом старинный сундучок. Черный, из дуба наверно, с медными украшениями. Раскрыли мы его — бумаги там какие-то лежат, старинный пистолет и вот трубка…
— Карты?.. Ну, бумаги-то?
— Может быть. Лишь притронулись, как они рассыпались в труху. Сталь на пистолете тоже была вся ржавая и мягкая, как картон, а вот трубка… Видишь: курю.
— А еще?
— Про дельфина Митьку тебе расскажу. Года три назад это произошло… — Волков задумался: — Да, три года назад. Ну вот: работали мы тогда у берегов Флориды, и вот как-то увидели, что к тралу, который мы начали поднимать на палубу, очень медленно подплывает дельфин. Подплыл и начал хватать рыб, помятых ячеями тралов: голодный был очень. Приглядели мы: весь левый бок зверя располосован страшной раной. Говорю: а не подлечить ли нам зверя?.. Моряки, кажется, только этого и ждали: выбрали мы рыбу, а потом спустили шлюпку, подвели под дельфина кусок сети и подняли его вначале в шлюпку, а потом и на палубу траулера. Врач с нами ходил в рейс, принес он свои инструменты и зашил дельфину бок. Выпустили зверя в океан, а он не уходит от судна: так и жил возле траулера месяца два, кормился нашей рыбой, пока рана совершенно не зажила. Позовешь его: «Митька, Митька!» — и мчит он, выскакивает из воды. А потом мимо траулера куда-то большое стадо дельфинов проплывало, и ушел с ними Митька. Поплыл за ними, затем вернулся к нам, покружил-покружил возле траулера, а потом уплыл, и больше мы его не видели.
— Ах, как мне хочется увидеть дельфинов! Ну еще… пожалуйста. И чтобы опять «вдруг» было.
— Хорошо, сейчас я еще что-нибудь припомню, но самое удивительное, что я видел в жизни, девочка, это океан. Мне он всегда кажется живым, разумным существом, часто добрым и ласковым, когда в тихие лунные ночи океан поет морякам странные, волнующие мелодии. Это вода скользит вдоль обшивки судна и поет, поет… Но вдруг у океана портится настроение, и он начинает тихонечко, злясь на кого-то, подвывать в вантах и надстройках судна. И тревожно становится на траулере, а голос океана крепчает, становится все злее: это ветер и волны начинают петь дуэтом свои жестокие, громыхающие, дикие песни… — Волков замолк, затянулся дымом. — Да, Алька: самое удивительное из того, что я видел в жизни, — это океан. Я люблю и ненавижу его, но почему — трудно объяснить…
— Ой, как мне хочется побывать везде-везде и услышать песни океана, — вздохнув, сказала Алька, потом осмотрелась и почему-то зашептала: — Ну вот и ты сейчас увидишь такое, что… Ты хотел солнца? Гляди!
Туман вдруг вздрогнул, как от толчка, и сквозь него прорвался яркий солнечный луч. Он упал на траву, и склон загорелся ярко-зеленым цветом, по которому в разные стороны расплеснулись желтые брызги цветов. Луч, как клинок, рассекал туман на золотистые, шевелящиеся, будто наполненные изнутри пылающими углями, груды, и в разрывах между ними показались синие полотнища неба, и все отчетливее проступали контуры зеленых холмов, бурых обрывистых скал, глубоких долин и каменистых россыпей.
— Алька, мы как боги, — сказал Волков. — Сидим где-то у самого неба и видим, как рождается земля. Гляди, она еще парит…
Она действительно будто дымилась, земля. Клочья тумана цеплялись за выступ скал; белые его космы извивались в траве и камнях; десятки белых столбов медленно выкручивались из впадин и расщелин. А внизу, весь в сверкающих солнечных бликах, раскинулся океан.
— Один ученый человек сказал, что такое можно увидеть лишь у нас и нигде-нигде больше, — задумчиво произнесла девочка. — Так вот: это все мое. Нравится?
— Ты самая богатая девочка в мире.
— Самая богатая? — переспросила она и, осмотрев весь этот прекрасный, яркий, солнечный мир, лежащий сейчас у их ног, с королевской щедростью произнесла: — Дарю. Теперь это все и твое тоже.
Схватив куртку и размахивая ею над головой, она побежала по крутому склону вниз. Туманные дымы еще поднимались с земли, девочка бежала среди них, и дымы крутились на месте, и изгибались, будто в фантастическом танце.
Медленно, не в силах оторвать взгляда от живописной картины, Волков пошел вниз. Просто не верилось, что совсем рядом, за перевалом, дует пронизывающий ветер, что ползут там над землей угрюмые тучи, роняющие на камни и траву холодную влагу.
На пустынном берегу
— Опоздали! — выкрикнула Алька, когда они остановились на узкой вершине ребристого мыса, врезающегося в океан.
Опоздали? Куда? Можно опоздать в кино, в театр, ну на поезд, в конце концов, но куда можно опоздать тут? Волков осмотрелся. Океан, как большой синий зверь, ворочался у берегов острова; пенный водопад срывался со скалистой стены; каменный мыс, на котором они сидели сейчас, сверху был покрыт густой, шевелящейся от ветра травой, множество крупных желтых цветов, которые так были похожи сверху на осколки солнца, усыпали обрывистые откосы.
— Лены уже тут нет? — догадался Волков.
— Прилив, — объяснила девочка, срывая цветы. — К пещере нам через непропуск не подойти. Ладно, побежали, может, еще и успеем.
Сунув букет за ворот рубашки, хватаясь руками за траву, она начала быстро спускаться к океану, до которого было еще метров шестьдесят. Волков с опаской поглядел на обрывистый, заваленный обломками камней склон. Вот!.. Тяжелый камень выскользнул из-под ноги девочки и, увлекая другие камни, поскакал вниз. Алька замерла, распластавшись на склоне, потом большими прыжками побежала к океану… Через несколько минут и Волков, преодолев неприятный склон, с облегчением опустился на бревно. Засмеявшись, Алька повела глазами куда-то за его спину, и Волков обернулся: на соседнем бревне лежал песец и сонно жмурил глаза.
— Это Ванька, — сказала девочка. — Вань, мы к тебе в гости. Можно?
Зевнув, Ванька потянулся и направился к девочке. Та кинула ему твердую, как фанера, галету. Звонко хрупая, Ванька сжевал ее и, вспрыгнув на бревно, свернулся по-кошачьи клубком.
— Ладно, рассиживаться некогда, — сказала девочка. — Есть тут по самому низу мыса узенький карнизик над водой. Уж и не знаю, пройдете вы по нему или нет.
— Когда мне было даже меньше лет, чем тебе сейчас, я на пятый этаж дома по водосточной трубе забирался, — похвастался Волков. — Я был хилый, малокровный, но упрямый и цепкий. Знаешь, я был чемпионом лазания по трубам.
— Ну тогда другое дело. Тогда вам карнизик — тьфу! Пошли.
Алька начала прыгать с одного бревна на другое; их тут много океан навыбрасывал, потом заскакала по камням. Волков старался не отстать от нее. На бегу он осматривался: лайда узкая, обрывистые стены скал; бревна, доски, бочки… А вон и шлюпка разбитая лежит. Что за шлюпка? Взглянуть бы.
