Мария Винкман - Это было в горах
Тяжелый удар
В лагерь поисковиков Нуклай вернулся быстрее, чем его ждали. Вернулся не один.
— Вот вам и пополнение, Лидия Петровна, — сказал он, показывая на пятерку крепышей подростков.—Добровольцы из района. Орлы! Военкому покоя не давали: на фронт просились. А когда с ними поговорили по душам, к вам запросились. Поняли, что здесь больше пользы принесут. Правильно я говорю, ребята?
— Правильно! — загудели все вокруг.
С Димкой Нуклай поздоровался по-отцовски нежно. Но было в выражении его лица что-то такое, что заставило сердце подростка тревожно дрогнуть.
Бригадир потрепал Димку по плечу и направился вместе с Лидией Петровной в палатку. О чем они говорили наедине, мальчик не мог догадаться, но, когда они вышли из палатки с кипой газет и писем, Дима по их лицам понял, что случилось какое-то большое, непоправимое несчастье.
— Почта! — воскликнула Светлана, бросаясь навстречу Лидии Петровне. — Что нового в газетах? Как на фронте? А письма есть?
— Есть, Светланочка, вот…
— Ой, да это из госпиталя! — вскрикнула девушка, торопливо вскрывая конверт. — Не забыли. Ух, сколько подписей!
— А мне есть? — спросил Борис.
— Целых два. Из дому?
— Да, от мамы…
Борис и Светлана отошли к костру. Куда-то исчезли и, Володя с Леонтьичем, которым Нуклай коротко бросил несколько слов на родном языке.
Димка не понял, что сказал его новый друг, но сердце подростка снова учащенно забилось.
— А мне… ничего нет? — спросил он наконец.
— Есть, Дима, сообщение, — нетвердо сказал Нуклай.
— Сообщение? Отец…
— Да, Дима. Погиб. Погиб честно, как солдат. И посмертно награжден орденом Ленина.
Подросток невидящим взглядом посмотрел на Лидию Петровну, на Нуклая и бросился в лес.
— Пусть побудет один. Это ему сейчас необходимо, — долетели до него слова Нуклая.
Забившись в молодой кедрач, Димка уткнулся лицом в сырой мох и разрыдался.
— Отомщу! Все равно отомщу… все равно, — бессвязно выкрикивал он, стараясь собраться с мыслями.
А мысли — как спутанный клубок, и перед глазами неотступно стоит самое близкое, самое дорогое на свете лицо, которого он больше никогда не увидит…
Вот оно совсем рядом, только через стол, — сосредоточенное, строгое, бледное. Губы упрямо подобраны, брови сдвинуты.
А знакомое лицо уже расплылось, и мальчик видит только широкую отцовскую спину. Как во сне слышит мерное поскрипывание лыж. Отец идет, будто совсем: не спеша, но Димка то и дело сбивается с шагу и отстает.
— А ты ровнее дыши, сынок, — говорит отец, не оглядываясь. — Физкультура требует прежде всего правильного дыхания и полного спокойствия.
…Димка приподнялся на локтях, машинально стряхнул со лба прилипшие стебли мха. И снова слышит ласковый, на этот раз чуть-чуть насмешливый голос отца:
— Так, сынок, в волейбол не играют. Ты хочешь обязательно, сам ударить и мажешь. А ты умей вовремя передать мяч другому. Ты же не один, а в команде. И помни, что с дружной командой никогда не проиграешь.
Затем Димка видит отца совсем молодого, веселого, каким он снят на фотографии, рядом с мамой. Мальчик каждый вечер, перед тем как уснуть, подолгу смотрел на эту карточку и очень любил отцовские рассказы о партизанском прошлом. «Твоя мать ушла к партизанам, — не раз повторял отец, собираясь на фронт, — когда ей было почти столько же лет, сколько тебе сейчас. Гордись своей матерью и никогда не забывай ее».
— А я? — с горечью спросил Димка сам себя. — А я что сделал?
— Открыл месторождение ртути, — раздался над головой знакомый певучий голос.
Димка растерянно повернулся. Когда Нуклай успел подойти и как мог угадать его мысли? Подросток даже не заметил, что говорил вслух.
— А открыть такое месторождение — это все равно, что выиграть крупное сражение.
— Но я ничего еще не открыл…
— Ну, если не открыл сегодня, так откроешь завтра, — спокойно ответил Карамаев, опускаясь на корточки около подростка.
— Я поеду на фронт, Нуклай.
— Понимаю. Сегодня и я на твоем месте сказал бы то же. Но только сгоряча. А потом подумал бы: я должен быть там, куда меня послала партия, куда меня народ послал. А партия и народ, Димитрий, лучше нас с тобой знают, где мы будем полезнее. Ты хочешь отомстить за отца? Понимаю. И целиком с тобою согласен. Больше скажу… ты обязан отомстить. Но как? Во-первых, враги есть и в тылу. Здесь, они даже опаснее. Опаснее потому, что действуют скрытно, исподтишка, и навредить могут там, где никто не ожидает. Такого врага не сразу увидишь. Помнишь, о чем мы с тобой говорили?
Димка понимающе взглянул на Нуклая и строго сдвинул брови.
— Так вот! А во-вторых, врагу можно мстить не только с оружием в руках. Наши люди мстят ему и у станка, и на колхозном поле, и здесь вот, в тайге, на разведке. Да и подумай, что получилось бы, если бы все отправились на фронт, — а советские люди все готовы отправиться… Кто бы стал отливать пушки, делать снаряды, строить самолеты, танки, добывать железо, марганец, ртуть? Кто стал бы кормить армию? Так-то, мой друг… И, наконец, неужели ты, Димитрий Лунев, можешь со спокойной совестью бросить в такое тяжелое время отряд? Да ведь у Лидии Петровны сейчас не то, что каждая рука, а каждый ваш палец на учете! Можешь?
Димка поднял голову и еще раз строго, по-отцовски нахмурился.
— Нет, не могу.
И он как взрослый протянул Нуклаю худенькую руку.
— Правильно! Я так и думал, — сказал бригадир.
На новые места
Караван двигался медленно, будто ощупью. Давно заброшенная тропа успела зарасти густыми, в рост человека травами, цепким кустарником, кое-где была завалена буреломом. В таких местах Нуклай, шагавший впереди отряда, останавливался, отстегивал от седла топор и вместе с ребятами начинал врубаться в чащу.
Димка работал с таким самозабвением, что Лидии Петровне хотелось остановить его. Но, отлично понимая душевное состояние подростка, она только вздыхала.
Борис, не отстававший от товарища, тоже не раз порывался заговорить с ним и тоже никак не мог решиться на это. Только когда Димка окончательно выбился из сил, Борис, отирая потное лицо, нерешительно предложил:
— Давай, Дима, отдохнем. Не могу больше.
Тот согласился, и они присели на трухлявый ствол поваленного бурей кедра.
— Знаешь, Дима… ты на меня, пожалуйста, не сердись…
— За что?
— Ну за то… когда мы… поссорились. Помнишь? Здорово нехорошо получилось…
— Это верно, что получилось нехорошо… Только за что же сердиться? Первый-то я начал… И что у меня за характер дурацкий! Никак не могу воспитать…
— И воспитывать нечего, Дима, — убежденно ответил Борис — Хороший у тебя характер. Твердый. А вот мне до сих пор стыдно. Дезертировать хотел… матери пожаловался… Фу, как противно!
— Ничего, Боря. Ты же теперь не уедешь? Борис даже привскочил на месте.
— Даю тебе честное слово, как комсомолец… До упаду буду работать… Круглые сутки, если понадобится.
— Вот это правильно! — оживился Димка. — Я было тоже… давеча утром… Да вовремя Нуклай подошел. Нам с тобой бросить Лидию Петровну никак нельзя.
— Ни в коем случае! На четвереньках доползем до ртути!
— Руку!
Приятели, схватив топоры, бросились догонять Нуклая. Кроме них, помогать бригадиру некому: Володя и пятеро подростков-добровольцев остались со Светланой.
…На водораздельный хребет отряд поднялся уже затемно.
— Сто-ой! — раздалась протяжная команда Нуклая.
На самом хребте было светлее. Среди камней виднелся жалкий остов старой юрты, о которой Нуклай говорил еще утром.
Вокруг юрты тускло блестели каменные плиты. Немного дальше и ниже, за еле различимыми зубцами кедров в непроглядном мраке лежала таинственная Долина Смерти.
— Тут и остановимся! — продолжал командовать Нуклай. — Леонтьич, гони сюда лошадей и разводи костер А мы будем снимать вьюки.
Отряд рассыпался вокруг юрты, и через несколько минут лагерь был уже разбит. Около палатки, шипя и потрескивая, пылал костер. Лидия Петровна развязывала мешок с продуктами.
Нуклай загремел ведрами.
— Леонтьич, ты не вспомнишь, где тут ключик выбегал?
— Забыл, Нуклай, совсем забыл…
— Ну, ничего, найдем как-нибудь.
— А мне можно с вами? — подскочил Димка.
— Конечно, можно. Веселее будет.
Подойдя к невысокому обрыву, под которым скорее угадывалась, чем виднелась притихшая к ночи тайга, Нуклай и его спутник остановились. Из широкой горной расселины медленно выбиралась луна, легкая, как будто совсем невесомая. И в ту же минуту со всех сторон из темноты выступили причудливо нарядные хребты, голубоватые в лунном свете вершины и редкие крылатые облака над ними… И чем яснее вырисовывались горы, тем загадочнее казалась распластанная под ногами разведчиков Долина Смерти.
