Тоня Шипулина - Тайна ведьмы Урсулы
Юсинь понятия не имела, есть ли в её плане хотя бы капля разумности, но сейчас он превратился для неё в единственный спасительный ключ. И она собиралась проверить, подойдёт ли он к нужному замку. Юсинь хотелось верить, что она угадала, – ведь разве зловещая Навья не утверждала, что в ней «есть сила ведьмы», и разве сама Юся не убедилась, что это вполне похоже на правду? К тому же Юсинь плохо верится в то, что Урсула выкрала её в помощницы за одно родство.
Отчего же ей не попытаться всего один раз воззвать к своей внутренней, потаённой силе, если такая имеется?
Юся высыпала муку на стол, добавила воду, соль, перец и принялась замешивать тесто, громко повторяя слова, произнесённые однажды Урсулой. Удивительно, но Юсинь помнила их так хорошо, словно услышала только что.
– З-заберёшь в-всю злость и за-зависть, всю б-боль и с-страх, – произносила Юсинь с чувством, раскатывая из небольшого кусочка податливого теста шарик, – за-защитишь от чёрных м-мыслей, от жа-жадных и т-трусливых, убережёшь от в-всякой хвори и будешь с-съеден собаками, ч-чтобы согреть и утолить их г-голод. За-закрываю свой уговор на з-замок. К-ключи от н-него навеки у м-меня останутся. С-слово м-моё непоколебимо!
Юся сделала ударение на слове «непоколебимо», стараясь не запнуться. А ещё представила, что ставит на получившемся колобке сургучную печать.
Шарик из теста вышел гладким и упругим, умещался Юсинь в ладонь.
Юся протянула Рыське результат своего труда, тот сунул мордочку в руку, понюхал, бодро и громко мяукнул, что девочка расценила как одобрение. А ещё Юсинь померещилось, что вокруг шарика образовался едва заметный светящийся розовый ореол. Возможно, это был самообман, а может быть, и чистая правда. Ей не терпелось выяснить, получится ли у неё довести задуманное до конца. В последний раз размяв колобок, Юсинь разделила его на две равные части, затем раскатала из них две широкие полоски и сунула в горячую Печь.
* * *Через полчаса Юся уже сидела с подрумянившимся тестом на Урсулиной кровати. Она уложила один кусок ведьме на лоб– так, словно прикладывала к горячей голове холодный компресс. Другую полоску, поразмыслив, разместила под воротом платья, чуть выше сердца.
Юсинь надеялась, что самодельное «лекарство» сумеет хотя бы ослабить хватку Урсулиной болезни. Пусть на время, но ведьма придёт в себя, а дальше сама придумает, как ей вылечиться.
– П-пожалуйста! Н-ну, п-пожалуйста! – простонала Юся и поправила на лбу Урсулы полоску. Развернув кресло лицом к ведьме, она забралась в него с ногами и стала ждать.
* * *Ожидание чуда– тяжёлая работа, и Юсинь, устав от неё, задремала. На неё уже стали спускаться лёгкие, как белые одуванчики, сны. Юсе снова снились Матохи. Их было много, и они кружились вокруг неё светящимися шариками. Одни подлетали к самому Юсиному носу, другие кружили над головой, от чего волосы наэлектризовывались. А один жук, желая стать особенным, уселся на плечо. Юся потянулась к нему рукой, и на этот раз он позволил погладить свои золотые крылья. Гладкие и прохладные, словно фарфор.
Юсинь улыбнулась и проснулась от того, что Рыська вскочил на колени. Юсинь встряхнула головой, сбросила с себя остатки сна и осторожно открыла глаза– она действительно верила, что сейчас увидит перед собой очнувшуюся Урсулу. Но чуда не произошло. Ведьма неподвижно лежала на кровати. Как кукла. Она почти не дышала– она была почти мертва.
«Что я сделала не так? – чуть не заплакала Юся. – Что-то не так со мной или с заклинанием?»
С отрешённым видом поднявшись с кресла, Юсинь подошла к кровати, сняла с Урсулы полоски теста и с тяжёлым вздохом скомкала их в руках. Крошки посыпались на пол, и очутившийся под ногами Рыська попытался слизать их. Юсинь сердито махнула на кота рукой.
– Т-ты ч-чего, р-разве собака? Н-нельзя это есть– с-сам ведь знаешь!
Рыська сделал недовольный круг хвостом и отошёл в сторону, а Юсю вдруг озарило. Если нельзя укутать больного в заговоренное тесто целиком, а прикладывания не помогают, может, стоит попробовать изменить заклинание и накормить им Урсулу?
Не медля ни секунды, Юсинь опять кинулась в погреб. Во второй раз, сотворив из муки, воды и перца колобок, она громко произнесла:
– З-заберёшь в-всю з-злость и за-зависть, всю б-боль и с-страх, защитишь от чёрных м-мыслей, от жадных и трусливых, п-подаришь н-надежду, убережешь от в-всякой х-хвори, п-продлишь жизнь, даруешь с-силу. За-закрываю с-свой уговор на з-замок. К-ключи от н-него навеки у м-меня останутся. С-слово м-моё непоколебимо!
Юсинь перекроила заклинание, словно платье, ставшее тесным. Она добавила несколько новых формулировок и выкинула из него ту часть, которая касалась собак. Больше эти слова были ни к чему.
Снова усевшись рядом с ведьмой, Юся принялась отламывать от тёплого, хранящего в себе новое заклинание колобка крохотные кусочки и с аккуратностью врача помещать их Урсуле под язык.
Заговор
Сын спал в колыбели туго запелёнатый. Так наказывала Урсуле мама– меньше кричит, не пугается своих вздрагивающих ручек и ножек, не царапает себе личико.
Урсула любила мать, и ей не хотелось огорчать её, особенно в час тяжелой болезни. Она и так слишком часто расстраивала её в детстве своими разговорами о духах, которые то и дело заглядывали к ней в песочницу поболтать о том о сём. Урсула почти смирилась с тем, что ей придётся вечно помалкивать о своём умении двигать взглядом мелкие предметы, угадывать ещё не произошедшие события, залечивать прикосновением раны; как на рентгене, видеть в людях червоточины зарождающихся недугов. Вот и мамину болезнь Урсула заметила, когда хворь ещё только приноравливалась, искала лазейки и слабые места. Урсула пыталась разговаривать о болезни с матерью, но всякий раз оставалась неуслышанной.
И вот сейчас на неё обрушилось небо, потому что невозможно одновременно радоваться рождению сына, оплакивать тяжёлый мамин недуг и горевать о пришедшем накануне известии о скоропостижной смерти далёкого, незнакомого отца.
Ребёнок в колыбели закряхтел, заворочался, покраснел и сорвался в отчаянный крик. Мальчик кричал от голода, потому что у Урсулы пропало молоко. Она пробовала вернуть его– приготовила и выпила все известные ей целебные отвары, не отнимала сына от груди в надежде, что молоко вот-вот придёт. Но всё было напрасно.
Ребёнок кричал и кричал, не переставая, Урсула подошла, взяла его на руки, села с ним на диван.
– Ну что же ты, моё золотце, – прошептала она, держа наготове бутылку со специальной смесью. – Животик болит, да? На коровьем молоке будет болеть, но ведь чем-то я должна тебя кормить, правда? Так что ты уж не сердись на меня, мой хороший. Не сердись, – Урсула отодвинула налезшую на подбородок ребёнка пелёнку и сунула в надрывающийся беззубый ротик бутылочку. Сын жадно вцепился в соску, часто зачмокал и вдруг выплюнул её и снова закричал.
– Да что мне делать-то? – чуть не заплакала Урсула.
– Заговор сделай, – сказал кто-то совсем тихо.
Урсула подняла глаза. Возле окна стояла тощая женщина с огромной копной серых спутанных волос на голове. Она суетливо переступала с ноги на ногу, впалые глаза её бегали.
Урсула почти не удивилась. Она знала, что в квартире обитает какая-то безвредная неуловимая нечисть. Но ей никак не удавалось зацепить существо взглядом, и привычка заталкивать свои «видения» в самую глубь себя взяла верх.
– Кто ты? – спокойно спросила Урсула. – Зачем в моём доме?
– Ничка я, – улыбнулась женщина, закружилась вокруг себя и затараторила – Обыкновенная Ничка. В дом худо не впускаю, шалю иногда по мелочам, вещи могу мелкие спрятать, но потом всегда возвращаю. Всегда возвращаю! А ты, раз ведьма, чего заговор на молоко не сделаешь, простой ведь совсем, даже неумёха справится?!
– Заговор? – переспросила Урсула, покачивая на руках сына, продолжавшего надрывно орать. – Никогда ни одного заговора не делала. Да и не ведьма я.
– Ну как же не делала? – Ничка всплеснула тощими руками. – А с цветами на подоконнике разговаривала, чтобы росли и не вяли? Разговаривала! А голубей под окном убеждала не квохтать шумно, чтобы ребёнка не будили? Убеждала!
– Ну и что? – удивилась Урсула.
– Так это почти заговор и есть, – Ничка снова закружилась. – Дай ребёнку грудь и уговаривай молоко, чтобы пришло. Слово ведьмино, оно непоколебимо, знаешь?
Урсула наклонилась к сыну, с нежностью посмотрела на его маленькое красное личико.
– Это что ж, мне с самой собой разговаривать?
– Разговаривать с собой легче, чем с другими, – ответила Ничка через паузу. – Молоко-то вернётся– заговорить его несложно. А вот, чтобы муж не ушёл от тебя навсегда да сын, чуть повзрослев, не повторил его поступок, – невозможно такое… Не бывать такому. «Ведьмино проклятие» ведь любви сильнее, слышала?
