Зюзюка и Бебека… Блюк, Блюк.. Продолжение книги МОИ ВЫВИХНУТЫЕ УШИ - Дмитрий Андреевич Соловьев
— У меня мама тоже дворянка! — поделился с ним Кузя, — И папа дворянин! Его, знаешь, как все уважительно называли!? — ДВОРТЕРЬЕР! А маму уменьшительно — дворняжкой! Только вот не знаю, где они теперь! С ранних лет меня отдали на воспитание в другой дом. Меня там много чему обучали, и жрачка была хорошей, и хозяин не дрался! Да вот уехал куда-то в больницу.
— Эмигрировал, значит! — покачал головой похожий на здоровенную сардельку, бассет, по имени Бася. — Сейчас время такое! Все эмигрируют!
— Вот твой в больницу эмигрировал, а мой на Канары! Все мне за ухом чесал — Бася, Басечка, любименький песик! А как паспорт заграничный получил, тут же слинял! Оставил меня бабке полоумной, вроде бы и не выкинул! А та совсем без мозгов, сама не помнит, сколько ей лет, как ее зовут и когда ела. То двадцать раз на день меня накормит, то три дня в постели лежит, горшком звенит, губами шлепает. Ужас!!
— Ну, я терпел ее, терпел, а когда она меня с колбасой перепутала, я не выдержал! Ушел!
— Как она там без меня? Жива ли?
***
Вот в таких беседах беззаботно протекала жизнь Кузи. Вместе попрошайничали, вместе загоняли ненавистных кошек на деревья, вместе носились друг за дружкой в щенячьем восторге и трескали кукурузные огрызки, найденные на пляже.
Здесь-то он и познакомился на свою голову с семейной парой.
Как-то, наплававшись за бросаемой мальчишками палочкой, он, с удовольствием отряхнувшись над взвизгнувшей под тучей брызг дамой, стал как сумасшедший носиться кругами по берегу.
Камешки так и летели у него из под задних лап. На душе было ужасно весело, и он, набегавшись, шел и во всю зубастую пасть улыбался пляжникам.
Преодолевая приятную усталость, он собирался пополдничать, перекусить на ближайшей помойке, когда вдруг услышал над собой чуть капризный мальчишеский голос: — Мама, я хочу такую собаку!
Услышал! И сердце замерло от счастья!
Вот он, миг! Вот мечта любой, самой сытой дворовой собаки! Мечта по дому! Мечта по ласке!
— Усыновят! Раз мальчик просит, точно усыновят! — решил Кузя и просто залился счастливым, радостным лаем! Завилял хвостом! Заулыбался голливудской улыбкой! Запросил глазами!
Но мама молчала!!
— Неужели мама будет против!? — удивился Кузя, на опыте зная, что маленькие мальчики крутят своими родителями (особенно мамами) как хотят.
Но мама была не против! И папа тоже!
И вот, гордый от счастья, Кузя шествует вместе с ними к деревянному домику у моря. Здесь его моют пахучим шампунем, а маленький мальчик прижимает его к своему голому теплому животу: — Хороший ты мой Рексик!
Кузе все равно, как его назовет этот замечательный мальчик, и он благодарно лизнул его в нос. А мальчик, засмеявшись, не отвернулся, не отстранился, еще крепче обняв его!
— Какой смешной! Какой лохматый и ушастый! — обернулся он к родителям, ласково теребя Кузины уши.
Кузя пребывал на верху блаженства! Он даже на время позабыл о своих друзьях, так ему стало хорошо и уютно в этой атмосфере любви.
***
Дни проносились незаметно, так же незаметно крепла дружба между щенком и мальчиком. Это не было мимолетным увлечением, когда собака на время становится интересной живой игрушкой. Это была крепкая настоящая дружба, которая будила в мальчике и щенке лучшие чувства, зарождая для будущего самые хорошие качества.
Словно хвостик, следовал Кузя за своим кумиром. Ради него он, не задумываясь, совершил бы любой подвиг! Лишь бы снова увидеть эту белозубую улыбку, услышать его ласковый голос. Ничто не нарушало его хорошее настроение, кроме все более неотступной мысли о своих друзьях.
И вот однажды родители оставили мальчика одного.
— Смотри, не купайся, — строго предупредили они его.
— Хорошо! — сказал тот с готовностью, но стоило им выйти за порог, как тот, скинув шорты, натянул на себя плавки.
Этот день был их двоих.
Вначале мальчик прыгал на волнах, а Кузя, с тревогой глядя на его маленькое, смуглое, хрупкое тело, беспокойно бегал вдоль берега, облаивая особенно большие волны.
— Боишься? — смеялся мальчик, подъезжая к нему на пенящемся прибое, но Кузя за себя нисколечко не боялся.
Снова и снова он следил за смуглой фигуркой, которая то появлялась, то исчезала в грозно шуршащей, клокочущей пенной воде.
Ему было непонятно, зачем мальчик вновь и вновь запрыгивает на волну, чему смеется и радуется, лежа на мокром песке в ожидании надвигающейся на него гигантской волны.
Один раз эта волна особенно яростно набросилась на мальчика, подняв и закрутив его в своем водовороте, она швырнула его на дно.
И тогда Кузя, не выдержав, ринулся в этот водоворот, где мгновение назад была видна голова мальчика, и, найдя его в ворчащей пене, схватил зубами за синие плавки и что есть сил потянул к спасительному берегу.
Мальчик не сопротивлялся. Он, только морщась, поднялся на ноги и, потирая ушибленный бок, прихрамывая, побежал от настигающей его новой волны.
Здесь, у самой границы прибоя, пена лишь ласково щекотала ему ступни. Теплая и нежная, она обнимала его за щиколотки и, словно извиняясь, звала мальчика с собой: — Пойдем! Поиграем еще в волнах! Ведь я не нарочно! Ведь я не хотела.
Но Кузя не доверял этой хитрой пене и яростно лаял на нее: — Уходи! Не трогай моего хозяина!
— Хороший мой песик! — поблагодарил его мальчик, растянувшись на жарком от солнца полотенце. — Спасал меня!? Значит, любишь! И я тебя люблю! Полюбил сразу, как только увидел!
Кузя от избытка чувств повизгивал, бил хвостом и слушал дальше.
— Вот привезу тебя в Москву, это большой такой город, как десять твоих Сочи. Будешь жить у нас в квартире на четвертом этаже, спать на мягкой подстилке, а когда родителей не будет дома, то на их диване. Кормить я тебя буду одними конфетами, тортами и пирожными. В игры разные научу играть. Вот, к примеру, спрячу я сейчас свою футболку, а ты найдешь. Слабо!? — и мальчик, показав Кузе язык, побежал к двухэтажному деревянному домику.
— Кузя, поняв, что начинается новая игра, помчался за ним вприпрыжку, высунув до отказа язык и дурашливо тряся ушами. Играть Кузя любил больше всего на свете, и с радостным лаем он взлетел по винтовой лестнице на верхний этаж.
Распахнув дверь, они наперегонки бросились к висевшей на спинке стула
